Александр Островский. - Шутники
Верочка. Не будем.
Гольцов. И замуж, Верочка, пойдешь за меня?
Верочка. Пойду. Только ты не уходи.
Гольцов целует руку. Входит Анна Павловна.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Гольцов, Верочка и Анна Павловна.
Анна Павловна. Целуйтесь, целуйтесь, я не помешаю. Это лучше, чем ссориться.
Гольцов. Уж теперь кончено-с.
Анна Павловна. Ну и прекрасно!
Верочка. Он теперь опять мой жених.
Анна Павловна. Очень рада твоей радости.
Верочка. А вот калитка стукнула, должно быть папаша.
Анна Павловна (взглянув в окно). Он и есть.
Гольцов. Не денег ли несет! Вот бы счастливый-то день для меня.
Анна Павловна. Должно быть, что-нибудь есть; что-то он очень весел.
Входит Оброшенов, дочери целуют его.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Оброшенов, Гольцов, Анна Павловна и Верочка.
Оброшенов (гладит дочерей по головам). Ну, козы, прыгайте!
Верочка. Зачем, папаша?
Оброшенов. От радости. Я бы и сам прыгал, да ноги устарели. (Оглядывая всех.) Ах, дурочки вы мои, дурочки! Право, дурочки!
Верочка. Папаша, за что ты бранишься?
Оброшенов. Нет, он-то, он-то! Плачет; несчастие, говорит; чужие деньги затратил. Ха-ха-ха, хи-хи!
Анна Павловна. Папенька, я вижу, вы денег достали?
Оброшенов. Нет, что он-то, Аннушка, говорит! Погибаю, говорит, из суда выгонят! Ах чудак, чудак!
Гольцов. Да вы говорите! Достали, что ли?
Оброшенов. Голенький ох, а за голеньким бог! Никогда не отчаявайся! Помни: голенький ох, а за голеньким бог.
Гольцов. Значит, достали?
Оброшенов. Еще бы! Я-то не достану! Ах ты, Саша, Саша! Кто ж и достанет, как не я!
Гольцов. Много ли?
Оброшенов. На всех хватит. Еще дом купим; лошадей тебе пару куплю.
Верочка. Откуда же это, папаша?
Оброшенов. Много будешь знать, скоро состареешься.
Анна Павловна. Разве ты не видишь, папенька шутит.
Оброшенов. Шучу? Нет, уж будет шутить! Что? Удивил вас? Удивил? Погодите, еще так ли вас удивлю! Вицмундир мне надо, Аннушка. Там он?
Верочка. На что вам, папаша, вицмундир?
Оброшенов. Еду, еду! Нельзя в этом ехать, неприлично.
Верочка. А обедать?
Оброшенов. Какой теперь обед! Пойдет ли на ум! Надо скорей ехать! Скорей объявить… (Вынимает из кармана конверт, завернутый в платок, кладет его на стол и накрывает шляпой.) Шш! Шш! Никто! Пальцем никто! Слышите! (Уходит.)
Анна Павловна. Что ж это такое? Я ничего не понимаю.
Верочка. Саша, что это такое? Что там под шляпой?
Гольцов. Не знаю. Должно быть, нашел на дороге деньги. Хочет поехать объявить и получить третью часть.
Входит Оброшенов.
Оброшенов (снимая шляпу и вынимая из платка конверт). Ах, дурачки вы мои, дурачки! Много тут денег, много! Вы столько никогда и не видывали. Вот они! Ну-ка, посмотрите! (Читает.) «Со вложением шестидесяти тысяч банковыми билетами». Может быть, тут есть билетик в двадцать тысяч на имя неизвестного. Вот его-то мне и пожалуйте. Третья часть! Имею право… по закону могу требовать. Видишь ты, конверт подрезан! Это всегда так. Вот и поглядим! (Осторожно вынимает из конверта газеты.) Это не то. Ишь ты, завернули в бумагу для осторожности. (Вертит газетную бумагу.) Где же тут? Где же? На пол как не упали ли? Поглядите хорошенько! А! Да!… (Ударяет себя по лбу.) А еще старик! Осторожный человек! Это я, Аннушка, конверт-то вот так… вот этой стороной… в карман-то… понимаешь ты? Тут разрезано… вот они и вывалились туда… в карман-то. Они там… в сертуке… в кармане-то, в боковом-то… Понимаете вы? Ну да, там, там! А то где же им быть-то? ну где же им быть-то? Ну, рассудите! Вот сейчас пойду и принесу вам… принесу вам. Экой я! Экой я неосторожный! Сейчас сюда принесу, и положим… положим в конверт-то. (Уходит.)
