Алексей Винокуров - Оулд и садо-мазо
Художник. Бросаешь меня? Исполать тебе!
Жена. Да встань же ты, в конце-то концов! Свинья!
Поднимает Художника за шкирку, тот стоит, шатаясь. Очевидно, пьян. Но глаза расширены от ужаса. Водит перед собой руками.
Художник. Он такой, такой…
Жена. Какой?
Художник. Страшный. Я ничего страшнее… ни разу в жизни. Он убил меня. Задушил. Вот так!
Хватает себя одной рукой за горло, начинает душить, хрипит, вытаращивает глаза. Кашляет.
Жена. Хватит, хватит! «Задушил!» Где он тебя задушил? Ты ведь живой.
Художник. Гарантии дать не могу.
Жена. Зато я могу дать гарантию, пьяная твоя рожа! Одевайся!
Художник (смотрит в зеркало). А, может быть, это не я? Может быть, это кто-то другой? (Жене.) А ну, как моя фамилия?
Жена. Дурак твоя фамилия.
Художник. Неправильно. Моя фамилия… (Прикладывает палец к губам.) Тссс… Если он узнает – то…
Проводит пальцем по горлу. Кашляет. Смотрит на жену.
Жена. Хватит перхать уже. Простудился, что ли?
Художник. Нет. Давит что-то. (Кашляет. Жене.) А ты сама вообще кто? Может, тебя тоже задушили? Уйди, привидение…
Жена (бросает ему штаны). На вот, одень.
Художник. Чего ты в меня бросаешь? Я тебе чего – мусорное ведро? Это чего такое?
Жена. Это штаны. Надевай.
Художник (покорно). Хорошо.
Пытается надеть штаны, засунув в одну штанину обе ноги. Безуспешно.
Художник. А у нас нет других штанов? Кажется, мне эти малы.
Жена. Горюшко мое…
Бранясь, помогает ему надеть штаны.
Жена. Навязался на мою голову! Надо было давно от тебя уйти. Вон, Иван Сергеевич меня замуж звал. Сейчас бы горя не знала.
Художник. Так Иван Сергеевич умер год назад.
Жена. Тем более. Была бы сейчас безутешная вдова, как сыр бы в масле каталась.
Художник. У тебя не все потеряно. Ой, как он меня душил! Даже вспомнить противно.
Жена. Нечего вспоминать. Все бросим, уедем в деревню, никто нас не найдет.
Художник. Бесполезно. Он не отпустит.
Жена. А мы его спрашивать не будем.
Художник. Он от меня не отстанет. Теперь уж до гробовой доски мы с ним не разлей вода. И, чувствую, ждать осталось недолго. Как будто он из меня душу выдавил.
Жена. Что болтаешь? Душу нельзя выдавить, душа бессмертна.
Художник. Вот о том и речь. Души во мне не осталось. Все картины эти… Поели мне всю душу.
Жена. Бог с ними, с картинами. Уедем, все бросим.
Художник. Не уедем. Он уже тут. Я чувствую.
Падает на диван.
Жена. Да что же это ты из себя ваньку-встаньку строишь? А ну, встать! Встать, я кому говорю!
Художник. Поздно.
Резкий стук в дверь.
Жена (вздрогнув). Кто еще?
Стук.
Жена. Не будем открывать! Постучит – и уйдет.
Художник. Не уйдет. Просто дверь вышибет. Кончились, видно, мои денечки.
Жена. Не дрейфь! Мы еще поборемся!
Художник. Не надо! Уходи, Маша. Убегай.
Жена. Куда ж я убегу?
Художник. В окно.
Жена. Это с пятого-то этажа? Прямиком на тот свет!
Художник. Все лучше, чем с ним встречаться. Есть что-нибудь выпить?
Жена. Нету. Все выпил уже, бочка бездонная.
Художник. Жалко. Неплохо бы на посошок. Так сказать, перед последней дорогой.
Стук становится непрерывным.
Жена (хватая какую-то палку). Ну, я ему сейчас… Я его… Кто там?
Голос Насти. Откройте, пожалуйста. Это я, Настя.
Художник. Не открывай. Это он!
Жена. Как он? Это Настя.
Художник. Это только так говорится, что Настя. На самом деле – он.
Жена. Да голос же…
Художник. Голос и подделать можно. Помнишь сказку про волка и семерых козлят? Как он там (тонким голосом): «Козлятушки, ребятушки, отворитеся, отпритеся, ваша Настя пришла, вашу смерть принесла…»
Жена. Тьфу на тебя!
