Леонид Жуховицкий - Последняя женщина сеньора Хуана
ЭЛЬВИРА. Как, и тебе?
КАРЛОС. Мне! Именно мне! Двадцать лет я отказывал себе во всем. Я фехтовал по три часа в день. Я сбросил брюхо. Да что там — я четыре раза, ты слышишь, четыре раза бросал пить! Потому что у меня была цель. Я хотел одного — чтобы в старости про меня говорили: вон идет сеньор Карлос, который убил сеньора Хуана… А как мне жить теперь? На что я потратил эти двадцать лет? Зачем мне старость?
ЭЛЬВИРА. Карлос, имей совесть. Ты потратил двадцать лет. А я? Я вышла в путь новобрачной, а закончила его старухой. На что ушла моя жизнь? Ты хотел убить Хуана, а по какому праву? Кто он тебе? Убийца брата — это все равно что дальний родственник. А мне он — муж! Даже не бывший — просто беглый. И ответить он должен мне… Зачем ты погубил мою жизнь, Хуан?
ХУАН (растерянно). Но почему вы спрашиваете меня? Клянусь, я никому не желал зла. Я не разбойничал, даже не мстил за обиды. Вы спрашиваете меня, а я спрошу вас: за что вы хотели меня убить? Вот вы трое? Карлос, ты же знаешь, я не виновен в смерти капитана: я только защищался и даже не мог бежать, он загнал меня в угол. А ты, Эльвира? Нелюбимый муж уходит от нелюбимой жены — неужели этого достаточно для убийства? (к Михо.) А ты, парень? Я понимаю, за славу приходится платить. Но почему ты счел себя вправе расплачиваться моей жизнью? (Поочередно смотрит на всех троих.)
КАРЛОС. Ну, не знаю…
ЭЛЬВИРА. Хуан, я же не сделала этого.
МИХО. Сеньор, я сам хочу понять. Это пришло мне в голову месяц назад, я и знать не знал, что вы приедете. Встал утром задать корма коням, вышел. Дождь, под ногами хлюпает, пахнет плесенью и навозом… Разве, думаю, это жизнь? А потом подумал: хорошо бы сейчас убить сеньора Хуана!
ХУАН. Но почему?
МИХО. Сам не понимаю.
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Сеньор Хуан, я вам отвечу.
ХУАН. Значит, и ты хотел?
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Службой клянусь, лично я зла к вам не держу. Просто вы человек особенный, а я обычный, мне их легче понять. Дело в том, сеньор, что, если посмотреть, вам завидовать нечего: и рискуете, и скрываетесь, и в немилости. Но если рассудить, выходит по-иному: у нас жизнь серая, а у вас, сеньор, цветная. Я вам так скажу: в стране слепых очень даже можно жить, но только пока рядом нету зрячего. А то уж очень обидно.
ХУАН. Но кто мешает стать зрячим?
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Нет, сеньор, это от рождения. Все равно как летать. Вон ворона — ничем не лучше меня, а родилась с крыльями.
ХУАН. Я не родился ни зрячим, ни крылатым, я был как все. Может, и дальше жил бы как все. Но — ты слышишь, Эльвира, — когда я женился не по своей воле, я почувствовал себя униженным. И вот тогда мне стало все равно. Я ничего не хотел — ни дома, ни богатства, ни славы, я хотел только поступать всем назло. А потом случилось что-то вроде чуда. В чужом доме, в чужой постели я открыл глаза и вдруг увидел счастливое человеческое лицо. Я понял, что так бывает.
МИХО. Сеньор, почему вы замолчали? Вы сказали — счастливое лицо.
ХУАН. Да, счастливое лицо. И я подумал: тот на небе, от кого мы зависим, дал нам жизнь. Тот на земле, от кого мы зависим, ее не отнял. Спасибо им — это очень много! Но счастье… Счастье может дать только один человек другому человеку. Я изучил алхимию и знаю: из ничего не возникает ничего. Чтобы один нашел, другой должен потерять. Но есть исключение: когда встречаются двое, находят оба, из ничего возникает нечто. Протяни холодную руку к холодной руке — и возникает пламя, у которого можно согреться.
ЭЛЬВИРА. Лучше скажи, сколько жизней сгорело в твоем пламени! Ты не хранитель огня, а поджигатель, после тебя остаются грязь и зола. Ты поджигатель, Хуан, таких в деревнях закалывают вилами.
КОНЧИТА. Сеньора, нехорошо быть эгоисткой. Сеньор Хуан, как великий скрипач или художник, принадлежит всем.
ЭЛЬВИРА. Трогательная картинка: мышонок защищает кота… Помолчи, младенец, я пытаюсь спасти не себя, а тебя.
ХУАН. Эльвира, почему ты злишься?
ЭЛЬВИРА. Ты спросил, за что тебя можно убить? Тебя нужно убить! Да, бросают жен и мужей, ничего страшного в этом нет. Но после тебя рушится не дом — после тебя рушится мир! Человек должен во что-то верить. У всех моих братьев были любовницы, но это не возмущало даже их жен. Потому что это были нормальные любовницы. С которыми не стыдно встретиться в церкви! Которых не стыдно пригласить домой! Пока ты развлекался со Стеллой, я и слова не сказала: какая ни есть, а графиня. Когда ты спал с моими подругами, я и это поняла: от таких мужей, как у них, и я бы побежала к первому встречному. Но когда возникла эта нищенка, эта уродина, эта хромая цветочница… Я уважаю всех женщин, от принцессы до судомойки, но каждую на своем месте. Может ли существовать мир, где все мы — и принцесса, и я, и судомойка — полностью равны в постели сеньора Хуана?
