Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного
Щелкалов. Государь, наши в Посольском приказе добыли выдвинутый шведским королем Юханом Третьим план разгрома и расчленения России. Понтус Делагарди получил указание воспользоваться недовольством новгородского населения, занять Новгород, затем Псков. В Финляндии многочисленная армия, включая наемные отряды из Германии, Франции и Италии. Ближняя цель вторжения – крепости Орешек и Ладога, захват Карел и Копорья. Она уже исполнена, кроме Орешка. То обеспечивает шведам удобные коммуникации для похода в глубину России. Расчет – захватить все течение Невы и отрезать Россию от Прибалтики.
Годунов. Государь, однако штурм Орешка неудачен для шведов. Из Новгорода ко времени подкрепление пришло на судах во главе с воеводой Андреем Ивановичем Шуйским.
Царь Иван. Бог нам поможет, простит грехи мои ради моего смиренного самодержавства. (Крестится.) Ибо принял нетленные венцы от общего всех владыки Христа. Годунов, надобно и в Псков послать подкрепление.
Годунов. Исполним, государь. Уж указано стрелецким головам Хвостову и Мясоедову.
Романов. Государь милостивый, шведы отступили, но ногайцы на юге и на востоке набеги делают. На Каме появляются и под Новосильем. Их нападения возбуждают и марийцев. Боюсь, что к лету будущего, 1582 года бунт не охватил бы весь Казанский край.
Мстиславский. Государь, при осаде Орешка шведами Боярская дума уж утвердила приговор о зимнем походе на марийцев и луговую черемису. Но небольшие отряды не дали результатов.
Иван. Надобно двинуть сей зимой в Казань большие силы с воеводами Хворостининым и Бутурлиным.
Годунов. Государь милостивый, воевода Хворостинин занят делом с поляками подо Псковом.
Иван. То запамятовал. Любой ценой надобно отстоять Псков. (Нервно ходит.) Чего шведы добиваются?
Щелкалов. Государь, шведы добиваются уступки побережья Финского залива с устьем Невы. Мирные переговоры на реке Плюссе результата пока не дали.
Иван (нервно ходит). Надобно отстоять Псков, тогда чаемое дело совершится и со шведами, и с Казанским краем. Где ныне Баторий?
Годунов. По известию от воеводы Ивана Петровича Шуйского, им заняты псковские пригороды Красный, Себеж, Опочка.
Иван. То уж почти что Псков. Пригороды тянутся к Пскову. (Нервно ходит.) Кто для написания грамот?
Дьяк Оладья (кланяется). Я, великий государь, для написания, дьяк Оладья.
Иван. Пиши. (Ходит, диктует.) По отписании же государю, и от государевых бояр, и от воевод, из осаду Пскова, вместо убитых и раненых в первый приступ людей в прибавку прошено осадных людей на отстояние по бозе града Пскова от множества польско-литовского короля. Благоверный царь, государь и великий князь Иван Васильевич Всея Руси, все слыша во своем царском величестве, во своих стрелецких приказах повелевает на осаду в прибавку сквозь польско-литовскую силу пройти в Псков-город голове стрелецкому Федору Мясоедову со своим приказом, со стрельцы.
Годунов. Государь милостивый, что стрелецкий голова Хвостов?
Иван. Хвостова пошлем на черемису луговую и ногайцев. (Ходит.) Сил мало, милые мои, однако с нами Бог. Сказано: если Бог с нами, кто против нас? Сотворена ли грамота ко всему народу православному, как нам, православным, против латинской и лютерской веры и против польско-литовского короля стоять?
Оладья. Сотворена по повелению и за руками Дионисия митрополита и Боярской думы, всех чинов за руками. (Подает грамоту.)
Иван (берет грамоту). Сию грамоту чтоб на всех крестцах бирючи кричали для народа. (Читает.) Грамота за митрополичьей, и за архиепископа, и всего освященного собора, и за боярскими, и всех чинов людей руками, и за властительскими печатями при царе и великом князе Иване Васильевиче Всея Руси, как ему, государю, против польско-литовского короля Степана Оботура стояти. А писана об одном деле, одна на латыни, а другая по-шпански. А привез те грамоты посланник от английской королевы Антон Дженкинсон. А послан он был к персидскому шаху. (Берет грамоты.) Что то писано? Что за нестроение?
Оладья (испуганно). Государь милостивый, ласковый, листы в тексте перепутаны. Брал в Посольском приказе посольские дела всякие… А что разобрали, тому роспись… В большом окованном коробе первый ящик деревянный – грамота, записи целовальные, грамоты посольские, грамоты докончальные.
