Паоло Джакометти - Семья преступника
Коррадо. Монсиньор слишком беспокоится, и не знаю для чего. Что отвечать мне? Что сказать, коли я ничего не знаю?
Дон Фернандо. Вы не видали Розалию?
Коррадо. Видел.
Дон Фернандо. Что ж она говорила вам?
Коррадо. Много, но понял я одно.
Дон Фернандо. Что же именно?
Коррадо (указывая на сердце). Это здесь, мой друг.
Дон Фернандо. И не выйдет оттуда?
Коррадо. Не разорвав сердца, не выйдет.
Дон Фернандо. Если так, я не смею спрашивать. Но дочь?
Коррадо. Чья дочь?
Дон Фернандо. В том-то и вопрос… Вы ее разглядели?
Коррадо. Да.
Дон Фернандо. Какое же впечатление произвела она на вас?
Коррадо. Разве можно передавать впечатления? Мне хотелось и целовать ее, и убить.
Дон Фернандо. В одно и то же время?
Коррадо. Да.
Дон Фернандо. Значит, совершенный мрак?
Коррадо. Ужасный! Жду разъяснения от доктора, а он не очень торопится. Я жду его с тоской, с лихорадкой. Мы должны говорить с ним здесь; вот почему я прошу вас уйти, прошу в третий раз, не заставьте просить в четвертый!
Дон Фернандо. Не заставлю. Но мне хочется, чтобы вы успокоились, чтобы вы хорошенько подумали о своих обстоятельствах, которые могут быть очень серьезны. Я уж видел несколько конных жандармов, которые, вероятно, явились, чтоб…
Коррадо. Арестовать меня?.. Тем лучше!.. У кого уж нет семьи, тому можно и умереть. Я жил для жены и дочери; иначе разве я не разбил бы себе голову о каменные стены моей темницы, за неимением другого средства. Но знайте, что у меня есть и другое, лучшее средство, есть оно у меня и теперь… мне нужно только несколько минут, чтоб устроить свои дела в этом доме, и потом…
Дон Фернандо. Все это и загадочно и страшно. Но подумайте, что во всяком случае вы не имеете права ни наказывать, ни мстить.
Коррадо. Кто вам говорит о том или о другом.
Дон Фернандо. Надо же пожалеть и Розалию: не сама же ока вас бросила. И жена и вдова в одно и то же время!.. Девятнадцать лет… Как бы вы поступили на ее месте?
Коррадо. Легко рассуждать тому, кто не страдает. (С нетерпением.) Что ж он нейдет? Что ж он нейдет?
Дон Фернандо. Он придет; но я боюсь последствий вашего разговора. Что, если он будет так глупо благороден, что признается вам… Ах, боже мой!.. Что вы тогда сделаете?
Коррадо. Разве я знаю, что он будет говорить?.. Что я стану делать? Разве пуля, пока она еще не вылетела из ружья, знает, куда она попадет? Идите же; мне нужно подумать, прежде чем говорить с доктором.
Дон Фернандо. Это справедливо. Подумайте и посоветуйтесь со своей совестью. Мужайтесь, мой бедный друг. (Жмет ему руку и уходит.)
Коррадо. Я не имею права наказывать, а тем более мстить… я согласен. Розалия, брошенная мной на краю бездны, без опоры, слабая, могла поскользнуться, упасть… не спорю. Розалия желала моей смерти, ждала ее со дня на день, как приятную весть, чтоб быть свободной, счастливой… и… Но что ж нейдет этот доктор? Что он мучит? Они, вероятно, советуются, как обмануть меня… О, горе им, если они не сознаются… горе! (Увидав Пальмиери.) Вот он наконец! Господи, помилуй нас!
Явление второеКоррадо и Пальмиери.
Пальмиери. К вашим услугам. Извините, что заставил ждать, но мне нужно было приготовиться к этому неожиданному разговору и спокойно обдумать все, что я должен сказать вам.
Коррадо. Я так и полагал.
Пальмиери. Для меня решение этого дела очень не легко. Я не мог положиться в этом случае на одного себя, я должен был соображаться с чужой волей.
Коррадо. С Розалией?
Пальмиери. Именно. Я так и сделал. Вот наше общее решение: человек провинившийся должен уметь загладить свои проступки даже ценою собственной жизни.
Коррадо. Это ваше признание?
Пальмиери. Нет еще. Я говорю о вас.
Коррадо. Обо мне? Но прежде всего, сделайте одолжение, покажите мне метрическое свидетельство вашей дочери.
Пальмиери. Вы требуете невозможного, у меня нет детей.
Коррадо. Нет детей? А эта девочка?
Пальмиери. Этот ангел-девочка?.. Она считает себя Эммой, и другие тоже… Она Ада.
Коррадо. Ада?
Пальмиери. Ваша дочь.
