Иоганн Гете - Собрание сочинений в десяти томах. Том четвертый. Драмы в прозе
Барабаны. Когда он идет к двери, навстречу стражникам, занавес падает, вступает музыка и завершает пьесу победной симфонией.
ВЕЛИКИЙ КОФТА
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Каноник.
Граф.
Кавалер.
Маркиз.
Маркиза.
Ее племянница.
Полковник швейцарской гвардии.
Сен-Жан, слуга каноника.
Ла-Флер, слуга маркиза.
Джек, мальчик, паж маркизы.
Кавалеры и дамы.
Юноши.
Дети.
Камеристка.
Шесть швейцарцев.
Слуги.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
ОСВЕЩЕННАЯ ЗАЛА
В глубине сцены за столом ужинают человек двенадцать — пятнадцать. Первый справа — каноник, далее маркиза, за маркизой — пестрый ряд гостей. Последним слева сидит кавалер. Слуги обносят гостей десертом и удаляются. Каноник встает из-за стола и в задумчивости ходит по авансцене. Общество, судя по всему, беседует о нем. Продолжавшаяся до этого мгновения увертюра смолкает, и начинается диалог.
Маркиза. Ну куда это годится — быть таким невнимательным? Бежать круга близких, омрачать друзьям радость непринужденного общения? Ужели вы полагаете, что мы способны шутить и веселиться, когда наш хозяин ушел от стола, так гостеприимно для нас накрытого? Весь вечер вы присутствовали здесь лишь телесно. Однако мы надеялись под конец трапезы, теперь, когда слуги вышли, увидеть вас веселым и откровенным, а вы меж тем встаете, спешите прочь и задумчиво прохаживаетесь на другом конце залы, словно поблизости нет ничего, что могло бы привлечь вас, занять ваши мысли.
Каноник. Вы спрашиваете, почему я так невнимателен? Ах, маркиза, положение мое вам известно — не диво, если я теряю рассудок. Возможно ли, чтобы человеческий ум и человеческое сердце были так осаждаемы со всех сторон? Какие силы надо иметь, чтобы выдержать подобную осаду! Вы знаете, что́ выводит меня из равновесия, и, однако ж, спрашиваете.
Маркиза. Сказать по совести, до конца не знаю. По-моему, все складывается для вас как нельзя лучше.
Каноник. Но эта неопределенность?! Это ожидание…
Маркиза. …можно вынести еще несколько дней. Разве граф, великий наш учитель и наставник, не обещал всех нас, а особливо вас, глубже посвятить в свои тайны? Разве он не обещал утолить всех нас обуревающую страсть к тайным учениям, для каждого в меру его потребности? И разве можем мы усомниться в том, что он сдержит слово?
Каноник. Да, он обещал. Но не запретил ли он одновременно всяческие сборища, как, например, сегодняшнее, которое мы дерзнули устроить у него за спиной? Не предписал ли он пост, воздержанность, уединение, строгую сосредоточенность и тихое созерцание тех истин, кои уже успел преподать нам? У меня же достало легкомыслия тайно собрать в этом садовом павильоне веселое общество и предаваться радости в ту самую ночь, когда мне надлежало готовиться к великому и святому явлению. Собственная совесть страшит меня, пусть даже он ничего не узнает. А стоит мне подумать, что его духи, без сомнения, все ему откроют, что, быть может, он уже мчится сюда, чтобы захватить нас врасплох!.. Кто устоит перед гневом его?.. Я готов провалиться со стыда… В любую минуту… мне чудится, я слышу его, слышу цокот копыт, стук колес… (Бросается к дверям.)
Маркиза (про себя). О граф, ты непревзойденный плут! Искуснейший обманщик! Я не спускаю с тебя глаз и каждодневно чему-нибудь у тебя учусь. Как он ловко обращает себе на пользу страсть этого молодого человека и раздувает ее! Как он сумел поработить его душу и стать его неограниченным повелителем! Посмотрим, посмотрим, удастся ли нам наша афера!
Каноник возвращается.
