Эльвира Сарабьян - Актерский тренинг по системе Георгия Товстоногова
АЛЕКСЕЙ. Я бы советовал этого комиссара…
ВОЖАК. Я бы советовал мне не советовать!
Пауза.
Кричишь лишнее.
Женщина, поняв, кто в этой толпе является первым, подходит к нему и подаёт ему бумагу. Вожак читает. Он пристально глядит на женщину и снова читает.
Так вы к нам комиссаром?
Женщина кивком дает понять, что этот вопрос ясен и обсуждать его не стоит. Кто-то, оправившись от столбняка, изумлённо открывает рот.
ГОЛОС. Н-ну…
Вожак медленно закрывает ему рот рукой.
ВОЖАК. Вы социал-демократ, большевик?
ЖЕНЩИНА. Да.
ВОЖАК. Давно?
ЖЕНЩИНА. С шестнадцатого года.
ВОЖАК. Ну, будем жить. Устраивайтесь, действуйте… (Приближающимся матросам). А ну, не мешать!
Люди медленно уходят, поворачивая головы и оглядывая женщину.
Может, кого… помочь… вещи?
РЯБОЙ. Носильщики отменены.
ЖЕНЩИНА. Я сама.
Она остаётся одна. Тишина. Удивление. У входа новый человек. Он слишком типичен, чтобы не узнать в нём царского морского офицера. Он несколько удивлён, не понимает, что произошло. Он видит женщину и предлагает ей свои услуги.
ОФИЦЕР. Вы позволите, я помогу? (Вносит небольшой багаж, желая узнать, каким образом, откуда и как попала сюда эта женщина. Понизив голос). Вы к кому-нибудь из офицеров этого бывшего корабля?
ЖЕНЩИНА. Я…
ОФИЦЕР (кланяясь). Лейтенант Беринг. (Немного интимно и удивлённо.) Назначен сюда командиром. (Снимает фуражку, чтоб поцеловать руку, которую скорее берёт сам, чем получает.)
ЖЕНЩИНА. Я комиссар, назначенный к вам. Старые привычки забудьте.
Она говорит подчиняюще-просто. Ни неожиданность, ни неловкость не смущают офицера. Он спокойно выпрямляется, надевает фуражку и, отдавая гораздо больше по привычке, чем по желанию, честь, говорит голосом, бесконечно далёким от тёплого, светского, которым он начал разговор.
ОФИЦЕР. Для исполнения предписанных мне служебных обязанностей прибыл. Военный моряк Беринг.
Оба они поворачиваются, потому что где-то в глубине возникает шум и угрожающий гул. Пятясь с пуккой в руке, отступает перед кем-то маленький финн! Он сдавленно говорит теснящим его, но пока невидимым людям.
ВАЙНОНЕН. Не сметь… Не сметь… (Указывая на женщину.) Тебе и эту надо? Сатана…
На него надвигаются двое – Балтийского флота матрос первой статьи Алексей и его сообщник, тяжёлый парень. Почти беззвучно, глазами и губами, они хотят укротить финна. Он сжавшись и прикрывая женщину, стоит с ножом. На него наступают.
ВАЙНОНЕН. Так не оставим!
И финн кинулся за подмогой. Женщина насторожилась.
ОФИЦЕР. Какие-нибудь ваши политические дела? Я могу быть свободным?
Алексей не обращает внимания на офицера. Это слишком незначительная величина для него. Он подходит к женщине.
АЛЕКСЕЙ. Давайте, товарищ, женимся. Отчего вы удивляетесь? Любовь – дело в высшей степени почтенное. Продолжим наш род и побезумствуем малую толику.
ОФИЦЕР. Что здесь происходит? (Матросу). Послушайте, вы!..
КОМИССАР. Идите, товарищ командир. Мы здесь поговорим сами. Товарищ интересуется вопросом о браке.
Подчиняясь и переставая понимать, бывший офицер уходит.
АЛЕКСЕЙ. Я повторяю – попрелюбодействуем, товарищ представитель из центра. Скорей, а то уж торопит следующий, а тут ведь нас много.
Комиссар вникает главным образом не в смысл слов, а в смысл обстановки. Все движения людей находят в ней едва уловимые контрдвижения.
Ну?
С разных сторон из полутьмы надвигаются анархисты.
ВТОРОЙ (комиссару). «Под душистою веткой сирени цел-ловать тебя буду сильней…»
Глухой хохоток из толпы.
Позаботься о нуждающихся… Н-ну! Женщина!
ТРЕТИЙ. Вы скоро там? (Входит с простынёй в руке.) Чего ты смотришь? Ложись.
КОМИССАР. Товарищи…
АЛЕКСЕЙ. Не пейте сырой воды.
КОМИССАР. Товарищи…
ВТОРОЙ МАТРОС (угрожающе). Ты к кому ехала, ну?
Из люка снизу неожиданно и медленно поднимается огромный полуголый татуированный человек. Стало тихо.
КОМИССАР. Это не шутка? Проверяете?
ПОЛУГОЛЫЙ МАТРОС. Н-но… у нас не шутят. (И он из люка кинулся на женщину.)
КОМИССАР. У нас тоже.
И пуля комиссарского револьвера пробивает живот того, кто лез шутить с целой партией. Матросы шарахнулись и остановились.
