Иаков Стюарт - Из шотландской поэзии XVI-XIX вв. (антология)
Третье послание Дж. Лапрейку
О Джонни, будь без перерыва
Здоров и счастлив — речь не лжива;
Теперь, когда поспела нива —
Усердно жни,
И пей с устатку вдоволь пива
Во всяки дни.
Да не осмелится Борей
Снести снопы с твоих полей,
Метнуть на вереск и пырей!
Спеши на ток,
И все до зернышка скорей
Ссыпай в мешок.
О том же и моя забота —
Но ливнем прервана работа,
А мне писать пришла охота
Уже давно.
Авось, дождется обмолота
Мое зерно!
Я задолжал тебе, когда ты
В письме без подписи, без даты
Твердил: попы не виноваты,
Умерь-ка пыл —
И адской ругани ушаты
На друга лил.
Да пусть с амвона мелют гиль —
Давай споем о дружбе! Иль
Ты ждешь — когда, взметая пыль,
Примчит Камена?
Виноторговка да бутыль —
Вот ей замена.
Я друг тебе, и друг до гроба.
А не мила моя особа —
Давай, дружище, клюкнем оба
Лицом к лицу:
Минутная минует злоба,
Придет к концу.
Когда окончится страда,
Когда в хлева уйдут стада,
Когда высокая скирда
Украсит двор,
Я загляну к тебе тогда —
Залить раздор.
Любезные Каменам зелья
В разгаре сладкого похмелья
Опять подарят нам веселья
Былых годин…
Не тридцать нам, как мнил досель я —
Двадцать один!
Но снова солнце — в облаках,
И вихри подымают прах.
Колосья, что стоят в снопах,
Бегу спасти я!
Подписываюсь впопыхах:
Твой Роб-Вития.
Послание к г-ну Мак-Адаму, владетелю поместья Крэйген-Гиллан, в ответ на любезное письмо, адресованное мне в начале поэтического моего пути
Письмо за чаркою винца
Я прочитал, милорд.
— Глядите, кто признал Певца! —
Я крикнул, рад и горд.
Коль хвалит Крэйген-Гиллан сам —
Иду, бесспорно, в гору!
И шлю теперь ко всем чертям
Тупиц убогих свору!
Вы благи родом, и весьма
Сужденья ваши благи;
Хвала высокого ума
Мне придала отваги.
Зоилы, рухните во прах:
Я — Македонский Сэнди!
Стою на собственных ногах —
Доколь не клюкну брэнди.
А коль на званый ужин вдруг
Донесть не могут ноги,
Ячменный хлеб жую, и лук,
Присевши у дороги…
Продли Господь на много лет
Благополучье ваше
И дочек ваших, коих нет,
Мне говорили, краше!
А ваш наследник молодой —
Скажу, не привирая, —
Седой украшен бородой,
Составит гордость края.
Девица Мэг
Девица Мэг решила прясть
Под вересковым под кустом;
А Дункан Дэвисон за ней
В пылу пустился озорном —
Чтоб честью честь рядком присесть,
И побеседовать ладком.
Но пареньку пробить башку
Грозится Мэг веретеном.
Они сам-друг бегут на луг,
Там речка блещет серебром;
И молвит Мэг, ступив на брег:
— Любезнейший, отстань добром!
Клянется Дункан: «Все равно
Стоять нам завтра под венцом!»
И в воду Мэг веретено
Метнула, сжалясь над юнцом.
«Гляди, красотка, веселей:
Мы сладим дом, уютный дом.
По-королевски там, ей-ей,
Вдвоем с тобою заживем!»
Коль в битве смел — пребудешь цел,
Коли не хром — не свалит ром,
А коль целуешь от души —
Лететь не будешь кувырком.
На посещение полуразрушенного королевского дворца в Стирлинге
Великих Стюартов смели
С престола их родной земли.
Дворец их нынче — тлен и прах,
И скипетр их — в чужих руках.
В могиле Стюарты лежат…
И нами столько лет подряд
Подлейший помыкает сброд,
А на престоле — идиот!
Чем лучше знаешь эту дрянь,
Тем крепче изрыгаешь брань.
Мохлинская свадьба
(Отрывок)
1 Был восемьдесят пятый год,
А месяц был восьмой —
Когда обломный ливень льет
И гонит нас домой.
Тут Миллер, всем купцам купец, —
Не ровня голытьбе! —
Решил жениться, наконец,
На деньгах Нэнси Б. —
Назначен день!
2 Почиет мирный Блэксайдин,
Светлеет свод небес…
Но, вставши враз, уж битый час
Хлопочут Нелл{*} и Бэсс!
Горяч утюг — везде вокруг
Разбросано белье…
Но Муза молвит: «Здесь, мой друг,
Уйми перо свое
В подобный день!»
3 Напишем так: расстегнут лиф,
Распущены шнуры…
Ох, чувствую стыда прилив,
И смолкну до поры.
А впрочем, нет! К чему корсет,
Коль талия тонка?
Я буду смел: и Бэсс, и Нелл —
· · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · ·
[Не записал последних строк вовремя,
а нынче подводит память. — Бернс.]
