Алексей Зензинов - Поезд 666, или число зверя
Левый. Это кто здесь? На братков возникаешь? А по башне?
Кракс. Хороший ты собеседник, Левый! Умеешь слушать — как следователь на допросе! Так вот, пока ты лежал, одинаково равнодушный к прекрасному и безобразному полу, Шершень, их авторитет, и, как выяснилось, родич, усадил меня в джип и со всей спортивной братвой отвез в Буняково. Все калиновские штангисты родом из этого села, там у них хорошая спортивная секция в школе. И временами на штангистов, как на поэта Есенина, находит тоска по дому, они возвращаются под родную сельскую крышу, до утра пашут поле на тракторе «Беларусь» и хлещут с доярками джин и тоник в местном коровнике. (Смотрит на часы.) Точнее, хлестали. Похоже, именно в эту минуту тяжелая атлетика понесла тяжелейшую утрату, и буняковским девкам придется искать себе других хахалей.
Левый. Приказываю на всех казино и борделях приспустить государственные флаги, а в ресторанах и на концертных площадках исполнять только траурную музыку! (Икает)
Кракс (морщится). Только не надо этого кликушества, Левый! Я не любитель обрядовых песен.
Появляется интеллигент.
Интеллигент. Я не ослышался? Вы про музыку разговариваете, да?
Кракс. В некотором роде.
Интеллигент. Знаете, я преподаю гармонию в консерватории и подрабатываю на полставки в Калиновском пединституте, а вот в жизни не получается гармонии! Сплошной диссонанс на диссонансе.
Кракс. Ну, это не только у вас! Взять к примеру меня. У вас есть свободное время? Спасибо! (Закуривает сигару.) Карьеру в Москве я начал с должности корреспондента газеты «Еврейский комсомолец» той, что зарегистрирована в Биробиджане, а издается в Москве. Отличная полиграфия, классный фоторяд, мягкий, ненавязчивый сортирный юмор, в общем — любимый таблоид нынешней московской интеллигенции. Я подсказал беспроигрышную универсальную версию-макет первой страницы: слева — фотография из серии «Офигеть можно!», справа — статейка и карикатура из разряда «Фиг вам!», по центру — всякая фигня, а в газетном подвале петитом — криминальное чтиво по разделу «Вот так не фига себе!» Тираж пошел в гору, но после того, как у меня зарубили статью, где я предлагал перенести действующую столицу России из Вашингтона в Иерусалим, пришлось уйти. Я стал пресс-атташе патриотического общества «Вечная память». Для новых коллег я разработал беспроигрышную тактику: первые тридцать три года великий русский наш народ лежит на печи и философствует, а на тридцать четвертый, зевая, встает, видит, что все командные высоты захватили инородцы, и начинает огонь по штабам. Я набирал популярность, но после того, как на одной из пресс-конференций вручил журналистам по сувенирному топору, меня попросили. Оставался один путь — в администрацию президента. Там я предложил нашим микромакроэкономам программу разрешения всех проблем России в исторически короткие сроки и назвал ее «40 дней». Ключевая идея — массовое внедрение в российскую практику на основе конверсии отечественной оборонки и привлечения западных кредитов дешевой, эффективной, социально ориентированной эвтаназии. Я и слоган придумал классный: «Ударим эвтаназией по жизни безобразиям». «Ты, Кракс, наша фрейдовская оговорка, — сказал на прощание начальник отдела. — То, что у нас в головах еще не дозрело, у тебя уже на языке. Иди лучше в публичную политику и пори, что хочешь, направо и налево — там нравы короткие, как в публичном доме»… К чему я клоню? Я, как художник, искал совершенства в каждой из сфер деятельности и пришел к фундаментальному выводу, а именно: совершенство достижимо, но имя ему — абсурд!
Интеллигент. Категорически не согласен с вами, да? Какой-то слишком мрачный итог! Вот, к примеру, проводница вагона, судя по всему, принимает меня за какого-то мафиози. Абсурд?.. Абсурд! Но совершенством или гармонией здесь даже не пахнет. Вот если бы вас, к примеру, назвали бандитами…
Кракс. А мы и есть бандиты…
Интеллигент (смущенный). И вам не стыдно признаваться в этом?