Ну, кто еще хочет попробовать комиссарского тела? Ты? (Другому.) Ты? (Третьему.) Ты? (Стремительно взвешивает, как быть, и, не давая развиваться контрудару, с оружием наступает на парней.) Нет таких? Почему же ?.. (Сдерживая себя и после молчания, которое нужно, чтобы ещё немного успокоить сердце, говорит.) Вот что. Когда мне понадобится – я нормальная, здоровая женщина, – я устроюсь. Но для этого вовсе не нужно целого жеребячьего табуна.
РЯБОЙ (полузаискивающе гоготнул). Это действительно…
Влетает Вайнонен. С ним высокий матрос, старый матрос и еще двое.
ВАЙНОНЕН. Держись, комиссар… Поможем.
КОМИССАР. Ну, тут уже всё в порядке.
Люди обернулись, затихли. Идёт вожак. Он появляется не спеша. Тишина. Последовательный обмен взглядами. Взгляд на труп. Вожак молча даёт пинок трупу. Труп падает вниз и глухо ударяется о ступени трапа. Вожак глядит на комиссара.
ВОЖАК. Вы его извините… Хамло, что спросишь?
АЛЕКСЕЙ. Пошли.
КОМИССАР. Членам коммунистической партии и сочувствующим остаться.
СИПЛЫЙ (мгновенно парируя). Нельзя. У нас общее собрание. (Не тратя слов, надвигается на тех, кто остановился после обращения комиссара. Наступает на высокого матроса, у которого на лице выражение высокомерия и насмешки.) Э, сочувствующий нашёлся?
ВЫСОКИЙ МАТРОС. И не один.
Сиплый и его подручный оттесняют всех. Упрямо остаётся только маленький финн. Он остаётся один на огромном опустелом пространстве.
КОМИССАР. Ты один?
ВАЙНОНЕН. И ты одна, комиссар?
КОМИССАР. А партия?
Старшины полка выходят.
ПЕРВЫЙ СТАРШИНА. Спрашиваю у каждого из вас: помните ли, сколько было коммунистов в те годы в рядах Красной Армии и Флота?.. Ну, ну, припоминайте, участники!..
Пауза.
Двести восемьдесят тысяч. Половина партии. Каждый второй коммунист был под огнём на фронте. Каждый оставшийся был под огнём в городах, в степях и в лесах, ибо тыла не существует в классовой войне. И в списке раненых коммунистов – Владимир Ленин, а среди убитых – Володарский, Урицкий, двадцать шесть комиссаров, целые губкомы и начисто вырезанные организации. Но разве дрогнула партия?
ВТОРОЙ СТАРШИНА. Разве мыслимо остановить такую партию, препятствовать ей, партии, вооружённой, смелой, гибкой, поднявшей весь класс! Партии, создавшей страну – гигантский стан всех лучших элементов человечества! Партии, создавшей единство пролетарской воли в борьбе кровавой и бескровной, насильственной и мирной – против всех сил старого мира.
Пауза.
Тот, кто попробует стать против такой партии, против нашей страны, тот будет сломлен и растёрт.
Пространство пусто. Идёт вожак, за ним Сиплый и Балтийского флота матрос первой статьи Алексей. Тяжёлое молчание. Настороженность.
АЛЕКСЕЙ. А вокруг неё симпатизирующие заводятся…
СИПЛЫЙ. Ликвидируем… Тс-с-с… Финн идёт. (Проходящему финну.) Пойди сюда, ты, член партии.
ВАЙНОНЕН. Пойду. Люблю слушать твой ангельский голосок. «Спой, светик, не стыдись».
СИПЛЫЙ (сдерживаясь). Чего она там наговорила?
ВАЙНОНЕН (вызывающе-тонко). Говорила. (И, улыбнувшись, пошёл неторопливо. Шаги затихли.)
АЛЕКСЕЙ. Немыслимая женщина!
СИПЛЫЙ. Порвать её на собачью закуску.
ВОЖАК. Помолчи ты.
Пауза.
Кто её теперь тронет… (Жест, обещающий конец.) «Порвать»! Другого пришлют. Не понимаете? (Задумался.) А эта понравилась всем. Женщина для нас ценная.
АЛЕКСЕЙ. Давно стал так думать?
ВОЖАК (не удостаивая ответом). Она хорошей выделки. Вот по глазам чувствую – она поймёт. В ней жилка для анархизма есть… Решительная.
АЛЕКСЕЙ. Я попробую.
СИПЛЫЙ. Ха-ха… Пойди, пойди – предложи ей брошюрку Кропоткина.
КОМИССАР (войдя, посмотрев). Почему, товарищи, вы не известили меня об этом собрании? Хотя, раз собрались… попросите тогда сюда заодно и нового командира. Кто сходит за ним?
Молчание.
(Заметив кого-то в люке.) Внизу! Есть там кто-нибудь?
Из люка поднимается плотный седой человек.
КОМИССАР. Пойдите сюда. Вы кто, товарищ?
БОЦМАН (глухо). Боцман.
Сиплый издал смешок.
КОМИССАР. Боцман? Не таким голосом и не так говорят боцманы. Ещё раз. Кто вы?
