Афанасий Салынский - Семья Буториных
Безуглый. Но… поручено…
Ольга Самсоновна. Да что ты в меня клещем-то вцепился?!
Безуглый. Ваша жизнь…
Ольга Самсоновна (вырвавшись). Ладно, остаюсь тут. А ты валяй в шахту. Как-никак, мужская сила, хоть и душа-то комариная.
Входит Бадьин. Он еле держится на ногах. Измокшая спецовка разодрана, в руке еще светящий аккумулятор.
Бадьин. Перехватили… Задраили.
Безуглый (с облегчением). Уже?!. (Одергивает костюм.) Упряма, бабушка… В шахту ей!.. В такой момент меня задержала. (Уходит в клетевое помещение.)
Ольга Самсоновна. Тьфу, тебе, перевертень!
Входит Карпушкин.
Карпушкин. Ну и досталось…
Бадьин. Зажали. Максим Федосеевич во-время аварийщиков вызвал.
Ольга Самсоновна. Живой он там?
Бадьин. Абсолютно. Ему бы не сменным, а боцманом на китобойце. (Карпушкину.) Аварийщики работали, как хорошие матросы у пробоины.
Карпушкин. Колотит всего… Стопку бы теперь пропустить… (С восторгом.) Ну, бабуся, моли бога за здоровье парторга нашего, Александра Егоровича.
Ольга Самсоновна. Давно не молюсь, любезный.
Карпушкин. Си-илен! Как в бою. Спокойненько так, без паники.
Бадьин. А кто там, в самом забое застонал?
Карпушкин. Илья… Максимыч…
Ольга Самсоновна. Ильюшенька?!
Карпушкин. В самую прорву полез, ну и…
Слева, где предполагается другой выход из шахты, входят Василий, Малаша, Гайнутдинов, Настенька, Ястребов.
Ястребов (возбужденный, рассказывает). Кричу ему: «Зачем туда, бригадир?! Придавит!» — «Плевать, говорит, Ястребов», — и полез… Мы ему — одно бревно, щит, еще бревно, щит… Потом на него… глыба…
Из клетевого помещения выходят Илья и Максим Федосеевич. Илья опирается на плечо отца. Левая рука у него перебинтована и держится на перевязи.
Ольга Самсоновна. Сыночек…
Василий. Доработались, механики.
Максим Федосеевич на ходу гневно оглядывается на Василия.
Малаша. Как ты можешь?!
Илья. Машина… Главное — машина не пострадала…
Максим Федосеевич. А имя твое? Разве оно тебе не дорого?
Илья. Мое имя — это мое дело.
Василий. Бесполезное дело, братуха. Амба.
Максим Федосеевич (разгневанный, берет Василия за грудь.) Цыц! Мозгляк… (Отталкивает Василия.)
Малаша (закрывает лицо руками). Позор… какой позор…
Василий (догоняет Малашу). А ты… ты — что?
Малаша. Оставь меня. (Уходит.)
Василий. Мам, дай мне ключи от дому.
Ольга Самсоновна подает Василию ключи.
Максим Федосеевич. Дай, дай ему ключи! Первым домой придет, брата ласковым словом встретит… (Кричит.) Не давать ему ничего! (Вырывает у Ольги Самсоновны ключи.)
Ольга Самсоновна. В своем ли ты уме? Сына-то родного…
Максим Федосеевич. Сыновья — да разные.
Василий. Для приезжих и бездомных в городе есть гостиница. (Уходит.)
Ольга Самсоновна. Вася! (Максиму Федосеевичу.) Сердца у тебя нет… (Уходит.)
Входит Вера.
Илья. Простите, я наделал и вам хлопот.
Вера (горько, с укором). Эх вы, союзник…
Илья. Вера…
Вера расстроенная, отходит.
Ястребов. Крепись, бригадир.
Бадьин. Бригада — в боевом походном.
Входят Ефимушкин, Фурегов, Никонов и Безуглый.
Илья. Александр Егорыч… выслушай меня!
Ефимушкин (сурово). Стоп. Разберемся.
Фурегов. Вот ваша новинка! Доехали.
Никонов. Дело тут не в этом, Николай Порфирьевич.
Ефимушкин. Почему бригада имела только один забой? Этим должны были заниматься вы, товарищ Безуглый.
Безуглый. В горячке работы… не мудрено и упустить.
