KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Поэзия, Драматургия » Драматургия » Елена Головина - Антология современной французской драматургии. Том II

Елена Головина - Антология современной французской драматургии. Том II

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Елена Головина, "Антология современной французской драматургии. Том II" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Твое невидимое пространство, как мне кажется, — это такая плавная сверкающая линия — траектория в идеале.

Только не спрашивай почему, не то я возьму да и бухну, что люблю тебя, а все из-за тяжелых металлов в моем горниле, а еще из-за этого треклятого красного чемодана, будь он неладен, — прямо как лужа крови у моих ног или пес — раненый преданный красный пес, — только не спрашивай, с чего это я вдруг собираюсь заявить, что люблю тебя, и не думай, что я способен сказать такое первой встречной, кому попало, только не…

А джин и виски там всякие, и вообще ночь, и то, что не спал ни хрена, — не думай, что в них причина, ну то есть что из-за них я могу брякнуть тебе, что люблю, я это скажу без спешки, как Дон Кихот, — он ведь никуда не спешил, — и то сказать, до чего медленно читается эта книжища.


Пауза.


В общем, не знаю, что еще можно почувствовать в твоем пространстве, потому как все еще сижу на другом конце скамьи и далек от того, чтобы переместиться к тебе ближе, — даром что чистил зубья и сгораю от желания придвинуться, да и в придачу чувствую себя extra light и вообще как стеклышко, и даже если, даже…


Пауза.


Девица в громкоговорителе объявляет наш рейс и посадку через полчаса, да таким вещает невинным голоском в этот свой громкоговоритель, что смотри, и выпивоха мгновенно переключился и идет на голос, к ближайшему динамику — вот видишь, видишь!

Я ж тебе говорил.

С этими монстрами надо держать ухо востро.

Сперва они тебя превозносят до небес, втихаря аж делают королевой своего убогого мирка, потом ловят твой взгляд, отражение и, поймав, краснеют как раки — но тут в матюгальнике журчит девический голосок, и их уж след простыл, поминай как звали. Они уж ловят жадным ухом воркование динамика, а тебе так ничего и не дали — вот так вот, наобещают с три короба, да черта лысого потом дождешься — я надеюсь, ты понимаешь, о чем я, потому что с виду ты все сечешь и только прячешься в этих своих ужимках — это тики у тебя такие, вернее, уловки, которыми ты прикрываешься, — я имею в виду, как ты трясешь челкой или делаешь из пацанов мужиков, а то еще покашливаешь. Ты в этом своем укрытии пережидаешь всякие там каверзы и революции, нежданно-негаданные козни или подарков судьбы ждешь — а может, мужиков, которые обещать-то горазды, да ни хрена не дают, кроме обещаний, а только говорят, даю мол.

Знаем мы эти штучки.

Я тоже обещал, но говорил тебе: «Бери, все тебе отдаю, бери».


Пауза.


Ну и что с того, что ты населяешь пространство диковинными птицами, Дульсинея ты моя, — мордашка у тебя все равно печальная.

Должно быть, несладко тебе пришлось — а мне, знаешь, даже хочется этого — чтоб тебе до меня пришлось несладко и чтоб ты мне сказала: знаешь, мне было так фигово, но теперь все прошло, потому что ты, потому что с тобой и все такое прочее, мол, увидела я тебя и теперь желаю разменять вместе с тобой мой последний золотой, и ты мое последнее прибежище, мой последний шанс.

Сам знаю — что я, чокнутый? — никогда мне не услышать от тебя ничего подобного, и твой взгляд, когда ты смотришь прямо — я-то ведь изучал тебя в профиль, досконально, можно сказать, изучил, — твой взгляд — я это чувствую, я ведь не идиот.

Ты меня им одарила, чтоб я понял, что ты ничего мне не даешь и давать не собираешься и ничего нет во мне сексапильно привлекательного, — нормально, в такую-то рань да после бессонной ночи кто хошь тебе будет не в лучшем формате, да еще ежели накануне надраться до бесчувствия, да еще в этом хреновом городе, где шлюхи к тебе подкатывают — и сразу на ты, будто ты им брательник какой, а то еще хуже, сыночек, — и напоят тебя, и приголубят, и ежели ты пойдешь у них на поводу, то и ночи ждать не надо — вон, на Гран-Виа, сколько их мельтешит — от зари до зари, да в три смены — а вы гляньте на их каблуки — тут ежу понятно: на Гран-Виа шлюхи ниже ростом, чем в любой другой точке земного шара, потому как каблуки у них напрочь стоптаны — еще бы, ты поработай в три смены круглые сутки да поди умножь одно на другое — голова кругом пойдет, вот они и смотрят перед собой и видят только то, что у них перед носом. А больше ничего. Только одно слово: вперед, но впереди-то все равно ничего нет. Это как несбыточные мечты, что в них проку?


