Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в одном томе

Про меня говорят: он, конечно, не гений, —
Да, согласен – не мною гордится наш век, —
Интегральных, и даже других, исчислений
Не понять мне – не тот у меня интеллект.

Я однажды сказал: «Океан – как бассейн», —
И меня в этом друг мой не раз упрекал —
Но ведь даже известнейший физик Эйнштейн,
Как и я, относительно все понимал.

И пишу я стихи про одежду на вате, —
И такие!.. Без лести я б вот что сказал:
Как-то раз мой покойный сосед по палате
Встал, подполз ко мне ночью и вслух зарыдал.

Я пишу обо всем: о животных, предметах —
И о людях хотел, втайне женщин любя, —
Но в редакциях так посмотрели на это,
Что – прости меня, Муза, – я бросил тебя!

Говорят, что я скучен, – да, не был я в Ницце, —
Да, в стихах я про воду и пар говорил...
Эх, погиб, жаль, дружище в запое в больнице —
Он бы вспомнил, как я его раз впечатлил!

И теперь я проснулся от длительной спячки,
От кошмарных ночей – <и> вот снова дышу, —
Я очнулся от белой-пребелой горячки —
В ожидании следующей снова пишу!

Если нравится – мало?
Если влюбился – много?
Если б узнать сначала,
Если б узнать надолго!

Где ж ты, фантазия скудная,
Где ж ты, словарный запас!
Милая, нежная, чудная!..
Эх, не влюбиться бы в вас!

Из-за гор – я не знаю, где горы те, —
Он приехал на белом верблюде,
Он ходил в задыхавшемся городе —
И его там заметили люди.

И людскую толпу бесталанную
С ее жизнью беспечной <и> зыбкой
Поразил он спокойною, странною
И такой непонятной улыбкой.

Будто знает он что-то заветное,
Будто слышал он самое вечное,
Будто видел он самое светлое,
Будто чувствовал все бесконечное.

И взбесило толпу ресторанную
С ее жизнью и прочной и зыбкой
То, что он улыбается странною
И такой непонятной улыбкой.

И герои все были развенчаны,
Оказались их мысли преступными,
Оказались красивые женщины
И холодными и неприступными.

И взмолилась толпа бесталанная —
Эта серая масса бездушная, —
Чтоб сказал он им самое главное,
И открыл он им самое нужное.

И, забыв все отчаянья прежние,
На свое место все стало снова:
Он сказал им три са<мые> нежные
И давно позабытые <слова>.

Люди говорили морю: «До свиданья»,
Чтоб приехать вновь они могли —
В воду медь бросали, загадав желанья, —
Я ж бросал тяжелые рубли.

Может, это глупо, может быть – не нужно, —
Мне не жаль их – я ведь не Гобсек.
Ну а вдруг найдет их совершенно чуждый
По мировоззренью человек!

Он нырнет, отыщет, радоваться будет,
Удивляться первых пять минут, —
После злиться будет: «Вот ведь, – скажет, – люди!
Видно, денег куры не клюют».

Будет долго мыслить головою бычьей:
«Пятаки – понятно – это медь.
Ишь – рубли кидают, – завели обычай!
Вот бы, гаду, в рожу посмотреть!»

Что ж, гляди, товарищ! На, гляди, любуйся!
Только не дождешься, чтоб сказал —
Что я здесь оставил, как хочу вернуться,
И тем боле – что я загадал!

Я не пил, не воровал
Ни штанов, ни денег,
Ни по старой я не знал,
Ни по новой фене.

Запишите мне по глазу,
Если я соврал, —
Падла буду, я ни разу
Грош не своровал!

Мне сказали – торгаши
Как-то там иначе, —
На какие-то гроши
Строют себе дачи.

Ну и я решил податься
К торгашам, клянусь,
Честный я – чего бояться! —
Я и не боюсь.

Начал мной ОБХС
Интересоваться, —
А в меня вселился бес —
Очень страшный, братцы:

Раз однажды я малину
Оптом запродал, —
Бес – проклятая скотина —
Половину взял!

