Михаил Грушевский - Звезды. Неизвестные истории про известных людей
Помню страшный случай. Мой прадед, Фома Федорович, очень не любил котов. А коты, когда их не любят, нарочно забегают туда, где их не любят. Дед их отлавливал, раскручивал за хвост и выбрасывал через дом туда, откуда эти коты пришли. А у меня была рогатка. Вместе с этой Верой из рогатки мы ему разбили два окна. Он так ругался! Я понимаю сейчас, что нельзя было делать такие вещи. Но нам было очень жалко котов: как можно кота раскрутить за хвост? Больше ни один кот не забегал к прадеду.
5
После войны отчим привез аккордеон, и мы с моим сводным братом ходили в кружок. Многие тогда рисовали на спор. Например, надо было на доске мелом нарисовать профиль Ленина или Сталина. Я рисовал Сталина с трубкой, потом – Кутузова. Затем я послал эти рисунки своему дяде в Ленинград, а он показал их в Мухинском училище. «Пусть мальчик приезжает». Я и приехал. Пришел на Соляной переулок, подал документы. Но в Мухинском училище надо было сдавать и французский язык, и математику, и русский, литературу, физику – я бы всего не сдал. Меня бы не взяли. И дядя говорит: «Раз ты любишь рисовать, давай ты будешь полиграфистом!» Полиграфия связана с рисунком, и я поступил в полиграфический техникум. Я жил у дяди четыре года, а потом у меня вдруг прорезался голос. И параллельно, учась в полиграфическом техникуме, я ходил в музыкальную школу. Оттуда мой педагог повел меня на прослушивание в консерваторию.
Когда я приехал в Ленинград, конечно, я был провинциалом. Не мог сказать имя «Галя», я говорил: «Халя». Слово «любовь» я говорил «любоу». В Смоленске так говорили все. Это южный выговор. Педагоги меня поправляли, и мне это нравилось. Ленинград – сказочный город, он и сейчас передо мной стоит такой же светлый, как тогда. Такого количества машин не было, машина проходила раз в час, в основном автобусы, троллейбусы и тройные трамваи без дверей, их потом называли «американки». Можно было прыгнуть в трамвай на ходу, если кто был смел. Я несколько раз прыгал на повороте, один раз я случайно упал. В городе еще чувствовалась война, были сгоревшие здания. Первые мои рисунки – Летний сад, мечеть. А когда я впервые попал в Кировский театр на оперу «Русалка», я просто разрыдался. Я понял, насколько сильно музыка может влиять на человека. И дал себе клятву, что обязательно поступлю в консерваторию.
Людмила Хитяева
Людмила Ивановна Хитяева родилась 15 августа 1930 года в Нижнем Новгороде. Окончила Горьковское театральное училище. Актриса Горьковского театра драмы имени Горького, затем – киностудии имени Горького. Стала знаменитой после фильма С. Бондарчука «Тихий Дон». Народная артистка РСФСР. Награждена орденом Почета.
1
Нынче он называется Нижний Новгород. А я родилась в Горьком, в семье служащих: мама – медик, папа – экономист. А его отец был царский офицер из разорившихся дворян. Папа приехал в Горький в 14 лет учиться на рабфак. Человек он был целеустремленный. У него мозги – компьютер. Папа был очень породистый. Он, как Чайльд Гарольд, чуть прихрамывал, потому что в детстве откуда-то спрыгнул, и нога неправильно срослась. Но это его украшало, хотя из-за этого его не взяли в армию.
Мама в 1942-м пошла воевать, она вывозила раненых из-под Сталинграда по Волге. Вся Волга была заминирована. Мама пришла с войны вся седая, потому что на ее глазах подорвалась на мине ее лучшая подруга. Она не любила вспоминать об этом, но когда я спрашивала, говорила, что это было жуткое зрелище: клубы воды, взрыв, как атомная шапка.
Мама подкрашивала волосы, чтобы не было заметно седины. «Что же так рано?» – спрашивала я, а она говорила: «Война». Подкрашивала их до конца жизни. Курила мама тоже до конца жизни. Я была своевольным человеком, но чувствовала, где не надо перебарщивать, потому что я знала грозный характер мамы.
2
У нас была двухкомнатная квартира, приличная по тем временам. Была даже изразцовая печь. Папа и мама очень много работали, чтобы в семье был достаток. Они рано уходили. Мама брала дополнительную работу, папа тоже. Я была предоставлена тете Шуре. Она была из монашек, очень чистоплотная. У нас с ней были перепалки. Я ее звала маркизой, она меня – барыней. «Барыня, что будем готовить, что будешь есть?» Я убирала в доме, а она готовила. Была мастерица делать пельмени, причем из трех сортов мяса. Она заготовит фарш, сделает тесто, а нам оставалось только вырезать кругляшки стаканами и лепить пельмени. Мы лепили до тысячи пельменей. Все страшно хотели попасть ко мне в гости. И я всех приглашала, но частями: одних – на салаты, других – на щи. Все же были голодные. Картошка в мундире с квашеной капустой – самая лучшая еда.
