Александр Володин - С любимыми не расставайтесь! (сборник)
– Зачем это… зачем это… какой ужас, Катенька!.. За что нам эта беда, лучше бы я такая и оставалась, как раньше, и ничего бы этого не было…
Она выбежала на обрыв. Далеко внизу текла вода.
Оглянулась назад, в смятении помедлила и бросилась вниз. Где-то ударил колокол.
Она летела долго, то появляясь в отблесках зари, то пропадая.
ЕЩЕ РАЗ УДАРИЛ КОЛОКОЛ, И ЕЩЕ, ЭТО НА КОЛОКОЛЬНЕ – ШАТРОМ ОДНА НА ДРУГОЙ ДЕРЕВЯННЫЕ ЛУКОВИЦЫ – БИЛИ В КОЛОКОЛА.
НАРОД ПОВАЛИЛ ИЗ ГОРОДА, ЧЕРЕЗ РАСПИСНЫЕ ВОРОТА НА ДОРОГУ. ОБОЧИНАМИ БЕЖАЛИ ХОЛОПЫ, В КАРЕТАХ КАТИЛИ БОЯРЫНИ, СКАКАЛИ НА КОНЯХ ВИТЯЗИ.
А В ПЕЩЕРЕ, СИНЕЙ ОТ ЛЕСНОГО ТУМАНА, В МЕРЦАЮЩЕМ СТЕКЛЕ ОПЯТЬ ЛЕЖАЛА ЦАРЕВНА. КАЗАЛОСЬ, ОНА ЧУТЬ УСМЕХАЕТСЯ, КАК ЛОВКО ВСЕХ ПРОВЕЛА…
Настя лежала у окна в слабом свете уличного фонаря. Она была такая, как прежде.
На улице проехала машина. Потом, смеясь, прошла какая-то компания.
Фонарь на улице погас, и в комнате стало темно.
Потом начало светать.
Настя спала.
Наступило утро.
Настя открыла глаза, посмотрела на мать – та еще спала; на будильник – надо было торопиться.
Она натянула платье, плеснула в лицо холодной воды из-под крана и поставила матери завтрак. А сама есть не стала, она спешила на работу.
На улице было пасмурно, падал снег.
Наклонясь вперед и неся перед собой опущенные руки, к ней поспешал Моргунов.
– А где мать? Все болеет?
Он спросил таким тоном, от какого Настя отвыкла.
– Кто болеет, кто что, если ей трудно – пускай скажет, возьмем другую, это не проблема.
Как и в то утро, к ним уже бежал Коноплянников. Он тоже торопился, но устремлялся вперед под меньшим углом.
Рядом остановилась машина. Опустив стекло, из нее высунулся Тетерин. Он спросил Коноплянникова:
– Трубы доставили?
Трубы не доставили.
– Вот сапог, а? – поразился Тетерин. – Вот кретин, а? Вот дуб!
– Это стыдно, – сказала Настя.
– Что? – Тетерин поразился еще больше.
Настю он, разумеется, не узнал, да она в этом и не нуждалась. Просто ей стало тошно слушать, как он разговаривает с подчиненным человеком.
– А если бы он вас так? – сказала она.
От удивления Тетерин не нашелся, что ответить.
Настя подождала, но он никак не мог собраться с мыслями. Тогда она ушла.
А Тетерин все стоял неподвижно и смотрел ей вслед.
Он был уже совсем маленький вдалеке, а все стоял…
Женщины в ватниках укладывали трамвайные рельсы. Они не обращали внимания на прохожих.
Женщины торопились на работу,
ели,
кормили,
умывались,
ругались,
просыпались,
целовались,
прощались на целый день.
Когда подъехал ее автобус, мужчина с поднятым воротником начал в нетерпении ее подталкивать, чтобы она поторопилась.
– Не толкайтесь, – сказала Настя.
Но мужчина, по-видимому, очень спешил и полез в автобус одновременно с нею, притиснув ее к дверце.
Настя обозлилась и начала выбираться обратно.
– Что там такое, не знают, куда садятся, – зашумела на нее очередь.
Настя кое-как выбралась из автобуса. Порывшись в сумочке, она подсчитала деньги и подняла руку, чтобы остановить такси. Она села, сказала адрес и приняла независимую позу, как тогда, в машине Тетерина.
– Вот здесь, пожалуйста, – сказала она. – Благодарю вас.
И вошла в магазин.
Нина Сергеевна и Валя стояли за прилавками, и каждая была погружена в свои заботы.
Так событие, которое задело многих и ушло в прошлое, предоставляет каждого своим переживаниям.
– Здравствуйте!
– А, Настя… – сказала Нина Сергеевна.
– Привет, как мама? – спросила Валя.
Но все это как бы с половинчатым выражением лица: так, наверно, актеры дублируют под экран текст иностранной картины.
– Мама поправилась.
– Тут приходила твоя родственница, – пробудившись, сказала Нина Сергеевна. – Удивительная женщина. Я все время о ней думаю. Кто такую может обнимать? Господь бог?..
– Правда, вот кому житуха, – позавидовала Валя.
– Ах, не в этом счастье, – возразила Нина Сергеевна. – Красота наша – тоже палка о двух концах. Когда она проходит, надо еще думать: чем ее заменишь?..