Коррадо. Ада жива? Она здесь? Я ее видел? (Едва стоит на ногах.)
Пальмиери. Вы теряете силы? Вы дрожите?
Коррадо. Есть радости, от которых можно умереть… но я буду жить… теперь только я живу. Моя Ада так хороша! Но зачем она считает вас своим отцом? Зачем любит? Вы не говорите; я не хочу и знать. Вы мне ее возвращаете — и довольно. Остальное я вам прощаю, прощаю, все… и всех… Я бегу к ней!
Пальмиери. Подождите.
Коррадо. Я вам повторяю, что мне больше ничего и нужно.
Пальмиери. Но мне нужно знать, стоите ли вы Ады.
Коррадо. Если не стоил, так буду стоить.
Пальмиери. Я надеюсь, увидим. Успокойтесь и подумайте хладнокровно о том, что я вам скажу, я еще очень мало сказал вам. Сядемте лучше.
Коррадо. Говорите.
Пальмиери. Лишнее рассказывать, как мы встретились с Розалией. Это случилось через несколько месяцев после вашего заточения. Я узнал ее в горе, в бедности, покинутую родными. Ее положение меня тронуло, и я решился помочь ей. Я сам был в несчастии, недавно я потерял жену и дочь Эмму. Я был не в таком положении, чтоб думать о любви, но, признаюсь вам, если б Розалия была свободна, я бы женился на ней, чтоб дать ей положение в обществе. К несчастию, она была скована с вами… С чувством сожаения глядел я на Аду, — она была несколько похожа на Эмму и День ото дня привязывалась ко мне, быть может и оттого, что я ласкал ее. Вскоре я убедился, что Ада была одна из тех нежных, болезненных, нервных натур, для которых всякие сильные впечатления и радости и горя равно губительны. Я думал: «Бедная малютка! Когда ты вырастешь, ты спросишь об отце. Что тебе ответит мать твоя? Что тебе скажут чужие? Увы! постоянная мысль будет портить каждую твою радость, каждое чувство, прерывать твой сон; а позже, когда душа запросит любви, кто ответит тебе любовью?.. Кто даст свое имя дочери преступника?» Я начал думать, как помочь ей, и однажды сказал Розалии: «Вы добрая мать; если хотите, я заставлю общество уважать Розалию. Если я не могу восстановить вашего положения, я могу сделать это для дочери, — могу дать ей беспорочное имя, — свое имя. Я буду думать, что моя дочь не умирала, и в вашей Аде буду обнимать свою Эмму». Так и сделалось — теперь судите меня!
Коррадо. Без сомнения, все это благородно… и тем более, если вы не ждали награды…
Пальмиери. Ждал от вас.
Коррадо. От меня? Но я скажу вам, что доброе дело теряет всю свою цену, когда нарушается чужое право. Синьор! У этой девочки был отец.
Пальмиери. Извините, я никак не могу убедиться в этом; я не знаю разницы между вечным заключением и могилою. Во всяком случае, если я даже и нарушил чужое право, то с добрым намерением; если я сделал проступок, то благородный.
Коррадо. Который вы и загладите, как сами сказали.
Пальмиери. Слова мои относились к вашим проступкам, которые важней моих, — искупить их ваша обязанность. Розалия, ваша жертва, подает вам высокий пример твердости. Чтобы скрыть обман, чтобы уверить всех, что моя Эмма жива, Розалия должна была отказаться от прав и радостей матери.
Коррадо. Розалия отказалась? Но вы понимаете, что я не могу и не хочу отказываться.
Пальмиери. Вы откажетесь — это необходимо.
Коррадо. Необходимо?
Пальмиери. Как же иначе? Я не знаю, где вы найдете слов для разговора с этим нежным, робким созданием. Что вы ей скажете? Честный человек, которого ты уважаешь и так горячо любишь, не отец твой; твой отец я, — я убил твоего родного дядю; я протягиваю к тебе руки, израненные кандалами, — я не прощен, я бежал, — каждый день, каждый час меня могут схватить и отправить в тюрьму, я твой отец. Если ты умрешь от жалости, от горя, мне нужды нет, — только бы обнять тебя.
Коррадо. О, ради бога, молчите!
Пальмиери. Я буду молчать, лишь бы заговорило ваше сердце.
Коррадо. Вы его истерзали и хотите, чтоб оно заговорило.
Пальмиери. В таком случае кончим разговор. (Подходит к двери и знаком приглашает войти кого-то.)
Коррадо. Что это значит?
Пальмиери. Вы увидите. Я исполнил долг мой — исполняйте свой. Судите, милуйте, казните — все, что вам угодно. Вы хотите разрушить весь мой труд? Вы имеете на то право; я его не оспариваю. Я признаю за вами право убить вашу дочь. Смотрите, она идет; бедная, великодушная мать ведет ее на ваш суд.
