Василий Ливанов - Люди и куклы (сборник)
Менелай. Я буду откровенен. Мы опасаемся, что ты объявишь себя, а это может быть… э… э… неверно понято в войсках.
Елена. Кто это — мы?
Менелай. Мы, военачальники. Многие, кто посвящен, настаивают на твоей смерти.
Елена. И ты вызвался быть моим тайным убийцей. Логично.
Менелай. Елена, может быть, я виноват перед тобой, но такое — никогда! Я вызвался разведать все о тебе и, если удастся, взять с тебя слово, что ты никогда не покинешь пределы Египта и забудешь, кем ты была раньше. Тебя не тронут. Не доводи до крайности, Елена, не вынуждай нас к этому шагу. Если такое случится… Я не трус, Елена, ты знаешь, но теперь я боюсь… я стал бояться возмездия…
Елена. Боги справедливы. Я стала твоей женой, а ты пренебрегал мной. Не Парис, а ты оскорбил мою честь. Ты любил власть и то, что она давала тебе. А теперь твоя власть заставляет тебя сражаться за любовь ко мне и, может быть, отдать за это жизнь. Это возмездие, Менелай.
Менелай. Как бы то ни было, дай мне слово, прошу.
Елена. Я знаю, что, если я попытаюсь помешать этой чудовищной бойне, я ничего не достигну. О, как бы я хотела вам помешать!
Менелай. Но ты все-таки спартанка, Елена.
Елена. Родина женщины там, где ее любовь. Я счастлива с Протеем. Здесь я стала матерью, здесь родила моих сыновей. Родина женщины в той земле, где царит мир. Кто не понимает это — тот страшнее убийцы и беднее нищего. Спрячь кинжал, Менелай. Я знаю, ты не задумываясь убил бы меня, если бы я не дала тебе слова. Боги! Даже если я сейчас объявлю себя, мне уже никто не поверит. (Менелаю.) Я даю тебе слово.
Менелай. Как мне выбраться отсюда?
Елена (приоткрыв маленькую, скрытую за занавеской дверь). Иди, все время держась правой стены. Ход выведет тебя за пределы сада, к реке.
Менелай. Прощай, Елена. А ты похорошела. Прямо красавица.
Елена. Прощай, царь Спарты.
Менелай проскальзывает за потайную дверь. Елена задергивает занавеску. Входит Протей.
Протей. Елена! Почему ты не ушла во внутренние покои? Люди ищут тебя по всему дворцу. Этот нищий бродяга не пойман до сих пор.
Елена. Он только что был здесь.
Протей. Кто?
Елена. Этот нищий.
Протей. Эй, стража!
Елена. Не надо. Это жалкий безумец, может быть, осталось недолго жить.
Протей. А что ему было нужно?
Елена. Что нужно нищим? Подаяние.
Протей. Как же он выбрался отсюда?
Елена. Я показала ему потайной ход к реке.
Протей. Сейчас велю заделать этот ход наглухо.
Елена. Верно, милый. Я сама хотела просить тебя об этом. А то повадится, испугает детей.
Картина седьмая
Под Троей. Военный лагерь. На возвышении, покрытом коврами и шкурами, сидят Менелай и Одиссей. Агамемнон стоит. Невидимая толпа воинов ревет, как штормовое море.
Агамемнон. Это возмутительно! Дайте же мне сказать!
Крики со всех сторон: «Снимайте осаду! Опускайте корабли! Домой! Домой!» Агамемнон, безнадежно махнув рукой, садится.
Менелай (вскочив). Малодушные! (Гневный ропот тол пы.) Когда коварный Парис похитил мою жену, вы поклялись отомстить за обиду, пока не будет разрушена Троя. Поклялись вы или нет? Я вас спрашиваю!
Толпа глухо ропщет.
Где ваши клятвы? Вот она перед нами, презренная Троя, — целая и невредимая. А вы уже готовы бросить все и бежать домой. Пусть троянцы смеются над нами. Отныне они могут безнаказанно похищать наших жен и оскорблять нас, потому что мы не мужчины, а жалкие трусы! Трусы! Трусы!
Угрожающий ропот толпы. Менелай садится. На возвышение поднимается простой воин. На нем нет медных лат, шлем кожаный. В руках тяжелое копье.
Воин (почесываясь). Я говорить не умею, но все-таки скажу.
Крики из толпы: «Говори! Пусть говорит!»
Агамемнон (воину). Назови себя.
Воин. Зачем? Для вас мы все на одно лицо.
Возбужденный говор, смех.
Агамемнон. Кто это «мы»?
Воин. Мы. Простые воины, значит.
Одиссей (Агамемнону). Пусть говорит.
