Андрей Баранов - Папарацци
Макс. – И все?
Отец Филарет. – А вот вообразите! Все. Несложно сие и необременительно. Да, и еще. Если у кого развяжется язык – ну, тот мой клиент.
Рекс. – В каком смысле?
Отец Филарет. – В смысле исповеди! Прощу вам все грехи, вольныя и невольныя! А может, и не прощу! По настроению. Что-то в последнее время я человек настроения, знаете ли.
Макс. – О кей! Рюмки к бою!
Все садятся за стол. Открывают и разливают первую бутылку. Пьют по очереди, по кругу.
Актер. – Рекомендую, господа: коллекционный Шато-Лафит!
Макс. – Да… ароматное винишко!
Рекс (прислушивается к ощущениям). – Хорошо пошло.
Отец Филарет (причмокивает). – Дар божий!
Луиза. – Такое приятное! Ах! А меня ты таким не угощал!
Актер. – Берег для нашей свадьбы, цыпа. И это только начало!
Луиза. – Требую продолжения!
Актер. – Сейчас, крошка! Нумер второй нашей программы! Шато-Ротшильд! Уникальная штучка!
Макс. – Так… Наливаем… по братски… (разливает вторую бутылку).
Отец Филарет. – Ну, во имя отца… (пьет), и сына, и святого духа…
Макс. – Да, черт возьми, как жаль, что у меня не хватило таланта стать народным артистом РФ! Только газетчиком. Весь пар, как говорится, ушел в свисток…
Рекс. – Не всякому дано. Кстати, полагаю, можно уже не соблюдать очередности!
Макс. – Да, каждый пьет, как хочет… но чур до дна!
Актер. – Вино хорошее, но тостов маловато!
Луиза. – А я хочу танцев!
Актер. – Рано!
Луиза. – Ну плииз… третью?
Макс. – Наливай!
Актер. – Рекомендую – жемчужина нашей кол… кол… коллекции! Шато-Икем! Выдержка хрен знает сколько лет! Превосходно подходит к барбекю, рыбе и незваным гостям!
Макс. – Мы званые! Мы сами себя позвали! Итак, тост: за нашего славного хозяина! Чтоб он снялся в фильме «Уральский стригун-2», а также три, четыре и пять! Чтоб он этому хренову Канну вообще все ветви пообломал, охапками к себе возил, голыми бы их всех там оставил!
Актер. – Макс… Макс… Я вот так недавно тебя узнал, а, представь, полюбил как брата! Есть в тебе что-то симпатичное такое… Как увидел, подумал – симпатичный парень! Может не стоит его убивать? Может, его как-то по другому надо использовать?
Макс. – Да меня и так все используют. Мной редактор все дыры затыкает… Вот недавно снимал этого… который по прозвищу Зверь…зверюга проклятая… Хотел его около роддома поздравить с рождением ребеночка, и супругу его, а он мне раз, и в зубы! За что? Я вас спрашиваю, милостивые государи, господа, товарищи?
Рекс. – А я снимал этого, который старый герой-любовник. Романтичный такой. Хотел его поздравить с тем, что он выползал на бровях из ресторана с двумя проститутками и снять на память… А он приподнялся с бровей и мне в зубы… А охрана добавила… За что? Друзья, граждане?
Луиза. – Жуткие истории…
Актер. – Весьма однообразные, я бы сказал. Надо еще выпить! За мир во всем мире! (Открывает новую бутылку).
Отец Филарет. – Мир и благополучие дому сему! Многие лета!
Макс. – Кстати, батюшка… вы еще в порядке?
Отец Филарет. – Ни в одном глазу! Как стеклышко. Милостив господь.
Макс. – Вы вроде бы обещали нас исповедовать?
Отец Филарет. – А разве ты уже дошел до кондиции, сын мой?
Макс. – Я тоже абсолютно трезвый. Абсолютно. Но во мне проснулось религиозное чувство. После вина оно во мне всегда просыпается. Я хочу исповедоваться. И немедленно!
Отец Филарет. – Я чувствую, недостойный сын нашей церкви, но вполне достойный отпрыск наших СМИ, что ты еще не дозрел. Тебе надо еще выпить, чтобы быть в форме.
Макс. – Только вместе с вами, батюшка! На брудершафт!
Макс и отец Филарет наливают себе полные стаканы и пьют залпом.
Отец Филарет. – Господи, дай мне силы противостоять зеленому змию!
Макс. – Хорошо пошла! Старофранцузское!
Отец Филарет. – Покайся, сын мой! Покайся, и спасешься!
