Станислав Белковский - Покаяние
ДЕДУШКИН. И международных отношений?
КОЧУБЕЙ. И международных отношений.
ДЕДУШКИН. На нее все оглядываются. Все мужчины. И даже женщины. И не могут понять, кто рядом с ней. Двоюродный дядя или похотливый декан факультета?
ДЕДУШКИН. Как интересно вы умеете рассказывать. Игорь Тамерланович.
КОЧУБЕЙ. А я тогда – редактор отдела в «Правде». Газета ЦК всё-таки, не хухры-мухры. Кабинет. 25 метров, между прочим. Помните, профессор, в институте экономики у меня была конура метров 12?
ДЕДУШКИН. Келья. Скорее, келья, чем конура.
КОЧУБЕЙ. Келья. А тут – 25 метров. И белая «Волга» с водителем. Но всё это уже не то. И ЦК не тот. И «Правда» не та. И денег уже не хватает на молодую жену. Надо хоть пару раз в месяц ходить в ресторан. Тогда открылись новые, китайские, в «Садко Аркаде», вы помните? Сейчас занюханные и грязные, с мухами поперёк, а тогда ведь – казались Европой.
ДЕДУШКИН. Я помню в Центре международной торговли. Он еще как-то назывался…
КОЧУБЕЙ. Я по связям отца пошёл в ЦК. Говорю: нельзя ли как-нибудь стать помощником Горбачева по экономике. Или советником. Я всех классиков пролистал, все экономические словари вызубрил, говорю. Я ему такие речи напишу, то мир снова увидит великого реформатора. И услышит его. И прочтёт. С чистого листа, можно сказать, прочтёт.
ДЕДУШКИН. Михал Сергеича?
КОЧУБЕЙ. Михал Сергеича. И вот, стало быть, в пятницу, 15 августа, 91-го года, в три часа дня, я как собрался раз обедать, у меня был поздний обед, в «Правде», в столовой, Африкан разрешал мне обедать в его отдельной столовой, – звонок! Из ЦК звонят и говорят – есть контакт! Вот 20-го подпишем, стало быть, союзный договор, а 21-го – подъезжай к Горбачеву! Он хочет сделать тебя советником по экономике.
ДЕДУШКИН. И что же – вы стали советником Горбачева?
КОЧУБЕЙ. Нет, история, профессор, была в другом. Я долго думал, говорить Марфе, то есть Марии, или не говорить. Но я и не должен был ее потерять. Ни одного шанса. И я ей сказал. В тот же день.
ДЕДУШКИН. Что же вы ей сказали, Игорь Тамерланович?
КОЧУБЕЙ. Что будут советником Горбачева. Михал Сергеича.
ДЕДУШКИН. Михал Сергеича.
КОЧУБЕЙ. Я был очень горд. Так горд, что меня распирало. Я боялся, чтобы не лопнул мой пастозный живот.
ДЕДУШКИН. О, какого лектора не хватает Академии в вашем лице. Игорь Тамерланович!
КОЧУБЕЙ. А что было дальше, вы помните.
ДЕДУШКИН. Не помню. Я как раз уехал с семьей в Пицунду. В Нижнюю Ореанду. У меня дочка Танечка только-только родила. Внучку мою Алисочку, вы знаете.
КОЧУБЕЙ. Как же вы могли поехать в Пицунду в Нижнюю Ореанду? Нижняя Ореанда же в Ялте. В Крыму. Там теперь Украина.
Пауза.
А вовсе даже не Россия. И в Пицунде не Россия. Хотя многие думают, что Россия.
ДЕДУШКИН. Да-да, именно так. Сначала – в Пицунду, потом – в Нижнюю Ореанду. Мы с женой – в Пицунду, а Танечка с Алисочкой – в Нижнюю Ореанду. А потом наоборот – Танечка с Алисочкой – в Пицунду…
КОЧУБЕЙ. А потом – наоборот. А потом – переворот. Советский Союз рухнул. И все отчего-то радовались. Только я не радовался. Я уже не становился советником Горбачева. И больше того: всё сразу – «Правда», ЦК, белая «Волга» – всё сразу умножалось на ноль. И я умножался на ноль. Было ясно, что Мария вот-вот уйдёт. Она не согласится жить с совковым неудачником.
ДЕДУШКИН. Куда уйдёт?
КОЧУБЕЙ. Вдаль, Евгений Волкович. В ту самую даль. И я пригласил в «Арагви» – я с детства умел ходить в рестораны, меня папа научил – я пригласил в «Арагви» Генку Крокодилова. Был такой Генка. Любимый журналист Ельцина. Из Свердловска. Наш правдист. Собкор. Мы взяли на двоих литр дагестанского коньяку…
ДЕДУШКИН. Это безумно интересно, Игорь Тамерланович.
Подпрыгивает на одном месте.
Бьёт тростью об пол.
О, как мои студенты мечтали бы всё это услышать!
КОЧУБЕЙ. Дагестанского коньяку! Сейчас уже и не помнят, что был такой.
ДЕДУШКИН. Благодаря вам не помнят, Игорь Тамерланович. Благодаря вам. Все поголовно перешли на французский.
КОЧУБЕЙ. У вас в Академии?
ДЕДУШКИН. По всей стране, я вас уверяю. Я видел статистику. Я читал её.
КОЧУБЕЙ. И я говорю ему: Генк, делай все что хочешь, я должен работать у Ельцина. Лучшего экономического спичайтера всё равно не найдёте. Генка взялся. Потом – пошло-поехало. Так я и стал премьер-министром.
