Алексей Писемский - Ипоходрик
Настасья Кириловна. Ай нет, бабушка, как это возможно-с; дела здесь имею.
Соломонида Платоновна. Большие, я думаю, твои дела. Лучше бы хозяйством правила, бездомовщина этакая.
Настасья Кириловна. Я, бабушка, правлю, ей-богу, правлю. Да и кому у меня, – сами вы знаете: дети малые, – везде все сама.
Соломонида Платоновна. Полно, голубушка моя, казанской нищей прикидываться, знаю я тебя, пустоголовая! Всего четыре лошаденки в усадьбе, и тех измучила, таскаясь по гостям; красавица какая, везде ей нужно показывать себя.
Настасья Кириловна. Какая уж, бабушка, красота! Не красота, а бедность… Наговоров вам на меня много, мне вы не изволите верить, так и погибаю.
Соломонида Платоновна. Нет, милая моя, тебе этого еще мало, ей-богу, мало! Как бы воля была, так бы я тебя выпорола. Алексей Яковлевич со слезами приезжал ко мне. Вон пострелят-то своих, на что похоже, перебаловала: куда они теперь годны? Ты у меня молчи лучше – знаю я, соколена, все твои штуки!.. Где это видано, у мужа с людишками хлеб воровать да утаивать: голодна, что ли, ты?
Настасья Кириловна (плача). Весь век от вас, бабушка, обижена была, видно, и перед дяденькой меня хотите оконфузить! Не знаю, что вам сделала; у вас, кажется, ничего не прошу, своим живу.
Соломонида Платоновна. Ах, боже мой, как расчувствовалась, так вот мы все и расплачемся с тобой. Зачем сюда приехала, для какой надобности?
Ваничка. Да что, бабенька, вы все на маменьку нападаете! Она со мной приехала, да-с! – Мне нужно.
Соломонида Платоновна. Дурак этакой! Ему нужно! Драть бы тебя нужно!
Ваничка. Да что вы все ругаетесь! Мы вам не подчиненные! Что вы, в самом деле, куражитесь!
Соломонида Платоновна (вспыхнув). Ах ты, пащенок этакой, а! Скажите пожалуйста! Встань сейчас на колени! Пошел в угол и встань! Пикнуть у меня не смей, дурья порода!
Ваничка. Больно ловки, так вот сейчас и послушаюсь!.. Я не к вам пришел, а к дяденьке.
Соломонида Платоновна (выходя из себя). Молчать, постреленок!.. Говорят тебе, – на колени!
Ваничка (осердясь). Как бы вот не так: что я вам, дурак, что ли, дался? Что вы ко мне пристаете?.. Маменька у нас, уж известно… ее всякий приколотит, а меня – тибо! Дудки мной-то командовать!
Настасья Кириловна (почти в отчаянии). Ваничка, перестань! Что это ты, безмозглый, говоришь.
Соломонида Платоновна (в окончательном азарте). Вон, дурачье!.. Чтоб духу вашего не было здесь! Николай Михайлыч, вели их прогнать!
Дурнопечин. Настасья Кириловна! уведи в самом деле своего дурака; он, верно, пьян.
Ваничка. Сами вы, видно, с бабушкой-то пьяны.
Соломонида Платоновна (вскакивая и давая Ваничке пощечину). Вот тебе, бабушка, – раз!
Ваничка попячивается. Соломонида Платоновна бьет его по другой щеке.
Вот тебе, бабушка, – два!
Настасья Кириловна (хватая сына за руки). Царь небесный!.. Ваничка, что мы с тобой наделали!
Ваничка (вырываясь у ней из рук). Да что, маменька, иное дело: я сам сдачи дам!..
Настасья Кириловна. Уходи, разбойник этакой, прокляну тебя, варвара! (Почти насильно выталкивает Ваничку со сцены и сама с ним скрывается.)
Явление III
Дурнопечин и Соломонида Платоновна.
Дурнопечин (вставая с беспокойством). Господи боже мой! Как это неприятно… Ну, что это такое: дерутся, шумят?..
Соломонида Платоновна (дуя себе на руку). Всю руку разбила… Рожа-то какая сухая! Уходили вы меня, Николай Михайлыч, с вашей роденькой, благодарю покорно!.. Так расстроилась, что возможности нет!.. (Тяжело дышит.)
Явление IV
Те же и Никита.
Никита. Пришел барин-то.
Дурнопечин (про себя). Ну, опять сцена, опять объяснения; измучат они меня сегодня, – ничему не рад.
Никита. Барин-то пришел-с.
Дурнопечин (Соломониде Платоновне). Тетушка, Прохор Прохорыч пришел.
Соломонида Платоновна. Слышу я… (Никите.) Зови его!
Никита уходит.
(Продолжая себе дуть на руку.) Устала я сегодня очень; а то бы я и с этим молодцом так же справилась: я уж его учивала порядкам…
Явление V
Те же и Прохор Прохорыч.
