Август Стриндберг - Красная комната. Пьесы. Новеллы (сборник)
Фрекен. Так возьмите ключ от лодки и покатайте меня по озеру; хочу посмотреть на восход!
Жан. Разумно ли это будет?
Фрекен. Можно подумать, вы боитесь за свою репутацию!
Жан. Почему бы нет? Я не хочу, чтоб меня подняли на смех, не хочу, чтоб меня прогнали без рекомендательного письма. И кажется, у меня есть кое-какие обязательства по отношению к Кристине.
Фрекен. Ах, ну да, Кристина…
Жан. Но речь и о вас. Послушайтесь моего совета, идите ложитесь спать!
Фрекен. Прикажете вам повиноваться?
Жан. На сей раз — да! Ради вашего же блага! Прошу вас! Глубокая ночь, ужасно спать хочется, горит голова! Идите ложитесь! К тому же, если я не ошибаюсь, сюда идут, это за мной! И если нас застанут — вы погибли!
Хор голосов (приближаясь).
Две девушки шли по дорожке!
Тридири-ра, три-ди-ра.
Одна промочила ножки!
Тридири — ра-ра.
Болтали о мильонах!
Тридири-ра, три-ди-ра,
А ветер пел в карманах!
Тридири — ра-ра.
Тебе венок сплетаю!
Тридири-ра — три-ди-ра.
Но о другом мечтаю!
Тридири — ра-ра.
Фрекен. Я знаю народ и люблю его, да и они меня любят. Пусть войдут, вы сами увидите!
Жан. Нет, фрекен Жюли, не любят они вас. Они едят ваш хлеб, но они и плюют на него! Поверьте! Послушайте, послушайте только, что они поют! Нет, лучше не слушайте!
Фрекен (вслушиваясь). Да что они поют?
Жан. Песенку про нас сочинили!
Фрекен. Это гадко! Фи! Эдак исподтишка!
Жан. Сброд всегда труслив. Но нам надо бежать!
Фрекен. Бежать? Куда же? В сад нельзя! И к Кристине мы не можем!
Жан. Значит — ко мне? Нам ничего другого не остается. И вы можете положиться на меня, я же ваш истинный, верный и преданный друг!
Фрекен. Но подумайте! А вдруг вас искать начнут?
Жан. Я дверь на засов запру, а станут ломиться — стрелять буду! Идемте же. (Становится на колени.) Идемте!
Фрекен (со значением). Вы мне обещаете?..
Жан. Клянусь!
Фрекен бросается вправо. Жан спешит за нею.
Балет
Крестьяне в праздничных нарядах, с цветами на шляпах; впереди скрипач; ставят на стол большую бочку браги и маленький бочонок водки, разукрашенные зеленью; вынимают стаканы. Все пьют. Потом встают в кружок, танцуют и поют «Две девушки шли по дорожке». Затем уходят, продолжая петь.
Фрекен входит одна; видит разгром на кухне; всплескивает руками; потом вынимает пудреницу и пудрится.
Жан (входит, возбужденно). Видите! И вы же слышали! И вы считаете, что можно здесь оставаться?
Фрекен. Нет! Я этого не считаю! Но что же нам делать?
Жан. Бежать, уехать, далеко-далеко!
Фрекен. Уехать? Но куда?
Жан. В Швейцарию, на итальянские озера; бывали вы там?
Фрекен. Нет! Там хорошо?
Жан. О, вечное лето, апельсины, лавры — о!
Фрекен. Но что мы там делать будем?
Жан. Я открою отель самого высшего разряда для самых отборных посетителей.
Фрекен. Отель?
Жан. Вот это жизнь — уж поверьте; без конца новые лица, разная речь; ни минуты свободной для тоски и нервного расстройства; не надо искать занятий — работы хватает; день и ночь звенит колокольчик, свистит поезд, приходит и отходит омнибус, а золотые так и сыплются на конторку. Вот это жизнь!
Фрекен. Да, жизнь. А как же я?
Жан. Хозяйка дома, украшенье фирмы. С вашей-то внешностью… и вашим воспитанием — о! — верный успех! Колоссальный электрический звоночек — и приводите в движение рабов; посетители проходят перед вашим троном и робко слагают перед вами свои сокровища — вы не поверите, как люди дрожат, когда берут в руки счета — уж я им их подперчу. Зато вы подсластите своей прелестной улыбкой — ах, уедем отсюда! (Вытаскивает из кармана расписание поездов.) Сейчас! С первым же поездом! Мы будем в Мальме в шесть тридцать; рано поутру, в восемь сорок, — мы уже в Гамбурге; Франкфурт — Базель — это один день, и — до Комо[85] по Готтардской дороге, постойте-ка — три дня. Три дня!
