Александр Селин - Гюнтер Шидловски
Мастер. – Вами я тоже недоволен, Диц. Детский лепет. Не может убедить расслабленного друга. Прямо-таки хочется пригласить самого Шидловски. Уж он-то вправит вам мозги!
Пфлюгер. – Но ведь Шидловски умер!
Мастер. – Кто вам сказал, что Гюнтер Шидловски умер? Кто вам сказал? Как у вас язык повернулся на такое? Кто сказал?
Пфлюгер. – Как-то само получилось, Мастер…
Мастер. – Замолчите, замолчите… иначе я выгоню всех троих!
Пфлюгер. – Но нас же двое, Мастер! Двое! Пфлюгер и Диц! Вернее нет, четверо: Диц, Пфлюгер, Мастер, Штаубе. Раз, два, три, четыре!
Мастер. – И это все?
Пфлюгер. – Можно и наоборот: Штаубе, Мастер, Диц, Пфлюгер. Раз, два, три, четыре!
Мастер. – Вы закончили проверку, Пфлюгер? Или может, еще?
Пфлюгер. – Могу и еще. Диц, Мастер, Пфлюгер, Штаубе! Раз, два, три, четыре. Диц, скажи, что нас четверо, не молчи!
Мастер. – Диц, не молчите. Скажите, что нас четверо. Пусть успокоится.
Диц. – Успокойся, друг. Нас четверо. Не пропадаем!
Пфлюгер ревет. Сходит с ума.
Мастер. – Пфлюгер, вы помните Штаубе, который сегодня приходил утром?
Штаубе все время с Мастером. Пфлюгер непонимающе смотрит на Мастера.
Пфлюгер, я к вам обращаюсь на чистом немецком языке. Вы помните того Штаубе, который сегодня утром сюда приходил?
Пфлюгер. – Помню, Мастер.
Мастер. – Хорошо, Пфлюгер. Тогда у меня к вам одна просьба. Сделайте так, чтобы он вернулся. У нас будет много работы. Без него мы – никуда.
Пфлюгер опять непонимающе смотрит на Мастера.
Поторапливайтесь. У нас мало времени!
Пфлюгер. – Я плохо себя чувствую, Мастер.
Мастер. – И мне тоже плохо. Вот я и говорю. Чтобы нам всем стало легче, сходите за Штаубе! Спешите! Он не успел уйти далеко!
Пфлюгер медленно встает, медленно идет вглубь сцены и падает.
Диц. – Он упал, Мастер.
Мастер. – Я давно это заметил, еще вчера… мне кажется, у нас прибавилось работы. Баумштайн, Пфлюгер. Чертовски тяжело. Мне надо бы отдохнуть.
Диц. – Можно я тоже отдохну, Мастер?
Мастер. – Нет, вы пока возьмите лопату и копайте.
Диц. – Где копать, Мастер?
Мастер. – Вон там.
Указывает на место рядом с Пфлюгером. Диц берет лопату, подходит к лежащему Пфлюгеру.
Диц (пытается копать). – Тяжелый грунт, Мастер.
Мастер. – Глубже, глубже копайте, Диц. Как говорил Гюнтер Шидловски, дело не в грунте. Наоборот, при тяжелом грунте ценность работы должна возрастать. Однажды друзья решили подшутить над Гюнтером. Пригласили на процедуру, а сами приготовили бетонный плац.
Диц. – Я больше не могу.
Мастер. – Почему?
Диц. – На руках мозоли, Мастер.
Мастер. – Какие мозоли? Дай-ка я погляжу… (Почему-то рассматривает ладонь рядом стоящего Штаубе.) Не вижу никаких мозолей… Гладкая, очень хорошая кожа… Ну-ка посмотрим повыше, локоть… Всё как положено… Диц, напрягите бицепс!
Удивленный Диц напрягает бицепс. А Мастер щупает бицепс Штаубе.
Где ж это видно, что вы устали, Диц? Твёрдый, натренированный бицепс. Копайте, копайте. Две ямы, пожалуйста.
Диц. – Одну Пфлюгеру, а другую для Баумштайна?
Мастер. – Диц, настоящий профессионал должен проявлять старание вне зависимости от того, кому полагается яма. Работайте!
Диц снова пытается копать. Что-то дело не идет. Останавливается.
Диц. – Мастер, скажите, а вот то, что вы пощупали мой бицепс через посредство Штаубе… Это и есть шестое измерение по Шидловски?
Мастер. – Нет. Это симбиоз четвёртого с пятым. Тактильное ощущение плюс понимание на расстоянии. Шестое вы угадали ранее, но проехали… Шестое измерение по Шидловски – это когда человек себя сам… Сначала откапывает яму. Помещает себя в деревянный домик. Опускает его в яму. Сверху насыпает холм. А потом уже устанавливает себе бюст.
Диц. – Сам себе… Какая-то путаница…
Мастер. – Нет, это не путаница, Диц. Вы употребили неудачное слово. Это называется свободное обращение со временем и с пространством.
Диц. – Свободное обращение с временем и пространством? А у меня получится?
