Алексей Слаповский - Мои печали и мечты (Сборник пьес)
Мезгирь садится. Пауза.
КУЛИЧЕНКО. Ну… Что дальше-то?
НАТАЛЬЯ. Ты говорил очень интересный тост, что жизнь — зебра.
СНЕЖАНА. Зерба.
КУЛИЧЕНКО. А?
СНЕЖАНА. Это я так. Водички дадите попить? (Сама подходит к столу, наливает себе воды, пьет, ставит стакан, отходит).
Наталья берет ее стакан, отставляет в сторону.
А чего это вы? Я не заразная. Нас врач каждые три дня проверяет. Такая профессия. А сегодня заработка не будет. Богатый клиент вызвал в виде Снегурочки. Я костюм напрокат взяла, потратилась, кто мне теперь возместит? (Снимает маскарадную шубу и оказывается в чем-то облегающем и довольно эффектном: у нее хорошая фигура, и она это подчеркивает).
МИХАЕВА. Только проститутки нам тут не хватало.
СНЕЖАНА. А что, не хватало? Спасибо на добром слове. Может, и за стол пригласите?
НИНА. Не подходи! Отойди подальше вообще!
СНЕЖАНА. Вам-то что, девушка? Воздушно-капельным путем эти дела не передаются. Вам нужно своего молодого человека опасаться. Матвей, почему ты делаешь вид, что ты меня не узнаешь? Я тебе так нравилась всегда.
МАТВЕЙ (Нине). Не обращай внимания, она блызнутая явно. Я ее первый раз вижу.
СНЕЖАНА. Да? А мне помнится, мы раз десять встречались. Ты меня больше всех любил. Яну, Еву, Соню, Оксану — так себе, по два-три раза, а ко мне каждую неделю приезжал, Матюша.
НИНА. Откуда она знает, как тебя зовут?
МАТВЕЙ. Понятия не имею!
МИХАЕВА. Я его по имени называла, а она подслушала!
НИНА. Защищаете сына? Правильно, конечно. Он у вас такой хороший!
(Вскакивает и идет к себе в комнату).
МАТВЕЙ. Да врет она все! (Устремляется за Ниной, но та запирается на задвижку; стучит). Нина! Нинчик, я клянусь!.. (Снежане.) А ну, быстро говори моей девушке, что все наврала!
СНЕЖАНА. Не могу. Как же наврала, если не наврала?
МАТВЕЙ. Убью, дура!
МАРГО. Стоять! Все убийства с моего разрешения.
МИХАЕВА. Господи… С сердцем нехорошо… Сыночка, что она такое говорит?
МАТВЕЙ. Сочиняет она. Я ей еще устрою веселую жизнь.
КУЛИЧЕНКО (успевший выпить и налить; Михаевой). Вы не огорчайтесь. Жизнь — диалектичная штука. Даже если в этой правде есть доля истины, все равно… Эротика, секс — это одно, а любовь — другое.
СНЕЖАНА. Блюовь!
НАТАЛЬЯ. Да… Как-то сразу весело стало.
МИХАЕВА. И вы сразу поверили? Я мать, я Матюшу знаю. Он до восемнадцати лет ни одной девушки пальцем вообще не тронул.
НАТАЛЬЯ. Это он вам говорил?
МАТВЕЙ. Извините, а чего вы это в третьем лице про меня? Я тут пока, живой. Говорю всем в лоб: я эту мразь не знаю, и в глаза не видел. Вы кому поверите, ей или мне?
СНЕЖАНА. Конечно, мне. Во-первых, я красивая, мне верить — приятней. Потом, люди любят верить во все нехорошее. Им это тоже приятно. Даже твоей маме, Матюша. У меня вот мама алкоголичка, ненавидела меня, а как узнала, что я стала проституткой, она меня сразу даже полюбила. Потому что ей приятно, что дочка еще хуже, чем она.
МАРГО. Тихо! (Прислушивается). В подъезде кто-то… Предупреждаю — не кричать, громко не говорить…
Звонок в дверь. Еще один.
Никого нет.
КУЛИЧЕНКО. С улицы видно, что свет горит.
НАТАЛЬЯ. Тебя спрашивают?
МАРГО. Ладно, я сама… Нет… Дедушка, пожалуйста, подойди к двери, не открывай, скажи через дверь, что ты больной и один дома. (Снимает с Караморчука пальто, шарф, приводя его в домашний вид). Очень прошу. Только без баловства, ладно? А то так и будут звонить.
Караморчук медленно встает, идет к двери, держась за сердце.
КАРАМОРЧУК (голос в прихожей). Кого вам? Идите отсюда, я еле с постели встал, больной я. Никого, я один, сказано же! (Возвращается, медленно идет к дивану, садится, закрывает глаза).
МАРГО. Кто там?
КАРАМОРЧУК. В глазок плохо видно… В форме люди…
МАРГО. Черт! (Мезгирю). Засекли, наверно, в какой подъезд мы забежали. (Куличенко). Сколько в вашем подъезде квартир?
КУЛИЧЕНКО. Сорок две.
МАРГО (присвистнув). До утра не найдут.
МЕЗГИРЬ. Будем надеяться.
МАТВЕЙ (у двери Нины). Нина! Нина, открой!
НАТАЛЬЯ (встает, тоже подходит к ее двери). Ниночка, не глупи! Отношения выяснять будете потом, а сейчас праздник!
