Евгений Татарский - Записки кинорежиссера о многих и немного о себе
Выдавливая из себя раба…
Я снял этот фильм, поехал сдавать в Москву. Закончился просмотр трехсерийного фильма, и кто-то из руководства мрачно сказал:
– А мы этого вообще не видели! Уезжайте отсюда!
Я говорю:
– Вы что?
– Ничего!!! Мы этого не видели вообще, все, разговор закончен! Никакого обсуждения, никаких бумаг, никаких актов о приемке!
– Тогда я сейчас поеду в Госкино!
– А это уже не наше дело! Иди куда хочешь! Мы эту картину не видели!
А у меня было три ЯУФа (ящика упаковки фильмокопий. – Прим. ред. ), три металлические коробки по шесть частей. И я короткими перебежками с двенадцатого этажа Гостелерадио спускаюсь вниз, выхожу на улицу, ловлю такси, находясь в совершенно полуобморочном состоянии.
Я понимал, что для студии непринятые три единицы – это значит, что премий, зарплат у людей не будет, придется списывать деньги… Называю адрес:
– Малый Гнездниковский!
Там Госкино. Приезжаю туда, оставляю машину на улице, подхожу к охраннику:
– Кто сейчас председатель Госкино?
Он говорит:
– Армен Николаевич Медведев!
Я притаскиваю коробки:
– Присмотри пока!
Поднимаюсь на второй этаж, стучу, вхожу. Темный кабинет, сидит Армен Николаевич Медведев. Он замечательный человек, киновед по образованию, остроумный, едкий. Я говорю:
– Здравствуйте, Армен Николаевич!
– Здравствуй.
– Моя фамилия Татарский. Я с киностудии «Ленфильм», сейчас сдавал картину в Гостелерадио, они не принимают… Может быть, вы посмотрите?
Ему сильно не хотелось. Это было видно. Он говорит:
– А что за жанр?
Я говорю:
– Комедия!
– Комедия? Заряжай!
У него свой просмотровый зал. Мы вдвоем смотрели три с лишним часа этот фильм. Я не склонен смеяться над тем, что сделал сам, а он искренне хихикал:
– Старик, так ты комедиограф! Давай сделаем так, ты мне быстро переделываешь три серии на две, а я запускаю это на экран!
Я говорю:
– Я готов!
Я выхожу, взялся рукой за ручку двери, а он меня останавливает:
– Я хорошо заплачу!
Надо сказать, что три серии – это слишком много было, лучше было бы делать две. Но ведь у нас было плановое хозяйство в то время, и если по плану было написано три серии, так извольте три и снять!
Я с удовольствием сделал двухсерийную ленту, которую считаю удачней трехсерийной.
Я предложил Союзу кинематографистов показать фильм в Москве в Доме кино. «Золотую мину» там показывали очень хорошо. Они мне сказали: «Это стоит денег!» Ну и черт с вами! Я перешел дорогу и пошел к директору кинотеатра «Россия». Сказал: так и так. Она:
– Можно посмотреть?
– Можно!
Директор кинотеатра сказала «Берем!» Билеты были дорогие – рубль сорок за две серии. А очередь стояла, как в Мавзолее. Семь дней проходил показ. Я был счастлив.
Я очень благодарен Армену Николаевичу Медведеву, с которым у меня до сих пор близкие товарищеские отношения. Мы несколько раз встречались в Москве. Однажды сидим, разговариваем, входит кто-то из известных кинематографистов. Медведев говорит:
– Иди сюда! Ты знаком с Женей Татарским?
Тот отвечает:
– Знаком!
– Ничего ты не знаком! Ты видел «Джек Восьмеркин»?
Так он меня представлял. Он приглашал меня на свой фестиваль «Окно в Европу» в Выборге:
– Женька, я знаешь почему вспомнил тебя? Потому что по телевизору показывали несколько серий «Ментов». А твоя была лучшая!
Он это так подчеркнуто сказал. А я его вкусу доверял. Тогда он для меня был большой начальник, председатель Госкино. Он выпустил фильм на экраны, и он «пошел», как говорят прокатчики, от Калининграда до Урала. Прокатчики меня встретили на каком-то совещании:
– Евгений Маркович, что же вы наделали?
– А что такое?
В это время телевидение показало трехсерийный вариант «Джека Восьмеркина» Смотрят, никого из партии не исключили, никого не повесили. И показали.
– Мы руки потирали: «Ох, заработаем на этом фильме!» А вы взяли и…
– Да не я это!!!
После того как картина вышла в Гостелерадио, я встретился с режиссером Колесовым. Я не знал, а он, оказывается, был председателем тарификационной комиссии при Гостелерадио. Комиссия настаивала на том, чтобы «Джеку Восьмеркину» дать вторую категорию, но он сказал:
– Если вы не дадите первую категорию этому фильму, я ухожу с должности!