Воин (Менелаю). Ты, стало быть, думаешь, что мало мы отомстили за тебя, Атрид Менелай? Это за десять-то лет войны, а?
Оглушающий рев толпы.
Ты хочешь сидеть здесь еще десять лет? (Обращается к толпе.) Братья! Ему мало смерти Диомеда, любимца Афин, Патрокла, Аякса Теламонида… да разве всех перечислишь? А теперь погиб Ахилл — храбрейший из нас — от пустячной раны в пятку. Он (указывая на Менелая) желает, чтоб все мы сложили здесь голову за его бабу! Агамемнон. Как ты смеешь, простой воин, говорить перед лицом военачальников, как этот… этот…
Пытается столкнуть воина с возвышения, но воин решительно усаживает Агамемнона на место.
Воин. Отдохни, царь.
Одиссей. Терпение, Агамемнон, терпение.
Воин. Вам, царям да начальникам, легко быть терпеливыми. Ваши палатки и корабли полны богатой добычи. О себе вы позаботились куда лучше, чем о нас.
Ропот толпы.
Сначала и мы терпели. Каждая дружина получала столько добычи, что могла менять ее на мясо, на хлеб и вино, сколько ей было нужно. Теперь что? Даже купеческие корабли перестали заходить сюда, в гавань Сигея. Нет у нас больше надежды на падение Трои. Нет, поняли? Двенадцать городов на суше и одиннадцать с моря взяли мы, пока троянцы отсиживались за своими стенами. Тебе мало, Менелай?
Чужой кровью сыт не будешь. Ты говоришь, наших баб порастащат? И верно, порастащат, пока мы здесь за твою умираем. Кончай эту войну! Спускай корабли — и домой! Домой!
Толпа шумит. Поднимается Одиссей. Кладет воину руку на плечо.
Одиссей. Друг мой, ты женат?
Воин. Женат.
Одиссей. Значит, должен знать, что иной раз от жены не то что под Трою, на край света сбежать хочется.
Смех.
Воин. Бывает, Одиссей. Одиссей. А у Менелая, представь себе, такая жена, что он сам за ней на край света прибежал, да еще и нас за собой увлек. Да я хоть двадцать лет готов здесь пробыть, чтобы хоть одним глазком взглянуть на такую невиданную жену.
Дружный хохот.
Друзья мои! Доверяете ли вы мне, Одиссею?
Крики: «Доверяем!»
Десять лет не покорялась нам Троя. Дайте мне еще десять дней, и победа будет за нами. Решайте.
Возбужденный говор толпы.
Воин. Ну что, братья? Поверим в последний раз хитроумному Одиссею?
Крики: «Поверим! Поверим!»
Ну, Одиссей, десять дней твои. А там — домой!
Воин уходит. Шум толпы постепенно затихает.
Менелай (Одиссею). Ты обманул их или в самом деле придумал какую-нибудь хитрость?
Одиссей. Кажется, придумал. Мы построим деревянного коня, такого большого, чтобы вы смогли влезть ему в брюхо и сидеть тихо, как мыши.
Агамемнон. Ха-ха! Как мыши! Это здорово — как мыши. Что-то я ничего не понимаю.
Одиссей. Это не беда. Главное, чтобы троянцы ничего не поняли.
Картина восьмая
Троя. Дворец Приама. Те же портик и колоннада. Раннее утро. Вбегает Парис. Срывает шлем и кидает его о землю.
Парис. Обломали мы им рога! Слава богам-покровителям! Трубачи! Трубите так, чтоб мой братец Гектор встал из могилы и порадовался вместе с нами.
Оглушительные фанфары. Вбегает Приам.
Приам. Что случилось, сын мой? Враг ворвался в город?
Парис (торжествующе). Взгляните на море, папаша. Берег чист, как глаза обманщика. Ночью греки подняли паруса и, поджав хвосты, отгребли в свою Элладу.
Приам. Быть не может! (Смотрит на море, всплескивает руками.) Слава богам! Слава богам! Слава богам!
Шум за сценой.
Что там за шум? Парис. Греки зачем-то оставили на берегу деревянного коня. Здоровенного. Теперь народ бежит посмотреть на это диво.
Входит троянский воин.
Воин (Приаму). Государь! Только что наши люди схватили в тростниках на берегу подозрительного человека. Парис (Воину). Тащи его сюда.
Два воина втаскивают Одиссея. Его трудно узнать: на нем грязное рубище, волосы всклокочены, борода побрита, лицо перепачкано грязью. Он связан.
Одиссей (подвывая). Горе мне! О-о-о! Эллины хотели убить меня, а теперь троянцы угрожают мне смертью! О! О! О!