За окном проходили люди с поднятыми воротниками. Пускай были бы ненастные вечера, ночи, все равно ничего не видно, но сумрачное утро…
– Можно я пока пластинку поставлю? – спросила Настя. Она поискала, выбрала и включила проигрыватель.
Это была печальная фортепианная музыка, которой полагалось бы звучать тихо, но Настя поставила проигрыватель на полную громкость – музыка мощно, горестно и странно гремела в пустом магазине.
– Что ты душу мотаешь? – разозлилась Валя и хотела снять, но Настя не дала.
Музыку было слышно и на улице, потому что к витрине подошел мальчик, приплюснул к стеклу нос. Настя махнула ему рукой, чтоб уходил. Но он скорчил ей гримасу и остался.
Из конторки вышел Яков Алексеевич, посмотрел на всех немного отрешенно.
– Здравствуйте, Яков Алексеевич…
– А, пришла, это хорошо…
– Вы нездоровы?
– Бессонница.
– А где Катя? – спросила Настя.
– Ей уже муж позвонил, – сказала Нина Сергеевна. – С утра не виделись.
Настя тихо зашла в конторку.
Катя, не видя ее, говорила по телефону. Лицо ее то и дело меняло выражение, как будто собеседник находился в телефонном аппарате. Она говорила только одно:
– Да…
Видимо, Леша в чем-то справедливо ее обвинил, и она, не споря, призналась:
– Да…
И повторила убито:
– Да…
По всей вероятности, он требовал признаний и уверений. Катя три раза тихо повторила:
– Да. Да. Да…
Тут она увидела Настю.
– Ой, Настюха!
Она положила на стол трубку, обняла и, не отпуская, потащила к телефону.
– Это Настя пришла! – объяснила она Леше. – Хочешь с ней поговорить? На!..
Она сунула Насте трубку, но та стала отбиваться.
– Нет, нет, не буду. Не хочу я!..
– Не хочет. Ну ладно, Леша, мне пора. Ты звони, звони… – Она повесила трубку.
– Знаешь, Настя, что-то происходит, – сказала она и задумалась. – Что-то происходит… То ли он чувствует, что виноват… Он никогда так со мной не говорил. Разбудил ночью, начал говорить, сейчас позвонил и опять, мне неловко даже повторять что, получится нескромно. Не понимаю даже, как он мог это говорить с работы, наверно, вышел, позвонил из автомата. Настя!..
Они опять обнялись и молчали.
– Не знаю, что это такое. Ничего не понимаю… – Зазвонил телефон.
Катя взяла трубку.
– Магазин…
И, зажав трубку рукой, растерянно сказала:
– Ну вот… – И в трубку: – Что ты забыл?
– Настя! – послышался из магазина Валин голос. – Открывать пора.
Настя взяла с гвоздя ключи, пошла открывать. За дверью дисциплинированно толпились дети. Проигрыватель действовал вовсю. Автоматы для карандашей не действовали. Школьники покупали тетради и резинки. Рабочий день начался.
После школьных каникул в магазине было битком.
Наколоть чек – завернуть-переспросить: «Карандаш какой?» – пощелкать на счетах – подсчитать тетрадки – наколоть чек…
Настя сгоряча обругала студента-иностранца, который молча показывал пальцем на полку.
– Сказать трудно?
– Note-book.
Извиняться не стала.
Потом произошел конфликт с девочкой.
– Ластик, блокнот и нотную тетрадь…
– Тридцать две копейки.
– Ой. Тогда не надо нотную тетрадь.
– Двадцать копеек.
– Ой. Тогда не надо блокнот.
– Ну вот, голову морочит, – разозлилась Настя. – Бери свой ластик и иди.
А потом начались беспорядки в очереди, и она прогнала от прилавка мальчика, который не стоял в очереди. Но он заплакал, наверно, все-таки стоял.
Чувствуя себя немного виноватой, Валя подошла к Насте.
– Хочешь, приходи сегодня ко мне? Мальчишек позовем.
– Ну их знаешь этих мальчишек. Он тебя спрашивает: «Как жизнь?» Ты ему отвечаешь, а он и не слышит, ему неинтересно. Умные люди тоже не лучше. Я видела в одном иностранном журнале такую иллюстрацию: мужчины в черных костюмах читают газеты – сидят на скамейках, стоят на перекрестках, шагают по улице – все с газетами. А тут, рядом, бродят обнаженные женщины, и никому до них нет дела… И вообще, как они мне надоели – и мальчишки, и женатые, которые не любят своих жен, и те, которые любят, но не прочь…
Даже Нина Сергеевна прислушалась к Насте со своего места, и теперь и она и Валя прыснули и закатились на удивление покупателям.
– Ну, знаешь… у тебя богатый опыт, – только и проговорила Нина Сергеевна.
Однако Настя не обратила на это внимания.
– И вообще, надо хоть самой знать себе цену. А как другие к тебе относятся – это их дело, пускай как хотят…
– Ого! Давай показывай пример, будем учиться, – сказала Валя.
Такой произошел разговор, а последствия его сказались позже.
Снова появился Яков Алексеевич с помятым от бессонницы лицом.
– Девушки, кто-нибудь!
– Настя, сходи-ка, – сказала Валя.