4 Чепец порхнул на ближний стул,
А сброшенный халат
У белых ног девичьих лег…
Но мне молчать велят!
Хотел бы грудь упомянуть —
Увы, боюсь беды,
Мирской хулы! Но сколь белы
Мощнейшие зады
Нежнейших дев!
5 Пусть кучер пьян — да прям и строг:
Ему девиц везти.
Одно скажу: помилуй Бог
Обеих по пути!
Поедет с ними Джонни Трот —
Достойнейший старик:
И в рот спиртного не берет,
И пудрит свой парик
Он что ни день <…>.
Гэвин Тернбэлл
(ок. 1765 — не ранее 1808)
Элегия на кончину именитого философа
Хвалить живых не стану впредь —
Лишь мертвым должно славу петь!
Поникни, Смерть, покайся! — ведь,
Тобой сражен,
Достойнейший червям во снедь
Достался Джон!
Ты губишь, всех и вся круша,
И рыцаря, и торгаша,
И старика, и малыша,
Мужей и жен…
Наука! Где твоя душа?
Скончался Джон.
О Смерть! Несмысленный упырь,
Косящий всех и вдаль, и вширь!
Сколь дивно разумел цифирь
Покойный Джон!
Наука! Нынче ты — пустырь:
Ведь помер он!
О Смерть! Сразила, словно пса,
Треклятая твоя коса
Того, кто славно словеса
Был плесть учен!
Наука! Где твоя краса?
Ох, помер Джон.
Он созерцал за годом год
Ночных светил круговорот,
Он постигал небесный свод
Со всех сторон.
Горюй, наука! Плачь, народ:
Загнулся Джон!
Он утверждал за часом час,
Нещадно возвышая глас,
Что Ньютон — сущий свинопас,
И что должон
Сие признать любой из нас.
О, мудрый Джон!
Непревзойденный богослов,
К Писанию он был суров —
И повторял, подъемля рев,
Что искажен
Безбожным сборищем ослов
Святой закон.
А если возражал ханжа,
То Джон, от ярости дрожа,
Переть на лезвие ножа
Иль на рожон
Готов был — Богу в сторожа
Стремился Джон!
Он, истины апологет,
Вещал: безумен целый свет!
И вот, угас во цвете лет…
И слышно стон
Всеместный: Джона больше нет!
Загнулся Джон.
Сэмюэл Томсон
(1766–1816)
Послание к Роберту Бернсу{*}
Певец шотландский! Чем венчать
Создателя таких творений,
Коль Феба самого печать
Легла на твой волшебный гений?
От Музы видя лишь добро,
Ты стал ее вернейшим другом!
Возможет ли мое перо
Воздать поэту по заслугам?
Да, Рэмси резво плел стихи —
Но был небрежен, хоть задорен.
У Бернса — меньше шелухи,
А полновесных больше зерен.
О, ты Горацию сродни!
Тобой воспетых не забудем
Собак разумных — как они
Беседуют, подобно людям!
А вместо лиры взяв свирель,
Проказлив ты в стихах и прыток!
О, как ты славишь пенный эль,
И виски — древний ваш напиток!
Цена притворной вере — грош!
Порой придешь под своды храма —
И вспомнишь, как тупых святош
Ты заставлял сгорать со срама!
А как строкой стегал сплеча
Ты эскулапа-коновала!
Встречаю в городе врача —
И за три обхожу квартала…
Воспел ты Праздник Всех Святых
В селе беспечном и веселом:
Резвись, ребята! Передых
Неведом до рассвета селам!
Со мной — Вергилий и Гомер,
Гораций, Спенсер, Драйден, Гэй,
И Мильтон — мудрости пример! —
И Томсон, Голдсмит, Шенстон, Грэй…
Но ты — им ровня и собрат!
Я чту поэта-исполина,
И с «Энеидой» ставлю в ряд
«Субботний вечер селянина»!
Берешь ты всех навеки в плен:
Не скроются под слоем пыли
На книжной полке твой Тэм Глен
И твой беспутный, буйный Вилли!
Безукоризненно творишь!
Не на живую сшиты нитку
Стихи про полевую мышь
И луговую маргаритку.
«Прощайте!» — молвишь ты лесам
Шотландским, и холмам, и долам…
Скорблю с тобою вместе сам —
Сочувственным внимай глаголам!
Я — словно верная жена,
Что лишь и мыслит о супруге…
Эх, выпить бы вдвоем вина
В твоем краю, в твоей округе!
Да путь не близок, и не скор:
Меж нами бурные пучины,
И кручи неприступных гор —
Ох, есть причины для кручины!
И все же, верю, грянет час
(Когда — угадывать не стану):
Сведет счастливый случай нас —
И вместе выпьем по стакану!
Не знай ни бед, ни передряг,
О Бард, любезный Вышним Силам!
Певец! Желаю вящих благ!
Твори усердно, с прежним пылом!
Когда ж душа покинет плоть —
Лети, как полноправный житель,
Туда, где издавна Господь
Своим певцам отвел обитель.
Александр Вильсон