Открывает двери.
Художник (вспрыгивает на диван с ногами). Не-ет!!!
Входит Настя. Быстро проходит к картине.
Настя. Слава Богу, на месте! (Художнику). Вы ее не трогали?
Художник. В каком смысле?
Настя. Не дописывали ничего?
Художник (неожиданно взрывается). Что вы все ко мне привязались? Трогал! Не трогал! Прокуроры нашлись! Да хоть бы и трогал – что тогда? Это моя картина, захочу, сейчас вообще ее сожгу. Сожгу – и все.
Настя. Подождите.
Художник. Отстань! Сожгу, как Бог свят!
Щелкает зажигалкой, но картина не загорается. Художник в изумлении отступает.
Художник. Не горит. Вообще не горит.
Настя. У нас мало времени. Надо спешить.
Жена. Вот и я о том же… Собрались – и бежать. И ни в жизнь ему нас не найти.
Настя. Нет, не так. Надо с картиной разобраться.
Художник (протрезвев). Да-а, с этой картиной надо разобраться. Дьявольская картинка-то. В огне не горит, в воде не тонет.
Неожиданно с криком «кия!» пинает картину. Смеется.
Художник. Представляете, как он сейчас согнулся? Я ведь ему прямо в причинное место попал.
Настя. Времени нет. Надо начинать работу.
Художник. Какую работу?
Настя. Над картиной. Ее надо перерисовать.
Художник. Как – перерисовать? Это же шедевр. Я, может, ему самому из-за этого картину не отдал. Да я после такой картины на весь мир стану известным.
Настя. Это шедевр. Но только сила его куда больше, чем вы думаете. Что вы на этой картине рисуете, то и происходит в действительности.
Художник. Да ну?
Настя. Вы же сами говорили: глаз.
Художник. Да, глаз был. Зарос, кстати. Ни дырочки. Нет, не буду я переписывать. Страшно.
Жена. Да перепиши ты, жалко тебе, что ли?
Художник. Не могу. Держит что-то.
Настя. Это он вас держит.
Художник. Как это?
Настя. А посмотрите на картину…
Художник смотрит на картину.
Художник. Точно он… То-то мне снилось, что умер я, сошел под землю, а там на плечи у меня демон сел. Огромный, страшный. Когтем в сердцем впился, зубами – в горло. И рвет меня, рвет и мучит, и страшен мне сделался белый свет, а в глазах фонари кровавые. А это сама Смерть мне на плечи села.
Берет себя руками за горло, словно бы душит, затем с силой отпускает руки.
Жена. Ну как, полегчало?
Художник. Не знаю. (Обходит картину.) Ну, так я же тебя сейчас уничтожу. Ты мне на плечи больше не сядешь, хватит! Кончилось твое время, Сатана! Жена! Неси сюда самый большой нож. Топор неси!
Сам убегает в кухню, приносит топор.
Настя. Так вы ничего не добьетесь.
Художник. Может быть. Но только и он ничего не добьется.
Художник размахивается.
Настя. Стойте!
Художник останавливается.
Настя. Вы ведь тоже на этой картине нарисованы. На вас она тоже влияет.
Художник в растерянности смотрит на жену, она на него.
Жена. Отступись, Феденька. Уедем.
Художник. Нет. От него не уедешь. (Думает.) Вот какой у нас вышел портрет Дориана Грея. Хитро это он придумал. Ловко. Значит, ударю я ее топором, а кровь из меня польется. Смерть, смерть… Села на плечи, не сгонишь ее. Ну. что ж, видно, такая уж выходит у меня судьба. (Принимает решение.) Ничего. Я умру, да только и его не будет. Невелика цена.
Снова размахивается топором. Стоит секунду, потом опускает.
Художник. Не могу. Боюсь. Держит он меня. В сердце коготь пустил.
Жена. Да что же это такое, что ему от нас надо?!
Художник. А то не понимаешь? Сейчас я закончу картину и станет он вот таким, как здесь я его написал. Только в действительности. Демоном станет!
Жена (Насте). Правда, что ли?
Настя молчит.
Жена. Что ж нам теперь – и выхода никакого нет?
Молчание. Художник внезапно хватает мольберт, кисть и быстро подходит к картине.
Художник. Есть выход! Есть. Сейчас мы ему ручонки-то… замажем! Чтоб не тянул их, куда не следует!
Остервенело наносит мазки кистью. Кашляет.
