Михаил Булгаков - Иван Васильевич
Патриарх уходит с Дьяком. Д ь я к тотчас вбегает в смятении обратно.
Чего еще случилось?
Д ь я к. Ох, поношение! У Патриарха панагию с груди...
М и л о с л а в с к и й. Неужто сперли?
Д ь я к. Сперли!
М и л о с л а в с к и й. Ну уж, это мистика какая-то! Что же это у вас делается, ась?
Д ь я к. Панагия – золота на четыре угла, яхонт лазоревый, два изумруда...
М и л о с л а в с к и й. Это безобразие!
Д ь я к. Что делать прикажешь, князь? Уж мы воров и за ребра вешаем, а все извести их не можем.
М и л о с л а в с к и й. Ну зачем же за ребра вешать? Уж тут я прямо скажу, что я против. Это типичный перегиб. С ворами, Федя, если хочешь знать, надо обращаться мягко. Ты ступай к Патриарху и как-нибудь так поласковее с ним... утешь его... Что он, очень расстроился?
Д ь я к. Столбом стоит.
М и л о с л а в с к и й. Ну, оно понятно. Большие потрясения от этого бывают. Уж кому-кому, а мне приходилось видеть в театрах...
Дьяк выбегает.
Б у н ш а. Меня начинают терзать смутные подозрения. У Шпака – костюм, у посла – медальон, у Патриарха – панагия...
М и л о с л а в с к и й. Ты на что намекаешь? Не знаю, как другие, а я лично ничего взять не могу. У меня руки так устроены... ненормально. Мне в пяти городах снимки с пальцев делали... ученые... и все начальники единогласно утверждают, что с такими пальцами человек присвоить чужого не может. Я даже в перчатках стал ходить, так мне это надоело.
Д ь я к. (входит). Татарский князь Едигей к государю.
М и л о с л а в с к и й. Э, нет! Этак я из сил выбьюсь. Объявляю перерыв на обед.
Д ь я к. Царь трапезовать желает.
Тотчас с т о л ь н и к и вносят кушанья, за стольниками появляются г у с л я р ы.
Б у н ш а. Это сон какой-то!..
М и л о с л а в с к и й (Дьяку). Это что?
Д ь я к. Почки заячьи верченые да головы щучьи с чесноком... икра, кормилец. Водка анисовая, приказная, кардамонная, какая желаешь.
М и л о с л а в с к и й. Красота!.. Царь, по стопочке с горячей закуской!.. (Пьет.) Ко мне, мои тиуны, опричники мои!..
Бунша пьет.
Д ь я к. Услали же, батюшка-князь, опричников!
М и л о с л а в с к и й. И хорошо сделали, что услали, ну их в болото! Без отвращения вспомнить не могу. Манера у них сейчас рубить, крошить! Секиры эти... Бандиты они, Федя. Простите, ваше величество, за откровенность, но опричники ваши просто бандиты! Вотр сантэ!
Б у н ш а. Вероятно, под влиянием спиртного напитка нервы мои несколько успокоились.
М и л о с л а в с к и й. Ну, вот. А ты, Федя, что ты там жмешься возле почек? Ты выпей, Федюня, не стесняйся. У нас попросту. Ты мне очень понравился. Я бы без тебя, признаться, как без рук был. Давай с тобой на брудершафт выпьем. Будем дружить с тобой, я тебя выучу в театр ходить... Да, ваше величество, надо будет театр построить.
Б у н ш а. Я уже наметил кое-какие мероприятия и решил, что надо будет начать с учреждения жактов.
М и л о с л а в с к и й. Не велите казнить, ваше величество, но, по-моему, театр важнее. Воображаю, какая сейчас драка на Изюмском шляхе идет! Как ты думаешь, Федя? Что, у вас яхонты в магазины принимают?
Д ь я к. Царица к тебе, великий государь, видеть желает.
Б у н ш а. Вот тебе раз! Этого я как-то не предвидел. Боюсь, чтобы не вышло недоразумения с Ульяной Андреевной. Она, между нами говоря, отрицательно к этому относится. А впрочем, ну ее к черту, что я ее, боюсь, что ли?
М и л о с л а в с к и й. И правда.
Бунша снимает повязку.
Повязку это ты зря снял. Не царская, говоря откровенно, у тебя физиономия.
Б у н ш а. Чего? Попрошу вас?! С кем говоришь?
М и л о с л а в с к и й. Молодец! Ты бы раньше так разговаривал!
Появляется Ц а р и ц а, и Бунша надевает пенсне.
Ц а р и ц а (в изумлении). Пресветлый государь, княже мой и господин! Дозволь рабыне твоей, греемой милостью твоею...
Б у н ш а. Очень рад. (Целует руку царицы.) Очень рад познакомиться. Позвольте вам представить: дьяк... и гражданин Милославский. Прошу вас к нашему столику.
М и л о с л а в с к и й. Ты что плетешь? Сними, гад, пенсне.
Б у н ш а. Но-но-но! Человек! Почки один раз царице! Простите, ваше имя-отчество не Юлия Владимировна?
Ц а р и ц а. Марфа Васильевна я...
Б у н ш а. Чудесно, чудесно!
М и л о с л а в с к и й. Вот разошелся! Э-ге-ге! Да ты, я вижу, хват! Вот так тихоня!
Б у н ш а. Рюмку кардамонной, Марфа Васильевна.
Ц а р и ц а (хихикая). Что вы, что вы...
Б у н ш а. Сейчас мы говорили на интереснейшую тему. Вопрос об учреждении жактов.
Ц а р и ц а. И все-то ты в трудах, все в трудах, великий государь, аки пчела!