Не тревожьтесь, графу известно многое, но он не всеведущ, а потому и не узнает о нашем празднике. Вот уже две недели я не видела вас, не видела наших общих друзей; две недели я томилась в убогом деревенском доме, принесла в жертву скуке множество часов с единственной целью быть подле нашей обожаемой принцессы, иногда украдкой прислужить ей и при случае замолвить словечко за любящего ее друга. Сегодня я воротилась в город; с вашей стороны было очень любезно на половине моего пути, в этом очаровательном загородном доме, приготовить торжественный ужин, выехать мне навстречу и собрать для свидания со мной лучших моих друзей. Поистине вы достойны тех добрых вестей, которые я везу вам. Вы душевный, заботливый друг. Вы счастливы и будете счастливы, желаю только, чтобы вы умели насладиться своим счастьем.
Каноник. Хочу надеяться. Очень хочу.
Маркиза. Пойдемте же, сядем за стол. Графа нет, он намерен в одиночестве держать сорокадневный пост и тем подготовить себя к великому свершению. О нашей встрече он не узнает, как не узнает и о нашей великой тайне. (С сомнением.) Проведай кто раньше времени, что принцесса дарует прощение, что владетельный князь, стараниями возлюбленной дочери, готов сменить гнев на милость — и происки недоброжелателей с легкостью обрушат прекрасное здание! Принцесса, наслышанная о вашем отношении к графу, самым настоятельным образом потребовала скрыть от этого человека, который внушает ей страх, наш грандиозный замысел.
Каноник. Я всецело покоряюсь вашей воле, я выполню и сию тягостную заповедь, хоть и убежден, что страх принцессы напрасен. Этот великий человек скорее помог бы нам, нежели повредил. Для него все сословия равны. Соединить два любящих сердца — вот занятие, особо любезное его сердцу. «Мои ученики, — твердит он, — суть короли, достойные любого мыслимого счастья». А тут вдруг его духи донесут ему, вдруг он узнает, что в тот миг, когда он готов явить нам сокровища своей мудрости, сердца наши сжимает недоверие к нему.
Маркиза. Могу лишь повторить, что принцесса настоятельно этого требует.
Каноник. Будь по-вашему. Я готов повиноваться ей даже ценой собственной жизни.
Маркиза. А сохранить нашу тайну мы сможем без труда, ибо ни один человек и отдаленно не догадывается о благосклонности к вам принцессы.
Каноник. О да, всякий почитает меня в опале, навеки удаленным от двора. Взгляды встречных полны жалости, почти презрения. Я держусь лишь великим усилием, лишь уважением друзей, лишь поддержкой кой-кого из недовольных. Небо, сделай так, чтобы мои надежды не обманули меня, чтобы твое обещание исполнилось.
Маркиза. Мое обещание? Не говорите больше о моем обещании. Доселе оно было моим, но сегодня, в ту минуту, как я вручила вам известное письмо, разве я не подарила вам вместе с ним прекраснейшие заверения?
Каноник. О, я уже тысячекратно осыпал поцелуями этот листок. (Достает письмо из кармана.) Я готов еще тысячу раз целовать его. Губы мои не расстанутся с ним, покуда они, эти жадные, пылкие губы, не смогут прильнуть к ее прекрасной руке, руке, которая наполняет меня беспредельным восторгом, ибо сулит мне вечное блаженство.
Маркиза. А затем, когда с нашей тайны упадет завеса, когда вы предстанете перед людскими взорами в полном блеске прежнего, — нет, еще большего, — счастья, рядом с государем, который вновь признал вас, рядом с принцессой, которая никогда вас не отвергала, — о, как ослепит это новое сверкающее счастье глаза зависти и с какой радостью я увижу вас на том месте, которое вам и подобает.
Каноник. А с какой признательностью я сумею вознаградить своего друга, ту, которой я всем обязан.
Маркиза. Полноте, друг мой. Кто, узнав вас, не проникнется к вам живейшей симпатией, не пожелает служить вам, даже жертвуя собой?
Каноник. Чу! Что я слышу?! Подъезжает карета.
Маркиза. Не тревожьтесь, она проедет мимо. Двери заперты, ставни закрыты, окна я велела завесить самым тщательным образом, чтобы никто не увидел снаружи и полоски света. Никому и в голову не придет, что у нас праздничное застолье.
Каноник. Но какой шум, какой грохот!
Слуга (входит). Подъехала карета, в дверь колотят так, словно хотят ее выломать. Я слышу голос графа, он бранится, он требует, чтобы его впустили.
Маркиза. А двери на запоре? Тогда не открывайте! Оставайтесь на местах, не отвечайте. Он пошумит, пошумит, да и уедет.
Каноник. Вы забываете, с кем мы имеем дело. Откройте ему! Сопротивление ни к чему не приведет.