НИНА (открывает дверь). Праздник? Это называется праздник? Я всегда подозревала!
НАТАЛЬЯ. А если подозревала, зачем замуж собралась?
НИНА Нет, я подозревала, но не думала… Я… Ладно, действительно. (Выходит; Снежане). Не беспокойся, у меня нервы крепкие. На меня тоже всякое клепали, ничего, я вытерпела.
МАТВЕЙ. Кто клепал, когда? Про что?
КУЛИЧЕНКО. Вы опять? Договорились же — продолжить праздник!
МИХАЕВА. Нина, я тебе даю свое материнское слово, Матвей…
НИНА. Извините, потом. Ничего не было. Ее вообще тут нет.
СНЕЖАНА. Здрасьте, а куда я делась? Растаяла, что ли?
Все, кроме вторгшихся пришельцев, опять устраиваются за столом.
КУЛИЧЕНКО. Ну что ж. Жизнь продолжается, несмотря на… Там какая-то, можно сказать, юмористическая революция…
СНЕЖАНА. Веролюция.
КУЛИЧЕНКО. А у нас… Короче, как я уже говорил, жизнь — зебра.
СНЕЖАНА. Зерба.
МИХАЕВА. Вы бы, девушка, знаете, сели бы в угол и заткнулись бы от стыда. Тут порядочные люди, а не вы.
МЕЗГИРЬ (опять взрывается). Это где тут порядочные люди? А? Там из-за вас люди под дубинки идут, под пули готовы даже, а они тут сидят — водочка, селедочка, оливьешечка, порядочные люди! Делают вид, что нас будто здесь нет! Тоже мне, патриции! Если кто из вас образованный, может, знаете, были такие римские господа — при рабах жрали, срали, сношались!
МИХАЕВА. Взрослый человек, седой уже, как не совестно? Бегает по площадям, молодежи голову дурит! Да еще выражается в чужом доме! Читала я ваши интервью, сплошной бред! А насчет образования, то оно у нас тут у всех имеется, чтобы вы знали. И даже высшее.
КАРАМОРЧУК. Правда! Вот именно, правда!
МАРГО. Что правда, дедушка?
КАРАМОРЧУК. А то! Бегаете, как оглашенные! В аптеку пройти нельзя, за хлебом лишний раз — и то… Господи, какая тут жизнь была! Одна машина в полдня проедет — и тишина! Любили все друг друга, уважали! Участковая врач Ирина Сергеевна со мной здоровалась по имени-отчеству: здравствуйте, Владимир Иванович! А сейчас двадцатый раз к одной и той же свиристелке прихожу, а она: вы кто, на что жалуетесь? Запомнить не может! Я ей говорю, вы хоть по фамилии запомните: Караморчук моя фамилия, известная фамилия, мой брат Сергей Иванович Караморчук знаменитый был местный писатель — краевед! В каждой «Союзпечати» книги продавались. А она говорит: не читала! Господи! Демонстрации были! Веселье! Флаги! Музыка! А сейчас соберутся по пять человек и начинают бубнить: бу-бу-бу, бу-бу-бу! Чего хотят? Чтобы еще хуже было?
МЕЗГИРЬ. Мы хотим…
КАРАМОРЧУК. Ну и хотите себе где-нибудь в другом месте! Зачем другим-то жизнь портить? Да и то, в каком месте, если спросить? У нас внизу на первом этаже справа была детская библиотека, слева шахматный клуб. Ну, библиотеку еще почему-то оставили, а вместо клуба магазин сделали интимных принадлежностей. И на вывеске что нарисовали?
СНЕЖАНА. Неужели то, что я думаю?
КАРАМОРЧУК. Гондон! Гондон в натуральную величину, в смысле, с меня размером! Я старый человек, я тут всю жизнь живу, почему я должен мимо этого гондона ходить? Какое вы имеете право? Я из-за этого лишний раз дома остаюсь, чтобы не видеть!
СНЕЖАНА. Разве раньше презервативов не было?
КАРАМОРЧУК. Не делай из меня сверчка запечного, девушка! У меня индустриальный техникум за плечами! Все было, включая гондоны, но никто мне их в глаза не совал в таком количестве! Раньше на площади передовики висели, а теперь голая баба с чулками на три этажа — реклама, мать ее! А ведь дети смотрят! Да еще на нас врут, что мы что-то не так делали, не так жили! Нормально мы жили! А сейчас что? Коррупция, оппозиция, проституция! Мы и слов таких не знали! Наш завод полгорода кормил! На демонстрации как диктор крикнет: «Коллективу государственного электронно-технического объединения „Спектр“» — и десять тысяч голосов: «Ура-а-а!»
Одновременно на улице: «Гони их к машинам, блин, к машинам гони!»
Караморчук кашляет, умолкает, тяжело дыша. Пауза.
КУЛИЧЕНКО (Мезгирю). Значит, вы хотите сказать, мы не проявляем гостеприимства, как положено интеллигентам? Хорошо. Прошу всех к столу! Всех!
НАТАЛЬЯ. А чего это ты распоряжаешься, Куличенко? Ты тут не один!
КУЛИЧЕНКО. Я глава семьи, если кто забыл, могу напомнить! Я решил, ясно? Вон там стулья еще есть, давайте, несите!
НИНА (глядя на Снежану). Если она тут сядет, я уйду!