Б у н ш а. Еще рюмку, под щучью голову.
Ц а р и ц а. Ой, что это вы...
Б у н ш а (Дьяку). Вы что на меня так смотрите? Я знаю, что у тебя на уме! Ты думаешь, уж не сын ли я какого-нибудь кучера или кого-нибудь в этом роде? Сознавайся!
Дьяк валится в ноги.
Нет, ты сознавайся, плут... Какой там сын кучера? Это была хитрость с моей стороны. (Царице.) Это я, уважаемая Марфа Васильевна, их разыгрывал. Что? Молчать! (Дьяку.) Скажите, пожалуйста, что у вас, нет отдельного кабинета?
М и л о с л а в с к и й. Милые! Да он нарезался! Да ведь как быстро, как ловко! Надо спасать положение. (Гуслярам.) Да что вы, граждане, молчите? Гряньте нам что-нибудь.
Гусляры заиграли и запели.
Г у с л я р ы (поют). А не сильная туча затучилася... А не сильные громы грянули... Куда едет собака крымский царь...
Б у н ш а. Какая это собака? Не позволю про царя такие песни петь! Он хоть и крымский, но не собака! (Дьяку.) Ты каких это музыкантов привел? Распустились здесь без меня!
Дьяк валится в ноги.
М и л о с л а в с к и й. Что, Федюша, у вас нарзану нету?
Б у н ш а. Пускай они румбу играют!
Г у с л я р ы. Ты, батюшка, только скажи, как это... а мы переймем... мы это сейчас...
Бунша напевает современный танец. Гусляры играют его.
Б у н ш а (Царице). Позвольте вас просить на один тур, Юлия Васильевна.
Ц а р и ц а. Ой, срамота! Что это ты, батюшка-царь...
Б у н ш а. Ничего, ничего. (Танцует с Царицей.)
Дьяк рвет на себе волосы.
М и л о с л а в с к и й. Ничего, Федя, не расстраивайся! Ну, перехватил царь, ну, что такого... с кем не бывало! Давай с тобой! (Танцует с Дьяком.)
Набат и шум. Гусляры замолчали.
Это мне не нравится, что еще такое?
Дьяк выбегает, потом возвращается.
Д ь я к. Беда, беда! Опричники взбунтовались, сюда едут! Кричат, что царь ненастоящий. Самозванец, говорят!
Ц а р и ц а. Ох-ти мне, молодой! С ненастоящим плясала... Ох, чернеческий чин наложат!.. Ой, погибель моя!.. (Убегает.)
М и л о с л а в с к и й. Как, опричники? Они же на Изюмский шлях поехали!
Д ь я к. Не доехали, батюшка. Смутили их. От заставы повернули.
М и л о с л а в с к и й. Какой же гад распространил этот гнусный слух?
Д ь я к. Патриарх, батюшка, патриарх.
М и л о с л а в с к и й. Дорогой самодержец, мы пропали!
Б у н ш а. Я требую продолжения танца! Как пропали? Граждане, что делать?
Гусляры исчезают вместе с Дьяком.
Николай Иваныч, спасите!
Шум ближе. Звон. Тьма. Свет. Стенка распадается, и рядом с палатой появляется комната Тимофеева.
Т и м о ф е е в. Скорее, Иван Васильевич!
И о а н н (застегивая царское облачение). Слава тебе Господи!
Т и м о ф е е в. Вот они, живы!
М и л о с л а в с к и й. Живы, живы! (Бунше.) Вали, вали, вали! (Вбегает с Буншей к Тимофееву.)
И о а н н (при виде Бунши). Ой, сгинь, пропади!
М и л о с л а в с к и й. Временно, временно, отец, не волнуйся!
И о а н н вбегает в палату.
Иван Васильевич! Имейте в виду, что мы шведам Кемскую волость отдали! Так что все в порядке!
И о а н н. Шведам – Кемь? Да как же вы смели, щучьи вы дети?!
В палату вбегают О п р и ч н и к и Д ь я к.
Шведам – Кемь? А ты, лукавый дьяк, куда смотрел?
Дьяк валится в ноги. Иоанн в ярости валит Дьяка на аппарат. Дьяк тотчас вскакивает, бросается в палату. Тьма. Свет. Палаты нет.
Т и м о ф е е в. Аппарат мой! Аппарат! Раздавили! Что вы наделали? Зачем вы его разозлили?.. Погибло мое изобретение!
В передней появляются м и л и ц и я и Ш п а к.
Ш п а к. Вот они, товарищи начальники, гляньте!
Т и м о ф е е в. Ах ты, подлец!
М и л и ц и я. Эге!.. (Бунше.) Вы – царь? Ваше удостоверение личности, гражданин.
Б у н ш а. Каюсь, был царем, но под влиянием гнусного опыта инженера Тимофеева.
М и л о с л а в с к и й. Что вы его слушаете, товарищи! Мы с маскарада, из парка культуры и отдыха мы. (Снимает боярское облачение.)
Бунша снимает царское облачение. На груди Милославского – медальон и панагия.
Б у н ш а. Оправдались мои подозрения! Он патриарха обокрал и шведского посла!
Ш п а к. Держите его! Мой костюм!
М и л и ц и я. Что же вы, гражданин, милицию путаете? Они воры?
Ш п а к. Воры, воры! Они же крадут, они же царями притворяются!
Появляется У л ь я н а А н д р е е в н а.
У л ь я н а. Вот он где! Что это, замели тебя? Дождался, пьяница!
Б у н ш а. Ульяна Андреевна! Чистосердечно признаюсь, что я царствовал, но вам не изменил, дорогая Ульяна Андреевна! Царицей соблазняли, дьяк свидетель!