Пауза.


Чего это на меня нашло, сам не знаю, — ты только не подумай, что я по шлюхам таскаюсь и каблуки их рассматриваю, какая там гадость на них налипла, — не, это не мой жанр — просто мне хреново, а ты так строго на меня зыркнула, что я уж совсем не знаю, что сказать, вот и начал про шлюх.

Хрень какая-то, ни грамма романтики.

Это тебе доказательство, что обычно я не клеюсь к женщинам в аэропортах.

Чувак, который знает что говорит, потому что для него это привычное дело — снимать телок в аэропорту, да не только в аэропорту, где хошь, — так вот, такой чувак не стал бы распространяться про путан на Гран-Виа, и про расхристанного водохлеба тоже — а этот, кстати, все еще воду глушит, видать, обезвоживания организма боится, эк ты его распалила — впрочем, ему теперь от всего печет, ты только глянь на этот ходячий бурдюк, ухом так и липнет к громкоговорителю, ждет, что щас оттуда девочка заворкует, специально ради его особы, — но ё-моё, каким же надо быть одиноким, чтоб столько воды выглушить и заторчать от голоса первой попавшейся мочалки.


Пауза.


Ты только не подумай, что это я тебя называю мочалкой, что я вообще могу назвать тебя мочалкой только потому, что ты строго на меня поглядела, вовсе даже наоборот — я скажу, что люблю тебя, — ну вот, помирились.

Теперь можно лететь спокойно.

А то б я парился всю дорогу.

Ну ладно.

Блин, голова кружится.

Уф, вроде отпустило.

А я тебе уже рассказывал про футболку «I am the best»?

Ни хрена уже не помню.

Как дела-дела-дела, ничего-чего-чего.

Ох, чует мое сердце, еще немного — и меня снова потянет рассказывать тебе про шлюх с Гран-Виа, более того, я хоть сейчас готов поведать про галерею Прадо, а может, даже конкретно про «Торжество смерти» — по мне, все лучше, чем «Сад наслаждений», уж лучше Брейгель Старший, чем Эль Боско — Иеронимус, я хочу сказать, потому как у меня к нему особое пристрастие — да-да, представь себе. А то еще неровен час заведу шарманку про китаез на той же Гран-Виа, они там со своими коробами неподалеку от потаскушек торчат, а в коробах всякая жратва и даже джин иногда, а то и натуральное виски бывает — это у китаез с Гран-Виа, я имею в виду, но тебе на них, как пить дать, наплевать с высокой колокольни, потому что, ежели смотреть на тебя в профиль, то не похоже, чтоб ты закупала провиант на улице, даже среди ночи, когда все на фиг закрыто и железными шторами задраено, и рестораны, и бары, и пусто на улице — шаром покати, ты ведь, поди, не знаешь, что это такое, а вот я, моя красавица, мой эльф, столько раз благословлял небо за то, что вот стоят на Гран-Виа косоглазые и продают съедобные продукты в картонках.

Чтой-то я запутался, даже чувствую, что красным стал, под стать чемодану, — я чувствую себя и легким, и тяжелым и уж сам не знаю, что во мне невесомо, а что тянет на сто тонн.

В общем, люблю я тебя, и добавить к этому мне нечего… Значит, так: ты садишься в свой самолет, я тоже сажусь в самолет, мы оба садимся в самолет — и точка.


Пауза.


Ну так что?

Я говорю: ну так что?

Ага, повернула голову.

Привет.

Я говорю: привет.

Отвернулась.

Не вышло.

Не вышло — я это не говорю, я это думаю, но так громко, что ты меня слышишь — отлично.

Что скажете?

Я говорю: что скажете?

Я перешел на вы, чтобы перехватывать на лету собственные громогласные мысли.

Снова повернула голову.

Ё-моё, ну и глазищи у тебя — впрочем, я уже говорил тебе это, я уже это думал, громко думал, так что ты меня поняла, поэтому не будем повторяться.

Я думаю: я люблю вас, моя милая.

Моя дорогая.

Я хочу сказать: ты.

Моя милая дорогая, с позволения сказать.

Я тебе это говорю.

Я говорю тебе: я люблю вас.

Ну вот, покраснел, как чемодан.

Отвернулась.

Что ты на это скажешь?

Я спрашиваю, что ты на это скажешь.


Пауза.


То-то и оно.

Я не тебе говорю: «То-то и оно».

Я самому себе это говорю, чтобы защититься от твоего молчания, — я говорю: то-то и оно — а это лишний раз доказывает, что в подобных обстоятельствах я не теряю чувства юмора. А знаешь что?

Плевать я хотел на чувство юмора.


Пауза.


Ну да ладно.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*