Леонид Кравченко - Как я был телевизионным камикадзе
Рассматривать ее можно только как попытку усыпить разбуженное сознание людей, превратить народ в бездумное быдло, развлекающееся викторинами в то время, когда в стране льется кровь, в переходах метро просят милостыню беженцы, а полки магазинов остаются бесстыдно голыми.
…Мы просим комитет принять срочные меры для защиты гласности и права граждан самостоятельно, без навязчивой идеологической опеки Л. Кравченко и тех, кто за ним стоит, решать, какие передачи смотреть, что при этом думать и чувствовать. И как жить. Мы также просим комитет дать заключение: законна ли такая попытка отдельных чиновников вводить в стране информационную блокаду.
Со своей стороны мы всеми имеющимися у нас силами и средствами будем добиваться отставки Леонида Кравченко. Мы надеемся, что нас поддержат те, кто не хочет хлебать развлекательно-успокоительную баланду, сваренную мастерами информационного насилия.
Пусть на этих мастеров ляжет огромная ответственность за то, что доверие к любым выступлениям и обращениям государства, чьим рупором является сегодня Центральное телевидение, будет подорвано окончательно».
На следующий же день письмо перепечатала и распространила на весь Союз газета «Известия». Тогда мы еще не знали, какая очередная акция последует за этим. Но было очевидно, что мы стоим у начала новой, более жесткой, более изощренной кампании, разворачиваемой по широкому фронту.
Мне уже доводилось в ряде выступлений, в том числе и по телевидению в одной из передач, которую мы назвали «Прямой эфир», объяснять телезрителям, что так называемая новая концепция телевидения, которую я предлагаю, стара как мир и не является каким-то новым словом. Я с этой концепцией жил и раньше, когда был с 1985 по 1989 год первым заместителем председателя Гостелерадио. Я уверовал в нее, когда работал в Генеральной дирекции программ, отвечал за программирование и читал сотни и тысячи писем телезрителей, требовавших от нас фильмов, музыкальных, развлекательных передач, чтобы можно было у экранов телевизоров отдохнуть, перевести дух от политических страстей, от всех тягот, которые омрачают жизнь. Тут не было ничего неожиданного.
Вместе с тем я достаточно жестко критиковал нынешнее состояние информационных программ на телевидении.
Меня глубоко не удовлетворяли ни программа «Время», ни выпуски ТСН, которые содержали относительно ограниченный набор информации о жизни страны и за рубежом. Тогда как раз возникла идея нового видения информационного вещания. Было два пути. Один глобальный: создать некое подобие Си-эн-эн – круглосуточное информационно-музыкальное вещание. Это мог быть самостоятельный канал. Но на его создание потребовались бы миллиарды рублей, а их негде было взять. Другой, более простой подход – информационные выпуски через каждые два-три часа, в том числе и в выходные дни.
И мы остановились на втором варианте. При этом предусматривалось, что будет немало публицистических программ, круглых столов, открытых эфиров, обсуждений острых, наболевших проблем дня: политических, социальных, экономических и конечно же репортажей, трансляций с заседаний съездов, сессий Верховного Совета. От этого никуда не уйдешь. А наши оппоненты лукавили, откровенно дурачили читателей, втягивая их в кампанию по дискредитации Кравченко и телевидения. Они противопоставляли информационное, публицистическое вещание – художественному. Дескать, Кравченко намерен поменьше вести разговоров о насущных проблемах – политических, экономических, социальных и хочет народ отвлечь на какую-то развлекаловку, сделать из него быдло, как было сказано. Это меня глубоко возмущало, потому что я-то как раз мечтал о гармоничном сочетании того и другого. Я же подчеркивал, что 30 процентов информации и публицистики в общем объеме вещания вполне достаточно, чтобы построить современное информационное и общественно-политическое вещание. Остальные 70 процентов должны быть отданы художественному ТВ. Но поскольку к тому времени уже выходило немало публикаций и противостоять «желтому» потоку было достаточно сложно, мне пришлось избрать единственный путь – мои собственные выступления по телевидению с разъяснением наших истинных позиций. В результате была организована серия передач «Прямой эфир», в которых телезрители могли мне задавать любые, самые острые вопросы о содержании и качестве телевизионных программ.