Ефимушкин. Не понимаю, какая у вас может быть «горячка работы» важнее внедрения многозабойного метода? Запирать агрегат в одном забое — это все равно, как если бы просто в помещении опробовать летные качества самолета. В общем, не мытьем, так катаньем…
Фурегов (Илье). Почему ты полез в этот забой?!
Максим Федосеевич. Разберемся… во всем, что и почему. (Понизив голос.) Но главного виновника я вижу в вашем лице, товарищ директор.
Фурегов (деланно смеется). Сыночка защищаешь, с больной головы на здоровую хочешь вину свалить.
Максим Федосеевич. Ошибаешься товарищ Фурегов. Сорвись мой сын на бесчестьи, я ему был бы первый судья. В нашем роду совестью никогда не баловались. А тут… С него вины не снимаю, но главный виновник — вы. Это думает весь рудник. С той поры, как стало понятно ваше отношение к новой машине и многозабойной системе. (Тихо в лицо Фурегову.) Эх, плохо я учил тебя, Николай Порфирьев.
Безуглый. Разобраться мы, конечно, разберемся, но все-таки товарищ Буторин… Ведь вы же, я слышал, в партию вступаете…
Илья. Да, вступаю, чтобы… ломать старье. И вы меня не остановите.
Занавес.
Картина четвертая
Кабинет парткома. Вечер. Прошло шесть дней после аварии на Северной.
Ефимушкин (у телефона). Да… Секретарь горкома? Слушаю, Вадим Фомич. Вы откуда? А, вы уже здесь. Хотя бы на несколько минут зашли в партком! Что? Шахта — по пути? Да, это верно. Что? Буторин еще на бюллетене, уже седьмой день. Переживает… Главное — моральная сторона дела. Авария-то пустяковая. Однако, забой подзапорол. Да, собирались принимать. Я ему и рекомендацию обещал… Знал, что парень горячий. Конечно, хорошо! Но такого выверта и от него не ожидал. Лезет в опасный забой. Авария, травма… Что? А, у меня… Виноватым себя чувствую. Да за все. И прежде всего — за будущее рудника… Обстановка, конечно, сложная. С глазу на глаз? Давайте. В шахте и встретимся. Есть. (Опускает трубку. Некоторое время в раздумьи ходит по кабинету. Затем набирает номер телефона.) Вера Ивановна? Рад, что застал… Не думал, что так поздно задержитесь. Не зайдете ли ко мне на пяток минут? Прошу, прошу. (Опускает трубку. Стук в дверь.) Войдите.
Входит Ястребов.
Ястребов. Здравствуй, Александр Егорыч.
Ефимушкин. Добрый вечер, Павел Тимофеевич. Садись, пожалуйста. (Ястребов садится.)
Ястребов. Словно, как похудел ты, Александр Егорыч.
Ефимушкин. Дела не радуют.
Ястребов. Дела. (Пауза.) Хорошо, что вызвал меня, сам к тебе собирался.
Ефимушкин. Что же ты мне хотел сказать?
Ястребов. Да я теперь тебя послушаю.
Ефимушкин. Гм… Как дела в бригаде?
Ястребов. На перфораторы перешли. Совсем другой табак.
Ефимушкин. Лучше?
Ястребов. Какое — лучше? Хуже! Один месяц поработали с агрегатом, а так привыкли, что перфораторы — хорошие машины — теперь каким-то ископаемым инструментом кажутся. Карпушкин, и тот по новинке тоскует. «Культурный, говорит, механизм».
Ефимушкин. Значит, вообще на шахте такое мнение?
Ястребов. Другого и быть не может. Это же — техника! Каких бы трудностей не стоило, а мы без такой машины не останемся. Жизнь требует.
Ефимушкин (после паузы). Ты, кажется, дал Илье рекомендацию?
Ястребов. Да.
Ефимушкин. Ну, и что ты теперь думаешь?
Ястребов. Отбирать не собираюсь. В его положении я, может быть, сделал бы то же самое…
Ефимушкин. Прямо-таки то же самое?
Ястребов (неуверенно). Ну, может, и не в точности, а…
Ефимушкин. И удержать не пытался?
Ястребов (смущенно). Пытался… Да разве ж его остановишь?
Ефимушкин. Так-так… А что же Илья? Ты у него бываешь?
Ястребов. Бываю. Поправился. Завтра на шахту собирается. А директор, говорят, хочет его с бригады снимать…
Ефимушкин. Не слыхал.
