Афанасий Салынский - Семья Буториных
Никонов. Было бы желание.
Входит Ефимушкин. Кивком головы здоровается с Ильей и Никоновым. Останавливается и слушает.
Фурегов. Это у меня-то нет желания? Уже — упрек. Что ж, с вами не легко спорить. Сейчас у нас так: возрази против какого-то новшества — мгновенно тебе ярлычок: консерватор. Ходи тогда с этой вывеской и разбирайся, доказывай, кто прав, кто виноват. А я, дорогие мои товарищи, еще в ноябре семнадцатого года штыком голосовал за все наши новшества, — которые есть и которые будут. Что же касается этой каверзной проблемы, должен сказать: ключ тут в насыщенности техникой.
Ефимушкин. Если ты, Николай Порфирьевич, видишь ключ именно в этом, то могу тебя обрадовать: этот ключ лежит в нашем кармане.
Фурегов. С каких пор, Александр Егорович?
Ефимушкин. Сегодня пришел наряд.
Фурегов. Министерский?!
Ефимушкин. Да, большая партия электрического оборудования, приборов и инструмента.
Фурегов. Добрая весть! И как ты умудрился узнать раньше меня?
Ефимушкин. Да так уж умудрился.
Фурегов (по телефону). Дайте отдел технического снабжения… Не отвечает? Как появится Михайлов — соедините меня с ним. (Опускает трубку, встает и, обрадованный, ходит по кабинету.) Хорошо, очень хорошо! Эх, приберечь бы это оборудование… Богатство! Растянуть его экономненько…
Ефимушкин (иронически). Мечта… Сам Плюшкин позавидовал бы.
Фурегов (еще в плену своей «мечты»). А? Что?
Никонов (сухо). Итак, Николай Порфирьевич, насыщенность техникой прекрасная… Остается только приступить к нашему делу.
Фурегов. Ой, навязались вы на мою голову с этими новинками! Журавль в небе. Все ломать, пересматривать, людей переучивать… И затраты, затраты какие! Одних высококачественных моторов — шестнадцать штук. Грабеж!.. А будет ли толк?
Никонов. За моторы и все прочее можешь не беспокоиться. Пока мы до конца не уверимся в первой, пробной машине, мы ни в коем случае не станем делать новых.
Фурегов. Вот это другой разговор!
Никонов. Еще недельку переждем, посмотрим, как поведет себя первая, а потом и приступим.
Фурегов. Одну недельку? Не маловато? (Торгуется.) Две.
Никонов. Можно и две.
Фурегов. Вот, вот… Лучше две.
Никонов (пожимая плечами). Важно твое принципиальное согласие. Мастерским надо подготовиться.
Ефимушкин (улыбаясь). По всему видать, придется тебе, милый наш хозяин, раскошеливаться.
Фурегов. Петлю, петлю на шее затягиваете…
Илья. А как же все-таки с забоями? Товарищи, не меньше трех.
Фурегов. Конечно, новое дело… Может быть, очень хорошее дело…
Ефимушкин. Да не тяни же, Порфирьич.
Фурегов. Что? Забои? Владислав Сергеич, займитесь. (С улыбкой.) Признаться, маленькая надежда и у меня теплится. Однако прошу учесть одно мое условие… При первых же признаках угрозы для плана, для реальных задач, я всю эту рискованную затею свертываю, — и можете жаловаться хоть в Совет Министров.
Никонов. С таким-то условием?..
Ефимушкин. И все-таки мы начнем!
Занавес.
Действие второе
Площадка у копра шахты Северная, где работает со своей бригадой Илья Буторин, и где начальником смены Максим Федосеевич. Только что кончилась вторая смена. Рабочие, поднявшиеся на-гора, выходят из клетевого помещения и проходят через площадку.
Бадьин (поет). Он пел про далекий, родимый Урал, — угрюмые, слушали волны…
Карпушкин. Вот соловей! Тут не знаешь, куда от тоски деваться, а он…
Ястребов. Пускай поет. И ты нос не вешай. Сейчас нам знаешь, как надо держаться? На нашу бригаду сейчас весь рудник смотрит.
Карпушкин. Смотреть-то уж нечего.
Бадьин. Никогда бы из тебя, Карпушкин, моряк не получился. Маленькая пробоина — а ты уже с корабля за борт.
