Джон Донн - Английская лирика первой половины XVII века

Покинь театр бездарный
И этот век фиглярный,
Где что ни день творится суд неправый
Над каждой пьесой здравой,
Где наглостью и спесью с двух сторон
У мысли отнят трон.
Пусть ум их извращенный,
Тщеславьем изощренный,
Лютует, бесится, зовет к суду
Им не набросить на тебя узду.
Пшеницей кормишь их,
А им бы нужен жмых.
Растрачивать талант свой не пристало
На жрущих что попало.
Напрасно лучший хлеб давать тому,
Кому он ни к чему.
Пусть жрут одни помои,
Пусть пойло пьют свиное.
Коль сладко им оно, а не вино,
Как свиньям, им завидовать смешно.
Что ж, ясно — нынче в моде
Сюжет «Перикла» вроде.
Тюремный хлеб — и тот его вкусней.
В театре наших дней
Его схватить из миски норовят.
Театр отбросам рад.
На сцене — пыль в почете,
Муки же — не найдете.
И тот, кто эту дрянь считает пищей,
Пусть то и ест, что не возьмет и нищий.
Но пользу в том сыщи,
Что в бархате хлыщи
Отбросы жрут и на твои проклятья
Плюют твои собратья,
Себя ж твоею славой защищая
И слух твой оглушая
Комическим хламьем,
Придуманным глупцом,
И в том, что с ним бесчестье делишь ты,
Коль эти пьесы грязны и пусты.
Себя не продавай,
А лучше заиграй
На лютне, как Алкей. И пусть свой жар
В тебя вселит Пиндар.
Да, сил уж мало, и судьба горька,
Но коль ты жив пока,
Излей весь гнев души
И мерзость сокруши.
Пускай шуты глумятся над тобой
Не парализовать им разум твой.
Когда же ты, хваля
И славя короля,
А с ним — его к всевышнему стремленье,
Вдруг запоешь в волненье,
Придется им навек умолкнуть. Ведь
Им, как тебе, не спеть
О мире и войне.
А звезды в вышине,
Когда они прочтут про Карловы деянья,
Узрят вокруг себя его сиянье.

Минуты! Длится ваша болтовня
О времени — про жизнь твердит оно.
Но эту жизнь догнать вам не дано:
Вы, в предвкушенье рокового дня,
Спешите по пятам, чтоб предъявить
Ей смерти векселя в последний час.
Вы призваны итожить и делить,
Вы оглашаете судьбы приказ
И вы ж его вершите, в свой черед.
И зло, и благо — старит ваша власть.
Мы — в вас умрем, вам — предстоит пропасть
Во времени, что в вечности умрет.

О слезы, слишком долго вас я лил,
Умерьте пыл,
Не затопите мир,
От меньших струй — река наводнена,
И меньший дождь волну вскормил,
Как вы, волна морская солона.
О, вам бы хлынуть в сердце, угасив
Страстей порыв,
Чье пламя может сжечь:
И меньший жар способен охватить
Весь мир: боюсь его обречь
Огню — и в жертву страсти обратить.
Но если буря вздохов столь сильна,
Что страсть она
Лишь раздувает, несмотря на вас,
То, значит, суд ей не дано свершить
Над вами — чтоб в единый час
Огонь задуть, а слезы осушить.

Я ль вижу, как безбрежный мрак застлал
Свет изумительных очей,
Взор погасил, исполненный лучей,
Что так светло пылал,
Всегда являя мысли глубину,
Любовь одну?

О ты, кому отныне доли нет
В сем жалком теле земляном,
Ты, чья обитель ныне — вечный дом,
Услышь нас, дай ответ:
Где красота, что обитала тут,
Нашла приют?

Не светом ли твоим заря полна?
Твои ли локоны — в волнах?
И твой ли пурпур — утром в небесах,
И синь, и белизна?
Твое ль дыхание, покинув прах,
Живет в цветах?

Как не ослепло солнце средь небес,
И свет навеки не погас?
Не скрылся небосвод из наших глаз,
И воздух не исчез?
Не стал доселе сорною травой
Цветок живой?

Так почему же мир живет опять
И горьких слез не льет?
Чем обновился мирозданья ход
Не в силах мы понять.
Иль от красы твоей вновь родились
Земля и высь?

Ответь нам, пусть услышит вещий глас
Сия могильная плита:
Куда твоя сокрылась красота,
И где она сейчас?
Пусть скорбь безмолвна, пусть надежды нет
Дай нам ответ…

О леди, ваши прелести всецело
Поэзия воспеть бы не сумела,
Они — любви отточенные стрелы,
Настигнув нас и насмерть поразив
Лишь страсти самый низменный позыв,
Рождают благодарности порыв.
Вы, чувства постоянно обеляя,
К невинности одной их направляя
И в чистоте почти обожествляя,
Готовы Светлость вашу нам явить,
Чтоб мы могли желанья подавить
И ясный ум в себе восстановить.
И как душа — вневещная стихия,
Не соглашаясь на дела плохие,
Боится свойства утерять благие,
Так вы нас приучаете к добру:
И тем, кто вашу изучил игру,
Брать и владеть уже не по нутру.
Так духи движут звезды на орбитах,
Стремя к любви свой каждый вдох и выдох,
Она же, ими зримая, живит их;
И как они хранят светил пути,
Так можете и вы к нам снизойти,
Чтоб нас к блаженству высшему вести.
О леди, в ваш приход полны мы веры,
Ведь каждый светлый луч из вашей сферы
Способен пробудить любовь без меры
Пусть загорится каждый луч и блик,
Чтоб, отовсюду видимый, возник
Пред нами ослепительный ваш лик!