Иван (в яростном гневе). Выжлец! Собака! Зашибу! (Бьет несколько раз дьяка по спине и голове посохом.)
Оладья (утирает кровь с лица). Пощади, государь! Не я один писал! Дьяк Гаврила Буда писал, можайский дьяк Колударов писал. Грамота не докончательная, черная, в тетратках.
Щелкалов. Государь милостивый, все перепишем добро. Дьяку Болдырю Паюсову поручу, он напишет.
Иван (Оладье). Вон пошел! (Еще раз бьет дьяка посохом по спине. Дьяк кланяется, торопливо уходит.) Грамотных людей нельзя найти в приказах, так оскудели! Во дворце, в казне, в Посольском, Каменных дел, Разрядном, Конюшенном, Разбойном дураки сидят, всюду дураки сидят! (Нервно ходит.) Дураки, дураки кругом! Что ни велишь, не так сделают! Все бумаги пишутся от имени государя, а дела делают на местах в московских да прочих приказах все дурно! Всюду взяточники, скуп берут, волочат дело для личного обогащения, написать грамоту нормально не могут!
Щелкалов. Государь, много вздорного пишут люди беспокойные.
Иван. То-то беспокойства, то-то дела государства так дурно идут мирские и военные! Меня винят, именуют тираном, неистовым кровопийцей! Я, государь-самодержец, с теми ворами, татями, что повсюду в чинах, ничего не могу поделать! Одного казню, десять подобных являются! (Нервно ходит.) Всюду бессудное раболепие, гнуснейшая похоть! Я – царь, а все мои царевы деяния отходят вспять. Живут в суете, а прямое смирение отринули. За что на нас Господь разгневался, положил на нас напасти великие, напустил на нас скорби великие? Я – царь-отщепенец, царь – жертва того воровства и татьбы российской! В Англии я бы был просвещенный государь!
Мстиславский. Государь милостивый, позволь нам уж отъехать в Москву, да ждем тебя на заседание Думы.
Иван. Едьте, бояре, да помните, что сказал: делайте честно дело государства. Я же в среду приеду.
Романов. Потщимся, государь, тебя ожидаючи. (Бояре и дьяки кланяются и уходят.)
Иван. Тетальди, у вас в Европе тоже столько дураков да воров?
Тетальди. Кесарь московский, и у нас немало дурных людей. Даже и среди духовных, среди монахов невежество. Иные ревут по-ослиному в церкви псалмы, не понимая их содержания. Также и интриг немало. Однако в Москве, и верно, все посуровее. Здесь даже и климат мало располагает людей к мягкости. Особенно то падение нравов видно на русской женщине. Ни малейшего воздержания, отсутствие стыда. В Москве выходят совершенно голыми из бани, женщины на улицах задевают прохожих. В Новгороде я был свидетелем такой сцены: среди большого стечения народа, скопившегося по случаю какого-то религиозного торжества, появилась из кабака пьяная баба. Она свалилась на площади в непристойной позе. Какой-то пьяный крестьянин бросился на голое тело, как похотливое животное. Толпа мужчин, женщин, детей теснилась со смехом вокруг этой отвратительной пары.
Иван. Годунов, я уже указывал о публичном наказании за разврат, почему не делаете?
Годунов. Делаем, государь милостивый, сечем, да всех сечь не поспеваем.
Иван. Особое наказание для женского бесстыдства, противоречащего законам Евангелия. Так и в Европе уж давно, в Германии да прочих местах. Так ли, Иван-сын?
Царевич Иван. Государь-батюшка, знаешь ведь, у меня тут с тобой противоречие. Наши славянские законы не согласуются с римскими, германскими или скандинавскими. По славянским законам прежде женщины и мужчины были равны на Руси. По закону Ярослава головничество, штраф за убийство женщины, выше, чем за убийство мужчины.
Иван. Я посягнул на те пункты. В моем судебнике объявлено недействительным, что женщина может завещать мужу свое состояние. Что муж прикажет, то женщина и напишет. Таков новый закон, ибо сказано у Фалеса Милетского, сего мудреца: «Мудрец ежедневно благодарит Бога за то, что Он сделал его греком, а не варваром, человеком, а не животным, мужчиной, а не женщиной». У Аристотеля мысль, что гражданам предоставляется полная власть над детьми, рабами и женщинами.
Царевич Иван. То, батюшка, идеи языческие. Они на латинском и лютерском западе весьма сильны. Как писал Житие святого Антония, то дивился, поскольку язычество сильно даже у столь честного мудреца. Когда же писал Житие святого князя Дмитрия Прилуцкого, то видел превосходство православных идей над латынью.