А они не хотели терять принципиального и независимого человека. В результате это был второй случай в моей практике, когда я получил первую категорию. Я получил первую категорию за малюсенький фильм «Пожар во флигеле» и за «Джека Восьмеркина» в Гостелерадио. Кроме того, Армен заплатил мне за все переделки, как и обещал. Так я стал очень богатым человеком! Я шучу, конечно, про «очень богатого», но это были для меня большие деньги, и я пользуюсь этим до сих пор, потому что при расчете на пенсию я подал документы именно за этот период. И у меня получалась приличная пенсия, рублей 360 по тем временам! Поскольку я продолжал работать, то она и сегодня вполне достойная.
Прошел телевизионный показ фильма «Джек Восьмеркин – „американец“» и появилась рецензия в «Советской культуре», ругательная, но не сильно, я бы сказал, «лягательная» статья, слегка лягали: мол, скучно и затянуто. Я соглашусь, что затянуто по телевизионной версии, по трем сериям. Но про финал меня просто задело, оскорбило. Дело в том, что никаких фиг в кармане я не держал, фига была единственная – в финале. Когда начальник молодых коммунаров, его играл Саша Галибин, говорит Джеку Восьмеркину:
– Яшка, давай к нам! У нас теперь не коммуна, а колхоз будет! Знаешь, как заживем!
– Нет, я лучше сам буду… – отвечает Джек.
На фразе «знаешь, как заживем!» зал взрывался от хохота. Получилось.
А критик Богомолов, такой едкий критик, раскритиковал картину, мол, в финале режиссер не знает, где живет!
Я подумал тогда: «Я тебя когда-нибудь встречу и выскажу все, что думаю!»
Встретил его года три назад на очередном съезде в Москве.
Я говорю:
– Юра, моя фамилия Татарский!
– Как мне приятно!
Я говорю:
– Не ври, что тебе приятно. Зачем ты, умный, серьезный человек, написал ту статью в газете?
– Женя, я тебе должен сказать честно, я не писал. Я дал какой-то девчонке…
Он где-то преподавал, а были установки, что его фамилия должна быть под статьей.
– Нехороший ты человек!
Это было в шутку сказано. Мне понравилось, как он вел себя на съезде.
Я люблю этот фильм. Мне часто говорят: «Ты снимал „Принца Флоризеля!“», но большой смелости не нужно, чтобы снимать «Флоризеля». Это сложный по форме фильм, кому-то нравилось, кому-то нет, кто-то понял сразу, кто-то не понял совсем. В большинстве своем поняли. А написать «Джека Восьмеркина» нужна была смелость, еще большая смелость снять, и еще большую смелость снять, как было снято, и стоять до конца. Я выстоял, я собой горжусь.
Я не рассказываю всем «смотрите, какой я смелый», но я знаю, что это так, и я в результате получил: «Мы этого не принимаем, мы этого не видели и даже обсуждать не будем, иди отсюда!» И что если не пришло бы мне в голову схватить такси и помчаться в Госкино, а там не сидел бы интеллигентный Армен Николаевич Медведев, который все понял и тоже имел смелость сказать: «Я беру и выпущу», то все могло бы выйти совсем иначе…
Поэтому этот фильм мне дорог, так я скажу, он мне дорог! Это как у Чехова: «Надо выдавливать по капле из себя раба». Это была попытка выдавить из себя раба.
Актеры, актеры, актеры…
На ту роль, что играл Лева Дуров, я долго искал актера. Я знал актера Дурова, но знаком лично не был. Я перебрал всех знакомых, подходящих на эту роль. Я, пользуясь добрыми отношениями, позвонил Папанову:
– Анатолий Дмитриевич, вот так и так.
Анатолий Дмитриевич мне ответил:
– Женя, я ничего не делал, долгое время болел, уже поправился, но я сейчас никак не могу, но следующую картину, что бы ты мне ни предложил, я говорю «Да»! Заранее говорю!
С большим сожалением я это слушал. Потом я позвонил одному очень известному артисту, имени не скажу. И предложил ему эту роль. Он сказал:
– Хорошо, но только вдвоем с сыном! Я буду играть, если роль сына будет играть мой сын!
Это про ту роль, что играл Мишка Васьков. Меня совершенно не устраивал сын, но очень устраивал папа. Я говорю:
– Нет, это не пойдет.
А он говорит:
– Знаешь что, когда у тебя будет много денег или когда у тебя будут зарубежные съемки, тогда звони! Все, пока!
Вот такой подход. Больше я никогда ему не звонил. И я думаю, что он ничего не потерял, оттого что я не звонил.
И тогда мой товарищ, режиссер «Ленфильма», позже он стал директором киностудии, Витя Сергеев сказал:
– Слушай, Женя, а чего ты Леву Дурова не попробуешь?
А он мне и в голову не приходил! Я его плохо знал. Я говорю:
– Да, действительно, хорошая мысль.
Я позвонил Леве, он согласился. Замечательно он отработал, с ним было очень легко работать, и я считаю, что он абсолютно точно попал в роль.