КАРЛОС (наливая себе вина). Не может! (Пьет.)
ЭЛЬВИРА. Ну скажи честно, зачем тебе понадобилась она? Чтобы унизить меня?
ХУАН. Я ее любил.
ЭЛЬВИРА. Любил? Не смеши людей. Да ее и жалеть-то было трудно. Колченогая, волосы как мочало. Ну хоть бы тут (рисует в воздухе женскую фигуру) что-то было…
ХУАН. Этого тебе не понять, ты не мужчина. У нее были такие нежные ямочки над ключицами… А как она умела радоваться! Но главное не это — она была добра! Ее лачуга была моим убежищем, норой, где я всегда мог отлежаться. А когда пришлось бежать, именно она — она, а не другая — напекла мне лепешек на дорогу.
ЭЛЬВИРА. Колечко с кораллом подарил ей ты?
ХУАН. Дорогих подарков она не брала.
ЭЛЬВИРА. Твои подарки не приносят счастья, Хуан. Из-за этого колечка ее задушил какой-то пьянчуга.
Пауза.
ХУАН (хрипло). Лжешь. Ну ведь лжешь, Эльвира! Двадцать лет прошло. Зачем ты лжешь?
ЭЛЬВИРА. Дурачок. Ты жил в облаках, а она на земле, в своей лачуге.
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Сеньор Хуан, это правда. Пьянчугу нашли в тот же день, он сразу признался.
ХУАН. Она ничего не хотела брать. В жизни не встречал человека бескорыстнее! Но я сказал: «Я же беру твои лепешки!»…
ЭЛЬВИРА. Ты взял ее лепешки, она твое колечко, а пьянчуге хотелось вина. (Пьет.)
Пауза.
ХУАН (Исполнителю). Как ты сказал? У вас жизнь серая, а у меня — цветная? Ты не прав. Моя была такая же серая. Только с кровавыми пятнами и грязными разводами похоти, вот и все. Да, я бежал, все время бежал. А знаете почему? Потому что боялся оглянуться. Я ведь знал: там, позади, только похоть и кровь… Ты, Эльвира, и ты, Карлос, вы говорили о старости… так вот, моя старость будет хуже вашей, если будет вообще.
Пауза.
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Сеньор Хуан, простите меня. Не тот момент, чтобы заниматься делами, но… Помните, вы спросили, как лучше: облегчить или не облегчить? А я ответил — облегчить…
ХУАН. Ну и что?
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Так ведь сейчас — вот только что — вы уже облегчили. Сказали все, что надо, — лучше не скажешь. Больше ничего и не нужно: только поехать в Мадрид и повторить то же самое. Хоть в суде, хоть в церкви, где хотите. Ведь это не ложь, это правда, вы все сами сказали, сеньор Хуан.
ХУАН. Да, это правда…
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Вот видите! Еще раз скажете на людях — и все!
ХУАН. Ну что ж, если это кому-то принесет пользу…
КОНЧИТА. Стойте! Молчите! Ни слова больше, сеньор!
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Хозяин, твоя служанка кричит на гостей?
ХОЗЯИН. Да? В самом деле, сеньор. Кончита, я тебя не узнаю…
ЭЛЬВИРА. Оставь ее, пусть говорит. Она тоже человек.
КОНЧИТА. Сеньор, вы не имеете права, вы не можете так поступить! Неужели вы не понимаете: это же будет предательство! Если вы откажетесь от себя, то что делать мне?
КАРЛОС. Эльвира, чего она хочет?
ЭЛЬВИРА. Карлос, выпей и помолчи.
КАРЛОС. А я что делаю? (Пьет.)
КОНЧИТА. Я, сеньор, рано научилась думать и поняла, что от мужчин ждать нечего: им нужны богатые, знатные и красивые. Но я все равно жила и надеялась, потому что знала: на свете есть сеньор Хуан, который, как господь всемогущий, любит всех! Так как же вы можете, сеньор? Вы отречетесь, или уйдете, или умрете, а что делать тем, кто останется? Я некрасива и бедна, но ведь и у меня будут когда-нибудь дети. И я не хочу, сеньор, чтобы они росли в мире без сеньора Хуана!
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Ты зря волнуешься, девушка, и зря кричишь. Кто говорит о смерти? Сеньор Хуан облегчит душу, только и всего. Он будет жить, и жить долго!
КОНЧИТА. Я знаю. Но это уже не будет сеньор Хуан. Это будет просто еще один старик.
ХУАН. Кончита, ты очень хорошая девушка. Но молодость застилает тебе глаза. Скажу я что-нибудь или промолчу, мое время все равно на исходе.
КОНЧИТА. Я знаю, когда-нибудь вы умрете, как все люди. Но имя ваше должно остаться. И оно останется, сеньор, если вы встретите смерть как мужчина.
ХУАН. Ты видела, к этому я готов.
КОНЧИТА. От глупой шпаги в трактире? Солдат умирает в бою, сеньор Хуан.