Пауза.
ДЕДУШКИН. Вы, должно быть, шутите, Игорь Тамерланович. Мы все знаем, что Ельцин пригласил вас на пост премьер-министра, потому что вы уже были мировой величиной в экономике. А кроме того – бесстрашным человеком, который мог бескомпромиссно идти путем либеральных реформ…
КОЧУБЕЙ. Ельцин, профессор, взял меня потому, что ему нравились мои тосты. Не все. Некоторые тосты. Под водку «Романов» за двести рублей бутылка. Но главное – мне потом Генка сказал. Я смотрел на Ельцина с сыновней преданностью. С сыновней! А у Ельцина никогда не было сына. Он грезил сыном, но не сложилось. Вот почему он меня назначил.
ДЕДУШКИН. Что такое Ельцин по сравнению с вами, Игорь Тамерланович! В учебниках экономики вам посвятят разделы, а Ельцин останется в примечаниях. И только благодаря вам, в сносках к вашим разделам…
КОЧУБЕЙ. Может быть, и так, Евгений Волкович. Но главное было сделано – я удержал жену. Она захотела остаться с премьер-министром России. Сначала – с заместителем, а потом – с премьером.
Пауза.
Прочерк.
Неужели все эти либеральные реформы не стоят одного каштанового взгляда моей Марии? Моей Марфы из деревни Большие Сумерки?
ДЕДУШКИН. То, что вы сделали, Игорь Тамерланч, войдет в века. У меня, собственно, к вам дело одно небольшое. Но очень серьезное.
КОЧУБЕЙ. Вы уже выпили ваш каркаде? Он остыл.
ДЕДУШКИН. Вы так интересно рассказывали, что я не мог пить каркаде. Я мог только слушать. Игорь Тамерланч, дорогой!
КОЧУБЕЙ. Да, что за дело?
ДЕДУШКИН. Известные американские круги – я бы даже сказал, влиятельные американские круги – вы, должно быть, понимаете, о чем речь…
КОЧУБЕЙ. О ком речь.
ДЕДУШКИН. Да, именно так: о ком речь. Эти круги хотели бы видеть вас с лекциями в Соединенных Штатах. В январе. Следующего года в январе. Восемь лекций. Точнее, выступлений, а не лекций.
КОЧУБЕЙ. А где в Штатах?
ДЕДУШКИН. Гонорар – двадцать пять тысяч долларов. За лекцию.
КОЧУБЕЙ. За выступление?
ДЕДУШКИН. За выступление.
КОЧУБЕЙ. Это очень скромный гонорар, профессор. Для бывшего премьер-министра. Вон, Клинтон по двести тыщ получает.
ДЕДУШКИН. Это не станет проблемой. Я уверен, что гонорар можно увеличить.
КОЧУБЕЙ. Не надо. Пока. А про что выступать?
ДЕДУШКИН. Опыт либеральных реформ. В России. Интерес огромный, Игорь Тамерланович, поверьте мне. К вам лично интерес огромный. И к опыту либеральных реформ. Надо соглашаться. Это будет триумфальная поездка, вот увидите.
КОЧУБЕЙ. Американцы обратились в Академию?
ДЕДУШКИН. Они обратились в Кремль. Попросили дать лектора об опыте либеральных реформ. И там, в Кремле, – сразу назвали вас.
Полушепотом.
А меня – попросили переговорить.
КОЧУБЕЙ. Переговорить, да. Лектором? Я должен ехать лектором?
ДЕДУШКИН. О, это я неудачно выразился. Простите. Простите. Вы едете как идеолог и лидер либеральных реформ. Вас знают все. Везде. Поверьте мне.
КОЧУБЕЙ. Я вам верю, профессор. Больше того: я вас люблю. Если бы вы только знали, как я вас люблю.
Крепко обнимает Дедушкина.
Это вы же взяли меня в Институт экономики на завлаба. Помните нашу лабораторию марксистско-ленинского анализа? С неё все и началось. Наше правительство молоденьких реформаторов. А помните, вы еще сделали меня секретарём общества книголюбов?
ДЕДУШКИН. Как же не помнить? Я об этом по ночам часто думаю. Когда бессонница. Вот, думаю, взял на работу главного русского реформатора. Другим советским старикам нечем гордиться, а мне – есть чем. Уже и помирать не стыдно.
КОЧУБЕЙ. Я тогда, используя служебное положение, отложил книгу Рейгана. Ну, не его книгу, а сборник его речей. Он назывался «Откровенно говоря». И всему обществу раздал книги без Рейгана. Его я оставил себе. И прочитал буквально часа за четыре. Помните, профессор – у меня есть одна мысль, и я её – думаю! Думаю – помните!
Вскакивает с дивана. Или со стула.
ДЕДУШКИН. Прекрасные были дни, Игорь Тамерланович. Или наоборот – ужасные. Кто его разберёт.
КОЧУБЕЙ. Я плохо переношу полёты, Евгений Волкович. Джет лаг. После океанского перелёта три дня не могу в себя прийти. Какие уж тут лекции. Или, как вы говорите, выступления.
ДЕДУШКИН. Там все предусмотрели. В вашем полном распоряжении будет частный самолёт. И вы как раз прилетите на три дня раньше, для акклиматизации.
КОЧУБЕЙ. Про самолёт вам Борис Алексеич сказал?
ДЕДУШКИН. Почему вы решили?