Но кто мог тогда подумать, что инициаторы кампании, направленной против меня, додумаются до того, чтобы в политической борьбе использовать деятелей культуры, то есть именно тех людей, без творчества и активной поддержки которых невозможно качественное улучшение художественного вещания.
24 января пришлось на четверг. В этот день должно было состояться заседание коллегии. Но заседание отменили, поскольку на Старой площади в ЦК КПСС проводилось очередное совещание. Хотя мир менялся, менялась страна, порядки управления, руководства средствами массовой информации оставались прежними. Как и раньше, руководителей газет, общественно-политических да и художественных журналов, издательств, радио и телевидения вызывали, точнее, приглашали на большие или малые совещания, на которых наши партийные лидеры, отвечающие за работу средств массовой информации, доводили до нашего сведения те или иные указания, пожелания, рекомендации. Делалось это, правда, в мягкой, тактичной форме, без нажима. Все-таки веяния времени учитывались – что там говорить. Но выполнение рекомендаций было обязательным.
Когда со Старой площади приехал в Останкино, ко мне сразу же заглянул мой помощник Саша Удовенко. Человек невозмутимый, рассудительный, он в тот момент был очень взбудоражен. Передавая папку с документами, молча положил сверху газету «Комсомольская правда» с подчеркнутым синим фломастером заголовком «Товарищу Кравченко, человеку и председателю». Бросилось в глаза обилие напечатанных фамилий самых известных в стране деятелей культуры, искусства. Насчитал более пятидесяти человек, подписавших письмо. И какие люди! Все первые величины советской культуры. Читаю, а строчки прыгают перед глазами:
«Мы обращаемся ко всем, кто сотрудничает с Центральным телевидением, – к актерам, музыкантам, режиссерам, писателям, журналистам. На наших глазах за два месяца Л. Кравченко вернул телевидение к брежневским временам. Запрещены или развалены программы АТВ, «Взгляд», «Время», ТСН, практически возрождена политическая цензура, в результате чего телезрители получают неполные, а порой искаженные представления о событиях.
То, что произошло с ЦТ, составляет важнейшую часть общего наступления реакции. Не случайно в Прибалтике подвергаются нападению наши товарищи, телеоператоры и журналисты. Мы не можем и не должны мириться с этим. До тех пор, пока не будет решен вопрос о передаче второго канала телевидению России, пока не будет снята удавка цензуры, мы, нижеподписавшиеся, отказываемся от какого бы то ни было сотрудничества с ЦТ». И далее следовали фамилии подписавшихся.
В ту минуту я понял одно: Центральному телевидению объявлен бойкот.
Как человек эмоциональный, я многое воспринимал на свой счет. Сразу уловил, что письмо является еще одним элементом, еще одним сюжетом сценария, который продолжал раскручиваться, расширяя диапазон травли. Меня, как говорится, обвешивали флажками со всех сторон, загоняли в угол. Но за какие прегрешения? Что лично я, Леонид Кравченко, совершил противоправного, антигуманного, чтобы вызвать к себе такую ненависть?
Да, я направлен генеральным секретарем партии и президентом страны в Гостелерадио, с тем чтобы провести реформу в одном из важнейших государственных средств массовой информации. Мы строим правовое государство, где все должно быть подчинено закону. Недавно принят Закон о печати. Я действую в строгом соответствии с этим законом. Так за что же такая немилость?
Перечитываю письмо деятелей культуры, объявивших бойкот ЦТ, выделяю совершенно новый мотив. «До тех пор, пока не будет решен вопрос о передаче второго канала телевидению России… (вот, оказывается, что сейчас является главным!), пока не будет снята удавка цензуры (теперь этот тезис вынесен на второй план, значит, не он основной), мы, нижеподписавшиеся, отказываемся от какого бы то ни было сотрудничества с ЦТ».
Вчитываюсь снова и снова в фамилии подписавших письмо. Не могу понять, но что-то меня все время смущает. Среди подписантов немало деятелей национальной культуры из союзных республик. Часть из них, как выяснилось, вовсе не подписывали письмо и ничего о нем не знали. Но дело, в конце концов, не в этом, а в том, что среди подписавшихся были люди, представлявшие союзные республики. Как же так? Второй канал Центрального телевидения был каналом для выхода национальных программ телевидения союзных республик – фильмов, спектаклей, музыкальных и публицистических передач.