Макс (откидывается на стуле). Кажется я и впрямь дозрел… До раскаяния! Итак, покаяние. А-ля Тенгиз Абуладзе. Я, Максимилиан, не помню отчества, и никому не нужна фамилия, родился, учился… в школе очень средней… но попал в универ маленького городка… стал журналистом… мечтал о славе… приехал в столицу… перепробовал тут все желтые листки… перефотографировал всех звезд… Знаете, как паталогоанатом режет мозг на куски и думает: где же тут мысль? Так и я рылся в грязном белье наших знаменитостей и все думал – где же здесь искусство?
Отец Филарет. – Продолжай, сын мой… А потом?
Макс. – А потом перестал думать и начал просто работать, как все. Строчить пером, как раньше говорили. Понял, что знакомством с нашими звездами можно гордиться только до тех пор, пока на самом деле с ними не познакомишься. Женился, дети пошли, затянуло. И вот я здесь, перед вами! Вот так я и дошел до жизни такой.
Актер. – Даже я растрогался! А ведь я столько уже слышал подобных историй, и даже играл таких героев. Ну как, батюшка – отпустите ему грехи?
Отец Филарет. – Раскаиваешься ли ты в содеянном, сын мой?
Макс. – Очень раскаиваюсь. Но изменить, к сожалению, уже ничего не могу.
Отец Филарет. – Отпускаю тебе грехи! Иди с миром. Не говорю – не греши впредь, ибо знаю – будешь грешить. Работа у тебя такая.
Макс. – Как это вы хорошо сказали, святой отец! Понимаете вы нашего брата. Сами не грешили сочинительством?
Отец Филарет. – Я… гм… нет…
Макс. – Может, стихи писали в семинарии? Сознайтесь! Какие уж тут секреты?
Отец Филарет. – Ничего я никогда не писал, сын мой. Даже вместо подписи крест ставил.
Актер. – Славная исповедь! Скучная, зато искренняя. А что же наш второй гость? Господин Рекс? Так, кажется?
Рекс. – А я чего? Я ничего. Вот Макс уже все сказал.
Отец Филарет. – Нет, надо чтобы все прошли через это! Покаешься, и спасешься! А не покаешься, так и шиш.
Луиза. – Батюшка, а ведь я вас уже где-то видела!
Отец Филарет. – Вероятно, в церкви, дочь моя? Часто ли ты молишься?
Луиза. – Каждое воскресенье! Но я вас видела где-то еще… не могу вот только вспомнить, где.
Отец Филарет. – Бесовское наваждение! Это бес тебя смущает, дочь моя. Я далек от мира богемы и ее прислужниц. Я даже на тусовках не часто бываю.
Актер. – Итак, исповедь номер два. Батюшка, приступайте.
Отец Филарет. – Немедля. Пей, сын мой (вливает в Рекса стакан вина).
Рекс. – Мгновенный приход!
Отец Филарет. – Мы ждем от тебя исповеди, раб божий Рекс! Исповеди и раскаяния, по возможности искреннего.
Рекс. – Не согрешишь – не покаешься, батюшка. Хотя мне каяться не в чем. Родился я в столице, учился на инженера, платили им тогда шиш, окончил курсы корреспондентов и переводчиков, научился щелкать «фотиком», на пару с Максом отслеживаю жизнь знаменитостей во всех подробностях. Не женат.
Отец Филарет. – Отчего же?
Рекс. – Искренне говорю вам, батюшка Филарет, с ужасом представляю, как сижу перед телевизором и вместе с семьей смотрю все эти бесовские сериалы… детей жалко!
Макс. – Да брось ты, чувак, не парься. Сейчас дети телик уже не смотрят. Они все в интернет ушли и не вернулись. А там только клипы музыкальные на «Ютьюбе».
Рекс. – Если бы только клипы… И подумать только, это мы все, все туда своими руками сами суем, всю эту грязь, разврат и пакость!
Отец Филарет. – Раскаиваешься, что ли?
Рекс. – Однозначно!
Отец Филарет. – Ну наконец-то! Еще одного расколол. Хорошо, сын мой. Отпускаю тебе все грехи, вольные и невольные, ввиду искреннего раскаяния и чистосердечного признания. Так и запишем в протокол.
Макс. – В протокол?
Отец Филарет. – Ну не в святцы же! По вам, безбожники, зона плачет. А я вам грехи отпускаю. Не цените вы мою доброту.
Макс. – Мы ценим, батюшка! Мы очень ценим! А вот когда же вы будете исповедовать нашего дорогого хозяина?
Актер. – Хозяина? Меня, что ли?
Макс. – А кто тут хозяин?
Актер. – Я есьмь!
Макс. – Значит, тебя! Батюшка, пожалуйста, приступайте.
Отец Филарет. – Выпей чару вина, сын мой. Так тебе будет легче раскаяться.
Отец Филарет наливает стакан. Актер пьет.
Актер. – Фу-ух. Не привык я столько пить.
Макс. – Ты же творческая личность.
Актер. – Ну не настолько же. У меня вообще язва. Ну ладно… Итак, биографию не надо, я полагаю?