Тогда были праздники, это сейчас утеряно. А раньше столы накрывались прямо в коридоре. Если это Новый год, ставилась елка. Каждый приносил, что мог. Дети бегали, взрослые пели, разговаривали, выпивали. Мама делала роскошные пироги – и с капустой, и с мясом, и сладкие, – я очень скучаю по этим маленьким пирожкам.
3
У нас в школе были удивительные имена. Педагога по истории и политэкономии звали Луиджи Иванович. Когда его спрашивали: «Почему Луиджи?», он отвечал: «Мама с папой назвали: Ленин Умер, ИДеи ЖИвы. ЛУИДЖИ».
Я часто пропускала школу, мы с мальчишками куда-то убегали. Но училась прилично. Мария Ивановна – учительница с 1-го по 5-й класс – была маленькая и вся такая солнечная, волевая. Мы ее обожали. Она приносила нам пирожки. Мы послевоенные дети, она нас подкармливала.
У меня было две косы. Однажды трое ребят подошли и дернули, а я шла с портфелем. Я взяла портфель и всем провела по мордам. А потом спокойно пошла в школу. Они даже не успели удивиться. А 10-й класс я кончала в школе рабочей молодежи. Я с кем-то поссорилась. Не помню почему. Сказала маме: «Больше я в этой школе учиться не буду!» Мама ответила: «Это твоя судьба. Ты и думай». А в школе рабочей молодежи меня устраивал график: я училась вечером, а весь день был свободен. Я закончила 10-й класс блистательно, ведь туда рабочие приходили, у них знания были не те. А я была хорошей ученицей.
4
Мама хотела, чтобы я попала в медицинский институт. Я подала туда заявление, уже написала там сочинение. А моя приятельница Рита пошла в театральное училище. И позвала меня. Я пришла, закрыв свои волосы чалмой, чтобы казаться взрослее. Когда комиссия собралась уходить, я говорю: «Прослушайте, пожалуйста, меня». Все недоуменно посмотрели, что за девочка в чалме. У меня невольно полились слезы. Я что-то начала со слезами читать. А комиссия сидит и хохочет. Они говорят: «Деточка, не расстраивайтесь. А почему у вас на голове это жуткое сооружение? Снимите, голубушка, снимите». Я снимаю чалму, падают две косы. Они говорят: «Это совсем другое дело. Зачем вы себя старите?» Я ушла в слезах, потому что поняла, что это – провал.
На другой день мы пришли смотреть списки, и Риту не приняли. Она стала врачом. А я оказалась в списке с самого первого тура. Когда я пришла в училище, все были старше меня. И папа меня всегда подвозил на машине, потому что училище было далеко, в верхней части города. Но подвозил не к самому училищу, чтобы не видели, что я на машине езжу. В училище я была самой молоденькой и производила впечатление обеспеченной. Я была хорошо одета. Родители уделяли большое внимание моему гардеробу. У меня были шубки: беличья, котиковая, даже из обезьяны. Я всегда была очень модно одета. И подвергалась страшному остракизму. Надо мной издевались: «Желторотик!» Но я всех подкупала тем, что подкармливала. Они поняли, что я добрый человек: «Ну хватит, вы издеваетесь?»
5
Женечка Евстигнеев пришел к нам на второй курс. Он был постарше. Пришел уже лысоватый, худенький человек. Он работал в ансамбле, на ударных инструментах. На переменах он был очень смешной – что-то рассказывал, а мы умирали со смеху. В нем сочеталась комедийность с драматизмом. Когда нас распределяли, он попал во Владимирский театр. Его не взяли в наш центральный театр драмы. Взяли меня и еще трех студентов. Вскоре к нам приехал товарищ, приглашал сразу на третий курс училища МХАТа. Но я вышла замуж, образовалась семья. И муж был занят, и я. Не хотелось уезжать, у нас была страстная любовь… Затем я узнала, что Женя Евстигнеев поехал на третий курс МХАТа. Когда он оказался в Москве, то засверкал всеми гранями своего таланта.
А потом режиссер Анненский приехал в город Горький выбирать натуру. Параллельно он искал актрису на роль Екатерины Ворониной. Я пришла к главному режиссеру. Он был строг, мы перед ним трепетали. Я сказала: «Меня приглашают на пробу. Я не верю, что пройду, но поехать в Москву хочется». Он бросает фразу: «Если когда-нибудь станешь популярной актрисой, не забывай, где твои корни и с чего ты начала свою жизнь».
Борис и Луиза Хмельницкие
Борис Алексеевич Хмельницкий родился 27 июня 1940 года в городе Уссурийске Приморского края. Несмотря на заикание, окончил Театральное училище имени Щукина. Актер Московского театра драмы и комедии на Таганке. Автор музыки к спектаклям Театра на Таганке и к фильмам «На короткой волне» и «Седьмое кольцо колдуньи». Один из немногих народных артистов России, который получил это почетное звание, минуя заслуженного артиста. Всесоюзный успех пришел после того, как Хмельницкий снялся в роли Робин Гуда. Хмельницкий признан одним из самых красивых мужчин советского кинематографа. Борис Алексеевич скончался 16 февраля 2008 года.