Бес недолго всё вершил —
Всё раскрыли скоро, —
Суд – приятное решил
Сделать прокурору.

И послали по Указу —
Где всегда аврал.
Запишите мне по глазу,
Если я соврал!

Я забыл про отчий дом
И про нежность к маме,
И мой срок, как снежный ком,
Обрастал годами.

Я прошу Верховный суд —
Чтоб освободиться, —
Ведь жена и дети ждут
Своего кормильца!..

Давно я понял: жить мы не смогли бы,
И что ушла – все правильно, клянусь, —
А за поклоны к праздникам – спасибо,
И за приветы тоже не сержусь.

А зря заботишься, хотя и пишешь – муж, но,
Как видно, он тебя не балует грошом, —
Так что, скажу за яблоки – не нужно,
А вот за курево и водку – хорошо.

Ты не пиши мне про березы, вербы —
Прошу Христом, не то я враз усну, —
Ведь здесь растут такие, Маша, кедры,
Что вовсе не скучаю за сосну!

Ты пишешь мне про кинофильм «Дорога»
И что народу – тыщами у касс, —
Но ты учти – людей здесь тоже много
И что кино бывает и у нас.

Ну в общем, ладно – надзиратель злится,
И я кончаю, – ну всего, бывай!
Твой бывший муж, твой бывший кровопийца.
...А знаешь, Маша, знаешь, – приезжай!

Я теперь на девок крепкий
И теперь одною меткой
Я всех баб равняю как одну:
Пусть у ней во лбу семь пядей,
Пусть при полном при параде, —
Встречу бабу – в сторону сверну.

Был я раньше тоже хлипкий —
Провожал я их улыбкой,
Даже, помню, год с одною жил, —
А теперь пройду не глядя —
Мне плевать, что ейный дядя
Раньше где-то в органах служил.

Баб держу я в черном теле,
А чтоб лечь в одну постелю —
Этим меня можно насмешить, —
Даже если умоляет,
Даже в экстренном случáе —
Очень меня трудно уложить!

Почему с таким напором
Я воюю с женским полом:
Изучил я их как свой портрет, —
Ведь полвека я – не меньше —
Изучаю этих женщин,
И сейчас мне – восемьдесят лет.

Там были генеральши, были жены офицеров
И старшины-сверхсрочника жена.
Там хлопало шампанское, там булькала мадера,
Вину от водки тесно было, водке – от вина.

Прошла пора, чтоб вешаться, прошла пора стреляться,
Пришла пора спокойная – как паиньки сидим.
Сегодня пусть начальницы вовсю повеселятся,
А завтра мы начальников вовсю повеселим.

Есть у всех: у дураков
И у просто жителей
Средь небес и облаков
Ангелы-хранители.

То же имя, что и вам,
Ангелам присвоено:
Если, скажем, я – Иван,
Значит, он – святой Иван.

У меня есть друг, мозгуем:
Мы с Николкой всё вдвоем —

Мы на пару с ним воруем
И на пару водку пьем.

Я дрожал, а он ходил,
Не дрожа нисколечко, —
Видно, очень Бог любил
Николай Угодничка.

После дня тяжелого,
Ох, завидовал я как:
Твой святой Никола – во!
Ну а мой Иван – дурак!

Я придумал ход такой,
Чтоб заране причитать:
Мне ж до Бога – далеко,
А ему – рукой подать.

А недавно снилось мне,
И теперь мне кажется:
Николай Угодник – не,
А Иван мой – пьяница.

Но вчера патруль накрыл
И меня, и Коленьку —
Видно, мой-то соблазнил
Николай Угодника.

Вот сиди и ожидай —
Вдруг вы протрезвеете.
Хоть пошли бы к Богу в рай —
Это ж вы умеете.

Нет! Надежды нет на вас,
Сами уж отвертимся,
На похмелку пейте квас, —
Мы на вас не сердимся.