Мастер. – Обязательно получится, Диц.
Диц. – Точно получится?
Мастер. – Обязательно получится, Диц. Вы постарайтесь. Я в вас верю.
Диц немного думает. Он в состоянии тихого помешательства. Затем откладывает в сторону лопату. Ещё немного думает, как бы убеждая себя в чём-то. Затем падает рядом с Пфлюгером. Диц и Пфлюгер лежат без движений в глубине сцены. Они умерли.
Мастер сидит, задумавшись. Штаубе щупает пульс у Дица и Пфлюгера. Снимает шляпу, подошел к Мастеру. Штаубе наконец заговорил.
Штаубе. – Зачем вы это сделали, Мастер?
Мастер. – Ты о чём? А-а-а… О них… Видишь, ли Штаубе, мне больше нечем было их занять…
Штаубе. – Нечем… А что, разве катафалк с Баумштайном не приедет?
Мастер. – Нет, не приедет, Штаубе. Бельгийцы перехватили. Грязные наемники. Проклятые навозные жуки! Они посыпали весь свой участок черноземом и таким образом сделали его привлекательным для заказчиков. Всего три сантиметра чернозема, Штаубе! Всего три сантиметра! И никто не догадался произвести контрольный копок, который бы вскрыл все это бельгийское шарлатанство! Но, увы, обманутая процессия завернула именно туда. И я не получил возможности возвратить Пфлюгеру и Дицу обещанные восемьдесят пять гульденов. Вот поэтому и решил заплатить им натурой.
Штаубе. – Как это натурой, Мастер?
Мастер. – А вот так. Всё очень просто и не лишено логики. При отсутствии денег молочнику выплачивают зарплату молоком. Пастуху – говядиной. Кузнецу – железом. Почтальону – газетами… А для могильщика лучшая выгода – это обслужить его бесплатно.
Штаубе (задумывается). – Да… И кто же это сделает? Кто их обслужит, Мастер?
Мастер. – Ты, Штаубе. Не вызывать же мне для этой цели бельгийцев.
Штаубе (опять задумывается). – Диц и Пфлюгер. Два человека. Очень большая работа… А вы мне за нее заплатите, Мастер?
Мастер. – Сполна, Штаубе. Обещаю. Я заплачу тебе за эту работу сполна. Пока отдохни немного. Потом настройся и приступай. Практика никогда не должна прерываться, тем более если ты носишь высокое звание профессионала. А ты настоящий профессионал, Штаубе. Когда надо – молчишь, когда надо – работаешь. И не задаешь лишних вопросов, как эти. (Показывает на лежащих Дица и Пфлюгера.) Лекарь и концертмейстер… До сих пор не определились, кто они такие на самом деле. А вот ты – настоящий профессионал деликатных процедур. Сразу видно: кем человек хотел стать с детства, тем и стал.
Штаубе (смущается). – Вообще-то… вообще-то, Мастер, в недалеком прошлом я был полковником. Они угадали.
Пауза. Оба молчат.
Мастер. – Зачем ты мне сказал об этом?
Штаубе. – Решил не обманывать вас. Если человек однажды был полковником, то рано или поздно это всплывет наружу. Видели? Я лежал весь день расслабленный, как мякина. Не произнес ни единого слова. А Диц все равно угадал.
Мастер – Да. Похоже, Диц действительно овладел четвертым измерением по Шидловски. Может быть, и пятым, но уж четвертым наверняка. Ну и как же вы сюда попали, полковник Штаубе? Что вас привело?
Под ритмичную военную мелодию Штаубе начинает рассказывать свою историю. Иллюстрируется слайдами на экране.
Штаубе. – Был сильный туман. А командир второго батальона оказался предателем. Он заминировал походную кухню. А сам вместе с батальоном исчез под предлогом, что якобы пошел окружать врага. Первый батальон, который вышел обедать, подорвался на минах, которые были заложены в котлах с борщом. А я с третьим не евшим батальоном после сигнальной ракеты пошел в атаку. Когда мы подходили к доту, который предстояло уничтожить, со мной оставалась, по сути, одна рота. Многих подкосили пули, которые свистели то здесь, то там… Многие не дошли, свалившись от голода. Да еще, как выяснилось, я был нетрезв, чтобы командовать полком. В тот день я поклялся себе: «Штаубе, если останешься в живых, то будешь пить только молоко». О, лучше бы меня сразила пуля или штык неприятеля! Силуэты бойцов моего взвода таяли, пропадая в тумане. Я падал, но опять вставал. Падал! Вставал! И продвигался вперед! А когда увидел бетонную глыбу с беснующимся языком пламени, то зашвырнул в неё брикет динамита и, вырвав знамя из рук остывающего знаменосца, водрузил его на поверженный дот. Через полчаса, когда туман сошел, окидывая взглядом поле, сплошь усеянное трупами, я обнаружил, что это был не тот дот. Это был не вражеский дот. Это был наш опорный дот! Компас, который мне выдали в генштабе, путал север с югом… Еще через полчаса подъехал генерал. Он мне сказал: «Ничего, ничего». Но я к тому времени уже принял решение.
