Антология - Русские песни и романсы

Точно море в час прибоя,
Площадь Красная гудит.
Что за говор? что там против
Места лобного стоит?

Плаха черная далеко
От себя бросает тень…
Нет ни облачка на небе…
Блещут главы… Ясен день.

Ярко с неба светит солнце
На кремлёвские зубцы,
И вокруг высокой плахи
В два ряда стоят стрельцы.

Вот толпа заколыхалась, —
Проложил дорогу кнут:
Той дороженькой на площадь
Стеньку Разина ведут.

С головы казацкой сбриты
Кудри черные как смоль;
Но лица не изменили
Казни страх и пытки боль.

Так же мрачно и сурово,
Как и прежде, смотрит он, —
Перед ним былое время
Восстаёт, как яркий сон:

Дона тихого приволье,
Волги-матушки простор,
Где с судов больших и малых
Брал он с вольницей побор;

Как он с силою казацкой
Рыскал вихорем степным
И кичливое боярство
Трепетало перед ним.

Душит злоба удалого,
Жгёт огнём и давит грудь,
Но тяжёлые колодки
С ног не в силах он смахнуть.

С болью тяжкою оставил
В это утро он тюрьму:
Жаль не жизни, а свободы,
Жалко волюшки ему.

Не придётся Стеньке кликнуть
Клич казацкой голытьбе
И призвать её на помощь
С Дона тихого к себе.

Не удастся с этой силой
Силу ратную тряхнуть —
Воевод, бояр московских
В три погибели согнуть.

«Как под городом Симбирском,
Думу думает Степан, —
Рать казацкая побита,
Не побит лишь атаман.

Знать, уж долюшка такая,
Что на Дон казак бежал,
На родной своей сторонке
Во поиманье попал.

Не больна мне ёа обида,
Та истома не горька,
Что московские бояре
Заковали казака,

Что на помосте высоком
Поплачусь я головой
За разгульные потехи
С разудалой голытьбой.

Нет, мне та больна обида,
Мне горька истома та,
Что изменою, не правдой
Голова моя взята!

Вот сейчас на смертной плахе
Срубят голову мою,
И казацкой алой кровью
Чёрный помост я полью…

Ой ты, Дон ли мой родимый!
Волга-матушка река!
Помяните добрым словом
Атамана казака!..»

Вот и помост перед Стенькой…
Разин бровью не повёл.
И наверх он по ступеням
Бодрой поступью взошёл.

Поклонился он народу,
Помолился на собор…
И палач в рубахе красной
Высоко взмахнул топор…

«Ты прости, народ крещёный!
Ты прости-прощай, Москва!..»
И скатилась с плеч казацких
Удалая голова.

По посаду городскому,
Мимо рубленых хором,
Ходит Стенька кажный вечер,
Переряженный купцом.

Зазнобила атамана,
Отучила ото сна
Раскрасавица Алёна,
Чужемужняя жена.

Муж сидит в ряду гостином
Да алтынам счёт ведёт,
А жена одна скучает,
Тонко кружево плетёт.

Стенька ходит, речь заводит,
Не скупится на слова;
У Алёны сердце бьётся,
Не плетутся кружева.

«Полюбилась мне ты сразу,
Раскрасавица моя!
Либо лаской, либо силой,
А тебя добуду я!

Не удержат ретивого
Ни запоры, ни замки…
Люб тебе я али не люб.
Говори мне напрямки!»

На груди её высокой
Так и ходят ходенем
Перекатный крупный жемчуг
С золотистым янтарём.

Что ей молвить?.. Совесть зазрит
Слушать льстивые слова,
Страхом за сердце хватает,
Как в тумане голова…

«Уходи скорей отсюда! —
Шепчет молодцу она. —
Неравно старик вернется…
Чай, я — мужняя жена…

Нешто молено?» — «Эх, голубка,
Чем пугать меня нашла!..
Мне своей башки не жалко,
А его — куда ни шла!