Фрекен. Все это превосходно! Но, Жан, ты уж подбодри меня. Скажи, что любишь! Ну, обними меня!
Жан (неуверенно). Хотел бы — да не смею! Не здесь. Я люблю вас — без сомненья, как можете вы сомневаться?
Фрекен (робко, по-женски). «Вы»! Говорите мне «ты»! Какие теперь церемонии! Говори мне «ты»!
Жан (с болью). Не могу! Церемонии остаются, пока мы здесь, в этом доме. Есть прошлое, есть граф — а я никогда ни к кому не питал такого почтения: только увижу на стуле его перчатки — и уже чувствую свое ничтожество, только услышу звонок наверху — и сразу вздрагиваю, будто пугливый конь, и сейчас вот вижу, как стоят его сапоги — прямо, дерзко, — и у меня аж мурашки по спине! (Толкает ногой сапоги.) Да, суеверия, предрассудки, которые вдолбили нам с детства, но их ведь легко и забыть. Только уехать в другую страну, где республика, и там будут пресмыкаться перед моим швейцаром, да, пресмыкаться! Но сам-то я не таков! Я не рожден пресмыкаться, во мне есть твердость, есть характер, мне только уцепиться за первую ветку — и вы увидите, как я полезу наверх! Сегодня я слуга, а на другой год, глядишь, предприниматель, через десять лет стригу купоны, а там уеду в Румынию, выхлопочу орденок и могу — заметьте, я говорю «могу» — кончить графским титулом!
Фрекен. Прекрасно, прекрасно!
Жан. Ах, в этой Румынии графские титулы продаются, так что вы будете все равно графиня! Моя графиня!
Фрекен. Зачем мне все, что я сама сейчас отринула! Скажи, что любишь, — не то… не то что же будет со мной?
Жан. Скажу, скажу, еще тысячу раз скажу, но потом! Не здесь! А покамест — никаких чувств, или все пропало! Мы должны смотреть на вещи холодно, как люди разумные. (Берет сигару, обрезает и закуривает.) Сядьте вот тут! А я сяду тут, и поговорим, будто ничего не произошло.
Фрекен (отчаянно). Господи! Что же вы, совсем бесчувственный?
Жан. Я-то? Да чувствительней меня никого нет; просто я умею сдерживаться.
Фрекен. Только что целовал мои туфли — и вот!
Жан (строго). То — раньше! А теперь о другом надо подумать.
Фрекен. Не говори со мной так жестоко!
Жан. Не жестоко! Просто умно. Одну глупость сделали, и довольно. Граф может явиться с минуты на минуту, и до тех пор надо решить нашу судьбу. Какого вы мнения о моих планах? Нравятся они вам?
Фрекен. Планы неплохие, но вот вопрос: для такого большого дела требуется и большой капитал; есть он у вас?
Жан (жует сигару). У меня? Еще бы! У меня сноровка, мой неслыханный опыт, знание языков! Неплохой, я думаю, капиталец!
Фрекен. На который не купишь и железнодорожного билета.
Жан. Совершенно справедливо-с; потому мне и нужен антрепренер, который бы меня снабдил деньгами.
Фрекен. Где же его так скоро найдешь?
Жан. Это уж вам искать, если вы хотите быть моим компаньоном!
Фрекен. Нет, это я не могу, и у самой у меня ничего нет.
Пауза.
Жан. Тогда предприятие рушится…
Фрекен. И…
Жан. И все будет по-прежнему!
Фрекен. Неужто вы думаете, что я останусь в этом доме — вашей наложницей? И буду смотреть, как в меня тычут пальцами! И осмелюсь взглянуть в глаза своему отцу! Нет! Прочь отсюда, от унижения, позора! Ох, что я наделала! Господи! Господи! (Плачет.)
Жан. Ну вот, начинается! Что вы такое наделали? Не вы первая, не вы последняя.
Фрекен (кричит, сама не своя). И вы же и презираете меня! Я падаю, падаю!
Жан. Падайте на меня, я вас подниму!
Фрекен. Какой страшной властью меня к вам влекло? Что это было? Тяготенье слабого к сильному? Падающего к восходящему? Или то была любовь? И это — любовь? Да знаете ли вы, что такое любовь?
Жан. Я-то? О, уж не сомневайтесь! Думаете, я до вас и не был ни с кем?
Фрекен. Какие слова, какие мысли!
Жан. Так уж я учен, таков уж я есть! Ну, не будем нервничать и благородство корчить, мы ведь одним миром мазаны! Послушай-ка, милочка, иди-ка сюда, я тебя винцом попотчую! (Открывает ящик стола, вынимает вино; наливает в немытые стаканы.)
