Михаил Старицкий - Зимний вечер
Д е м ь я н. Так-таки сама играла?
Г а н у л ь к а. Да еще словами?
Б а б а (охмелев, постепенно засыпает). Вот пан к отцу: так и так… А отец сыновьям: а ну-ка сыграйте вы! Взял один и начал играть, а дудочка поет и приговаривает:
Тихонько-тихо, братец, играй,
Сердца в конец ты не разрывай!
Меня ж ты убил, нож в сердце всадил…
П е р в а я д и в ч и н а. Ой, господи, страх какой!
Г а н у л ь к а. А бабуся уснула!
Д е м ь я н. Ишь, как испугались!
Г а н у л ь к а. Бабуся! Бабуся!
Б а б а (встрепенулась). Брат меня убил, второй — нож вонзил…
О л е к с а. Прячьтесь кто в бога верует — разбойник! Довбня здесь… с таким ножом!
Д е в ч а т а. Ой, ой, караул, спасите!
Прохожий сразу кинулся к своей палке и застыл в углу, как волк, готовый обороняться.
О л е к с а. Ха-ха-ха-ха! (Антону.) Ты видел, как он вскочил; идем к писарю!
А н т о н. Идем!
О р и с я. Ну зачем, на ночь глядя, поминать такого страшного человека? Еще накликаешь, и придет как-нибудь…
О л е к с а. И придет, конечно, придет, с этаким вот ножом… Аида!
Девчата визжат.
Д е д. Хватит! Спели бы лучше!
Д е м ь я н. Давайте, давайте… но какую?
Начинают тихо петь.
П р о х о ж и й (заметив, что на него не обращают внимания, осмелел, подошел во время пения к Лукерье). Спой голубка, и ты, ту, что пела у криницы…
Л у к е р ь я (вскинувшись). Голос… голос знакомый… кто, кто вы?
П р о х о ж и й. Спой, скажу…
Л у к е р ь я (колеблется, а потом запевает тихо).
Тихо, тихо Дунай воду несет…
Прохожий со второго куплета начинает подпевать и к концу рыдает, припав головою к ногам отца.
Л у к е р ь я. Ясю, Ясю, муж мой! Тато, это ж Ясько!
Д е д (дрожит и поднимается). Во имя отца и сына… Во имя бога святого… (Всматривается.) Сын мой, сын бесталанный! Силы небесные!
О л е к с а (вбегает с бумагой и веревкой). Ага! Попался! Вот приметы!
Помогите, братцы, связать… Это разбойник Довбня!
В с е. Ой, спасите! Довбня!
Выбегают.
О л е к с а (парубкам). Он самый!
Дед дрожит, хочет встать; протягивает руки, силится крикнуть, но из груди вылетает только хрип и стон.
Помогите, это Довбня!
А н т о н. Так оно и есть! Вяжи!
Ясько (сначала только дрожал). Ой, не бейте, не троньте! (Деду.) Ой, дед! Они замучат его! Баба!
Л у к е р ь я (подбегает, вне себя). Антон, не тронь! И пальцем не коснись! (Заслоняет.) А н т о н. Да что ты! Это Довбня, разбойник!
Л у к е р ь я. Каин ты! Это ж брат твой!
Д е д (наконец встал и грозно стукнул палкой). Хватит! (Прохожему.) Несчастный! Иди, иди из отцовской хаты и не греши… (Из-за слез не может говорить.) Прости меня!
П р о х о ж и й (падает к ногам отца и обнимает их). Меня простите!
Я человеческой крови не проливал…
Дед (поднимает его). Богу хвала! Сын мой! (Засовывает ему за пазуху деньги.) Возьми! Дитя несчастное!
Л у к е р ь я (припадает). Ясю мой! Единственный! Страдалец несчастный, муж мой! (Голосит.)
Д е д. Иди же… Господь с тобой! (Кладет ему руки на голову и целует.)
Л у к е р ь я (исступленно). Не пущу! Не дам на муку! Ясько, это отец твой!
Я с ь к о (подбегает). Тато, тато!
П р о х о ж и й (рыдая, обнимает обоих). Милые мои… родные мои…
Боже! Смилуйся хоть над ними!
Д е д. Оттащите! (Чуть не падает, Олекса поддерживает.) А н т о н. Лукерья! Что ж поделать? Божья воля!
Старается отвести Лукерью. Ганулька приникает к бабе.
Л у к е р ь я (бьется в руках). Пустите и нас с ним вместе!
П р о х о ж и й (быстро, как безумный, целует руки отца, обнимает братьев, Лукерью с сыном и — к дверям). Земля родная! Хата кровная! И вы все, все — навеки!
Демьян и один из парубков уводят его. Олекса держит деда, тот шатается, схватившись за голову руками; Антон с Орисей держат Лукерью.
Занавес