Карпушкин. Дураков мало. Вон в бригаде Василия Буторина, на Южной — там работают, ничего не скажешь. А мы… Где наши обязательства? Нас не то что Василий — самая последняя бригада обгонит. Возимся с этой моторной рогозой, как дитятя с побрякушкой. А она вот смену подрожала да в стала. Будь бы совсем намертво, а то ведь, неровен час, и еще возиться придется. Сотворили диковинку.
Ястребов. По первому разу даже блин у твоей жинки комом получается, да ты ей прощаешь, а тут машина. Рассуждать надо.
Карпушкин. Рассуждаем… Люди вон бригады отличного качества создают, а мы… Первый забой кое-как обурили, — во второй метнулись. Кто просил? Кому надо? (Со злом сплюнул.) Лешак нас туда понес.
Ястребов. Не лешак, а машина. Второго-то забоя не было.
Бадьин. Начальство не заботится… Обещали тремя забоями обеспечивать…
Ястребов. Обещать обещали, а вот уже неделя проходит, а нам и один-то забой как следует не готовят. Старик Буторин и рад бы помочь, да не все от него зависит.
Карпушкин. Вчера в одном забое три цикла сделали.
Ястребов. Потому что машина работала безотказно.
Карпушкин. Взяли бы перфораторы…
Бадьин. А «диковинку» прямым сообщением на склад?
Карпушкин. Чего еще с ней, ежели она подводит.
Ястребов. А почему подводит? Разобрался?
Бадьин. Илья этой машине два года жизни отдал.
Ястребов. Он, может, сотни книг изучил, да таких книг, где каждая формула — на несколько страниц. Надо ж ему теперь знать, чем его дитя болеет.
Карпушкин. Видать и родилась-то с брачком.
Ястребов. Допустим. А в чем он, тот брачок? Вот Илья и пошел во второй забой, потому как первый обурили, а во втором порода твердая — и все недостатки машины подметить проще.
Карпушкин. А этот второй забой — обводненный…
Ястребов. Так бригадир же прямо сказал, что бурим на собственный риск и страх.
Карпушкин. Ох, как бы и впрямь страху-то не попробовать…
Бадьин. Пойдем-ка в душ. Там мы из тебя горячей водицей мигом страх выгоним, судак сухопутный.
Карпушкин. Спасибо!.. Идем. Илью, видать, не дождемся. (Уходят.)
Входит Настенька. Заметив приближающегося к шахте Гайнутдинова, прячется за угол основания копра. Однако Гайнутдинов замечает Настеньку, и та выходит из-за угла, состроив серьезную мину.
Гайнутдинов. Мальчик пришел далеко-далеко, а девочка прячется.
Настенька. Положим, мальчик не пришел, а прибежал. Ишь, запыхался.
Гайнутдинов. Спешил тебя на шахте застать.
Настенька. Мог бы спешить к другой девочке. Теперь мне все понятно.
Гайнутдинов. Тебе понятно, мне не понятно, почему прямо не говоришь?
Настенька. Обманщик!
Гайнутдинов. Я?!
Звонит телефон, висящий на стенке копра. Настенька подходит, снимает трубку и слушает.
Настенька. Шахта Северная… Начальника? Он бюллетенит. С вами говорит электрослесарь. А кто это? С Южной… За начальника шахты остался начальник смены товарищ Буторин. Да, Максим Федосеевич. Что? Я же вам говорю: за начальника шахты остался начальник смены товарищ Буторин Максим Федосеевич. Его здесь нет. Я сама его ищу. Пожалуйста. (Вешает трубку и хочет уйти.)
Гайнутдинов. Стой! Не уходи. Почему оскорбила?
Настенька. Заслужил. Ты обманывал меня целых восемь дней. Ты говорил, с Зойкой все кончено.
Гайнутдинов. А что у меня с ней был? Ничего не был! Один раз музыка слушал, немножка домой проводил.
Настенька (недоверчиво). А Василий говорил…
Гайнутдинов. Несерьезный человек твоя братишка. Тебе наплел, мне наплел — кому это надо?
Настенька (примирительно). Тебе наплел, мне наплел… Ладно, проверю.
Гайнутдинов. Большой дело, малый дело — один цена словам. Я его прошу: давай возьмем в наша бригада буровой агрегат, большой успех иметь будем. (Махнув рукой.) Как стенка горох. Жуляр малай.
Настенька. Якши малай.
Гайнутдинов. Син?
Настенька. Син.
Гайнутдинов. —
Кошен кора,
Кошен кора
Кошен нан.
Кузен кора.
Нинди уранда
Терасен койсе
Автобус бора.[1]
Настенька. Плохо дело у Ильи, Михаил.