Гольцов рассматривает газетную бумагу, на стол выпадает записка. Оброшенов возвращается, отталкивает Гольцова.
Что я там ищу! Они тут.
Гольцов. Тут нет, уж вы искали.
Оброшенов (растерявшись). Где ж они? Неужели я потерял? (Хватается рукой за голову.) Вспомнил, вспомнил! Вынимал я конверт дорогой-то, любовался все на печати, тут и потерял. Чужие деньги! Шестьдесят тысяч! Побежим, Саша! Может, еще никто не поднял. Спрашивать будем, не поднимал ли кто? Шестьдесят тысяч! (Плачет.)
Гольцов (взяв со стола записку). Тут денег и не было. Вот и записка безграмотная: «Не ганис за чужим добром!»
Оброшенов (смотрит записку). О, боже мой! Как над мальчишкой насмеялись! Над стариком-то! Над родительским чувством насмеялись! Да нет! Вы все лжете! Этак не шутят. Таких шуток не бывает! Какая это записка! Это вздор! Тут ничего и не написано! Шестьдесят ведь тысяч! Шестьдесят тысяч! Они там! Там в кармане… за подкладку как-нибудь завалились. (Идет шатаясь в другую комнату, за ним дочери; Верочка сейчас же возвращается.)
Верочка (падает на шею Гольцову). Ах, папаша! Что с ним? Ему дурно!
Анна Павловна входит.
Анна Павловна. Бегите за доктором! Я боюсь, что он помешается. Не оставьте нас в несчастии, Александр Петрович! Верочка может сиротой остаться. Вы свое горе забудьте! Денег я вам достану, выпрошу у Хрюкова. Какого бы мне это унижения ни стоило, а уж выпрошу. (Уходит.)
Верочка. Беги, Саша, за доктором, беги!
Гольцов уходит.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Оброшенов.
Анна Павловна.
Верочка.
Гольцов.
Хрюков.
Улита Прохоровна.
Молодец от Хрюкова.
Комната третьего действия.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Анна Павловна и Улита Прохоровна (выходят из боковой двери).
Улита Прохоровна. Ишь ты какие шутки глупые! Нечего им делать-то, вот они и озорничают. Еще слава богу, что так обошлось. Долго ли старику совсем с ума свихнуться!
Анна Павловна. Да, мы вчера очень боялись. После припадка он заснул, и с ним сильный бред сделался. Впрочем, доктор сказал, что опасности нет никакой, что ему нужно только денька два успокоиться.
Улита Прохоровна. Ну, а сегодня-то он что?
Анна Павловна. Ничего. Поутру гулять ходил, теперь прилег заснуть.
Улита Прохоровна. Да, вот тоже и со мной тогда такую же штуку сделали! Уж я их ругала-ругала; да стыда-то у них нет в глазах, так им все равно.
Анна Павловна. Что ж вы, тетенька, так скоро ушли от Хрюковых? Что не погостили?
Улита Прохоровна. Аль я вам надоела?
Анна Павловна. Нет, тетенька! Я так спрашиваю.
Улита Прохоровна. Ушла я от безобразия от ихнего! Там теперь не то что посторонним, и своим-то приходится бежать из дому. Старик сыновей гонит; дом хочет заново отделывать, чтоб ему одному жить.
Анна Павловна. Зачем же?
Улита Прохоровна. Говорят, жениться хочет.
Анна Павловна. В шестьдесят-то лет?
Улита Прохоровна. Да разве для них закон какой писан! Что чудней, то и делают. Спальню да женину уборную штофом да бархатом обивает, на окна кружевных занавесок накупил.
Анна Павловна. Кто ж за него пойдет?
Улита Прохоровна. Пойтить-то пойдут. Которая за деньги, а другую сиротку и так отдадут, не спросясь. Сыновья теперь по квартирам разъезжаются. Срам! Из своего-то дома! Я старику говорила: «Жила я в княжеских и в графских домах, нигде такого безобразия не видала».
Анна Павловна. Что же он?
Улита Прохоровна. Известно, что. Обругал как нельзя хуже. Чего ж от него ждать-то!
Анна Павловна. Интересно бы узнать, кто его невеста.
Улита Прохоровна. Как же, узнаешь! Он прескрытный старичишка! Его мыслей никто не знает. Уж такой хитрый. Ну, я теперь пойду.
Анна Павловна. Куда же вы? Посидите!
Улита Прохоровна. Ну вот еще! Я вас и так часто вижу. Пойду где-нибудь в чужих людях пообедаю; все-таки вам расходу меньше. А коли хорошо примут, так и погощу. Вон к вам Хрюков идет. Какого ему еще рожна нужно! Я с ним и встречаться-то не хочу, я через кухню пройду. Прощай!