Прохор Прохорыч (Дурнопечину). Вам, братец, угодно было меня пригласить… (Увидя Соломониду Платоновну, несколько конфузится и кланяется ей низко.) Тетушке Соломониде Платоновне честь имею свидетельствовать мое глубокое почтение и поздравить с приездом.
Соломонида Платоновна. Благодарю вас покорно, и вас с тем же, мой милый, поздравляю.
Прохор Прохорыч (к Дурнопечину). Я, кажется, братец, явился несколько несвоевременно. Вероятно, вы, после такой долгой разлуки, желаете с тетушкой воспользоваться родственным свиданием, а потому позвольте мне удалиться; тем более что я и свои имею очень экстренные дела.
Соломонида Платоновна. Нет уж, вы свои-то дела отложите на этот раз в сторону и побеседуйте с нами. Я хочу с вами потолковать, знаете, как обыкновенно я с вами толкую.
Прохор Прохорыч. Как вам угодно-с; но, впрочем, если только я справедливо понимаю, то, кажется, незачем и не для чего… Наши свидания не могут быть приятны ни для вас, ни для меня. Нас бог будет судить, тетушка, с вами, – конечно, я все забыл, все простил, сколько ни был вами обижен.
Соломонида Платоновна. Да-с, вы прекрасный человек, вы бесподобный человек! Только какой это вы с Николенькой процесс думаете затевать? У вас их и без того очень много. Впору и по чужим плутовать; зачем уж заводить свои…
Прохор Прохорыч. Я не понимаю, к чему вы изволите все это говорить.
Соломонида Платоновна. Я говорю к тому: за что вы Красницу-то с него просите? За что вы с него пятнадцать-то тысяч требуете? Вот я к чему говорю.
Прохор Прохорыч. По духовной бабки Ольги.
Соломонида Платоновна. Что же это: там так и написано?
Прохор Прохорыч. Нет, не написано, а так следует.
Соломонида Платоновна. А, это следует! А мне не следует получить с вас тридцать тысяч серебром, которые отец твой у меня и у матери моей перехватил на свое мотовство; мне этого не следует с вас получить?
Прохор Прохорыч. Если уж вам, тетушка, угодно вызвать меня на откровенный разговор, то я должен прямо вам, при Николае Михайлыче, объяснить, что на вашу часть я и не имею видов-с. Я не зверь бесчувственный и очень хорошо помню благодеяния, оказанные вами нашему семейству; но я говорю только про часть братца.
Дурнопечин. Как вы это только про меня говорите? Что ж вы запираетесь? Вы говорили и про тетушкину часть: вы прямо сказали, что от нее вся и каша заварилась.
Прохор Прохорыч. Никак нет-с, я никогда этого не говорил!.. Тетушка благодетельствовала нашему семейству да и моих птенцов, может быть, не забудет: я не мог этого говорить.
Дурнопечин. Не стыдно ли вам так отказываться от ваших слов? Вы еще сказали, что дай бог тетушке вечную память, – вот что вы говорили!
Прохор Прохорыч. Никогда ничего и в помыслах этого не было.
Соломонида Платоновна (качая головой). Ах ты, лукавый человек! Ах ты, чернильная пиявица! Как тебя не повесят до сих пор, вот ты что мне скажи, а давно бы пора, ей-богу, пора!.. (Стукает по столу пальцем.) Слушай ты, приказная строка: если ты только осмелишься приходить беспокоить его с твоими подлыми процессами, он человек слабый и больной, он мой наследник, – слышишь ли? – я завтра же подам вексель ко взысканию и уморю тебя со всем твоим потрохом в тюрьме; на свой счет буду содержать, а не выпущу.
Прохор Прохорыч (грустно). Обидеть маленьких людей, тетушка, легко; но надобно вспомнить и последний конец: несправедливость вопиет на небо.
Соломонида Платоновна. Особенно за тебя, голубчик мой, за тебя особенно, я думаю, дадим мы ответ богу. Давай-ка посчитаемся: твой распутный родитель захватил тридцать тысяч. Сестрица твоя выханжила еще при жизни у тетки пятьдесят душ, и наконец я тебе, самому, неблагодарному, подарила на свадьбу десять тысяч серебром. Ну-ко, сложи! – Сложенье-то, полагаю, знаешь: тридцать да десять сорок, да за души хоть по сту – пять… Миленькой! Сорок пять серебром, а мы с ним всего получили двести душ! Что, чем пахнет? Как у тебя, бесстыдника, язык повертывается говорить! Хорошо, что я на тебя пугало-то имею… вексель-то сохранила, а то бы совсем обобрал… Что корчишься, не нравится?
Прохор Прохорыч. По вашему векселю, тетушка, вы ничего не получите: у меня состояние все женино!