Оплакав юноши уход,
Могилой ставшая земля,
Вновь разукрасила поля,
Прослышав, что жених грядет.
В гармонии сойдясь земной,
Звенели птицы на весь мир,
Расхваливая щедрый пир,
Уже справляемый весной.
Им ветер мягко подпевал,
Присвистывая тут и там,
И ноты раздавал листам,
Поддерживая весь хорал.
Блаженство поровну делилось
И умножалось оттого,
И каждой жизни торжество
Мгновенно общим становилось.
Средь трелей, щебета, рулад
Любовь могла ли быть безгласной?
Меландр с Селиндою прекрасной
Весну на свой воспели лад.
Дойдя до рощи небольшой,
В которой все дары апреля,
Объединясь, запечатлели
Любви их образ золотой,
На траву, полную тепла,
Они присели отдохнуть
(Ее глава ему на грудь
Блаженным бременем легла).
И — вроде гибких повилик
В объятье руки их сплелись,
И словно оба поклялись
Ввек не отринуть сих вериг.
Глаза от неба отвратить
Им долго было не дано:
Лишь это зеркало одно
Могло любовь их отразить.
Тогда, вздохнув, она сказала,
Откинув локоны с лица:
О если б не было конца
Любви иль не было начала!
Поверь, что я твоя до гроба,
Я б никогда не предала
Любви, что столько нам дала
И коей преданы мы оба.
И если смерть в своей алчбе
Тебя в бессрочный плен захватит,
Ей никаких теней не хватит,
Чтоб преградить мой путь к тебе.
Одно страшит: коль огнь любви
Дыханьем жизни порожден,
Скажи: не будет побежден
Он смертным холодом в крови?
Любовь — не суждено ли ей
Прерваться в чей-то смертный час?
Быть может, сила есть, что нас,
Союза нашего сильней?
Он просиял: из этих слов
Он понял ясно, что любим
Любовью той, что им самим
Ценима выше всех даров.
Он взором словно отвергал
Все чары бытия земного,
Все, кроме образа живого
Той, чьим дыханием дышал.
Он рек: о небеса, приют
Душ, устремивших взор на землю,
Ужели, все в себя приемля,
Вы не отвергли б грязь и блуд?
Ужель любовь, что далека
От низких аппетитов плоти
И души единит в полете,
Не сможет пережить века?
И разве мы вконец должны
Все чувственное исключить,
Чтоб ненароком не забыть,
Что мы духовному верны?
Ведь если видимых сейчас
Вершин творенья не достичь,
То как сумеем мы постичь
То, что невидимо для глаз?
И если вправду торжество
Творца — в творениях земных,
То согласись, сначала в них
Нам должно возлюбить Его.
Но вдруг и впрямь огонь сердец
И вся таимая в них нежность
Есть только жизни принадлежность
И смерть означит их конец?
Нет, дорогая, я уверен,
Они — души благая часть,
А душам не дано пропасть,
И срок их жизни не измерен.
И коль злодейство или грех
Не вытравимы, словно пятна,
И в душах, позванных обратно,
Не меркнет память страшных вех,
То тем прочнее быть должна
Та радость, коей чужд порок,
Та сила, что презрела рок
И смерти не подчинена.
Иначе душам выбор дан
Напрасный и напрасен мир,
Когда любовь — всего кумир
Не вечный свет, но лишь туман.
Нет, и в заоблачном пути
Любовь не ведает утрат.
Где добродетели царят,
Сей дар тем более в чести.
Вновь очи встретятся с очами.
Вновь будут руки сплетены.
И счастье нынешней весны
Там навсегда пребудет с нами.
Когда же чувство умирать
Обречено со смертью тела,
Тогда б душа не захотела
В обличье плотском вновь восстать.
Коль на земле любовь зовем
Венцом познанья и блаженством,
Представь, каким же совершенством
Она предстанет в мире том.
Так пусть сомненье не гнетет
Тебя ни днем, ни среди тьмы,
Да если не бессмертны мы,
Любовь исправит сей просчет.
Одно крыло не вознесет,
Потребно два, чтобы взлететь,
Один живет, чтоб умереть,
Но двое продолжают род.
Когда отступит жизни шум,
Уйдя, друг друга сохраним.
И двое — станем мы одним,
И каждый станет равен двум.
Она очей не опустила,
К зениту устремлявших взгляд,
Так звезды, пав с небес, глядят,
Знакомые ища светила.
В тот миг их осенил покой,
На чувства снизошла дремота,
И, кажется, незримый кто-то
Увлек их души за собой.