Коль от дома прочь гоняешь,
Забеги через зады
В переулок, где разбиты
Виноградные сады…

Выйдешь, что ли?» — «Неуемный!
Говорю тебе — уйди!
Не гляди так смело в очи,
В грех великий не вводи!..»

— «Ну, коль этак, — молвит Стенька,
Так на чью-нибудь беду,
Я, непрошеный, сегодня
Ночью сам к тебе приду!»

Отошёл, остановился,
Глянул раз, пообождал,
Шапку на ухе поправил,
Поклонился и пропал…

Плохо спится молодице;
Полночь близко… Чу!.. Сквозь сон
Половица заскрипела…
Неужели это он?

Не успела «ах» промолвить,
Кто-то за руки береёт,
Горячо в уста целует,
К ретивому крепко жмет…

«Что ты делаешь, разбойник?
Ну, проснется, закричит!..»
— «Закричит, так жив не будет…
Пусть-ка лучше помолчит.

Не ошиблась ты словечком, —
Что вводить тебя в обман:
Не купец — казак я вольный,
Стенька Разин — атаман!

Город Астрахань проведать
Завернул я по пути,
Чтоб с тобой, моя голубка,
Только ночку провести!

Ловко Стеньку ты поймала!
Так держи его, смотри,
Белых рук не разнимая,
Вплоть до утренней зари!..»

В лесу над рекой жила фея,
В реке она часто купалась;
И раз, позабыв осторожность,
В рыбацкие сети попалась.

Её рыбаки испугались,
Но был с ними юноша Марко;
Схватил он красавицу фею
И стал целовать её жарко.

А фея, как гибкая ветка,
В могучих руках извивалась
Да в Марковы очи глядела
И тихо над чем-то смеялась.

Весь день она Марка ласкала;
А как только ночь наступила,
Пропала веселая фея…
У Марка душа загрустила…

И дни ходит Марко, и ночи
В лесу, над рекою Дунаем,
Всё ищет, всё стонет: «Где фея?»
А волны смеются: «Не знаем!»

Но он закричал им: «Вы лжёте!
Вы сами целуетесь с нею!»
И бросился юноша глупый
В Дунай, чтоб найти свою фею…

Купается фея в Дунае,
Как раньше, до Марка, купалась;
А Марка — уж нету… Но всё же
От Марка хоть песня осталась,

А вы на земле проживете,
Как черви слепые живут;
Ни сказок о вас не расскажут,
Ни песен про вас не споют!

Бывало, в дни весёлые
Гулял я молодцом,
Не знал тоски-кручинушки,
Как вольный удалец.
Любил я деву юную, —
Как цветик хороша,
Тиха и целомудренна,
Румяна, как заря.
Спознался ночкой тёмною,
Ах! ночка та была,
Июньская волшебная,
Счастлива для меня.
Бывало, вспашешь полосу,
Лошадку уберёшь
И мне тропой знакомою,
В заветный бор идёшь,
Глядишь: моя красавица
Давно уж ждёт меня;
Глаза полуоткрытые,
С улыбкой на устах.
Но вот начало осени;
Свиданиям конец,
И деву мою милую
Ласкает уж купец.
Изменница презренная
Лишь кровь во мне зажгла,
Забыла мою хижину,
В хоромы жить ушла.
Живёт у чёрта старого
За клеткой золотой,
Как куколка наряжена,
С распущенной косой.
Просил купца надменного,
Её чтоб отпустил;
В ногах валялся, кланялся, —
Злодей не уступил.
Вернулся в свою хижину —
Поверьте, одурел
И всю-то ночь осеннюю
В раздумье просидел.
Созрела мысль злодейская,
Нашёл во тьме топор,
Простился с отцом-матерью
И вышел через двор.
Стояла ночка тёмная,
Вдали журчал ручей,
И дело совершилося:
С тех пор я стал злодей.
Теперь в Сибирь далёкую
Угонят молодца
За деву черноокую,
За старого купца.