Кракс. Правда — не стыд, глаза не выест… Ну, ладно, хватит, сантиментов. (Вытаскивает пистолет.) Теперь скажи без дураков: ты зачем подошел к нам?
Интеллигент. Услышал разговор про музыку, да?
Кракс. Только не надо нам пули отливать. Если приставлен от конкурентов — пришьем, извини, конечно, но пришьем. Если желаешь бабки выклянчить — не смущайся, возможно, я тебя проспонсирую.
Интеллигент. Какие бабки? Я в жизни ни у кого и ничего не клянчил, и сейчас не собираюсь.
Левый. Точно! Засланный! (Что-то бормочет с прежней улыбкой.)
Кракс. Слушай, а почему твое лицо мне знакомо? Я тебя среди чеховской братвы не мог видеть?
Интеллигент (запальчиво). Если мы и встречались, то в прошлой жизни!
Кракс. Я православный!
Интеллигент. А я — атеист!
Кракс. Стало быть, не встречались!
Интеллигент. И я никогда ни у кого ничего не клянчил, да?.. Я, между прочим, зарплату в Калинове получил — вот, глядите! (Вытаскивает и торжествующе демонстрирует Краксу и Левому облезлое портмоне.)
Кракс (двумя пальцами достает из портмоне металлические монетки и со звоном роняет их обратно). Левый, мы ошиблись. Человек с таким лопатником — либо бомж, либо интеллигент, и в любом случае скоро вымрет и перейдет в гумус.
Левый. В гумус сапиенс! Я бы так сказал. А?
Кракс (интеллигенту). Прошу прощения. Бывает всякое… Нервы, понимаете ли!.. Белый дом в осаде, президент в растерянности, судьба демократии под угрозой. (Великодушным жестом отпускает интеллигента на волю.) Вы свободны! Паспорт, так и быть, можете не показывать… Левый, за мной!..
Уходят.
Интеллигент (совершенно уничтоженный, вслед им). Я — клянчу?!..
Уходит. В коридоре появляются Бородач и Юля.
Юля. Откуда вы взялись?
Бородач. По-моему, мы успели перейти на «ты».
Юля. Пускай на «ты»! Откуда ты взялся на мою голову? Если правда, что мы ехали два года назад в одном поезде…
Пронзительный гудок. Мелькание огней и теней, оглушительный грохот — идет встречный. Затем, также внезапно — ровный свет огней и мерный стук колес.
Юля. Почему? Почему тогда ты ко мне не подошел, не заговорил? И я не подошла. Как теперь проверить, не ошибаемся ли мы?
Бородач. А зачем проверять? Надо верить себе, и больше ни чему ни прошлому, ни будущему.
Юля. Ты знаешь, мне кажется, будто двое пассажиров из соседнего купе — это те самые друзья, с которыми ты ехал в Москву два года назад.
Бородач. Нет, вот это, как раз, исключено. Ты ошибаешься.
Юля. Вот-вот, а вдруг ошиблись мы оба?.. Ну, ладно. Я так и не знаю, откуда ты взялся? Из преисподней? Из рая?
Бородач. Из астрала. Душа после смерти сорок дней проходит через мытарства. Мне это объяснил один священник — тоже в поезде. В моем случае тело полгода бродило в поисках души.
Юля. А что с ней, с бедной душой произошло? Ты ничего не рассказывал про это.
Бородач. Я оставил ее в этом самом поезде, в этом самом вагоне, отвернувшись от женщины, посланной мне судьбой.
Юля. Спасибо, конечно. «В горах мое сердце, а сам я внизу»… А чуть подробнее?
Бородач. А потом понемногу кануло все остальное, что составляет человека — друзья, родные, работа, призвание, имя… Раньше всех друзья, потому что оказалось, что в бизнесе, как и в астрале, друзей быть не может. Я мечтал срывать звезды с неба, а пропал ни за грош. Странно вспомнить! Я был надутый, важный, сидел в евроофисе, оснащенном компьютерными прибамбасами, спонсировал, когда хотел, каких-то юродствующих недоносков, постоянно крутившихся вокруг меня. А потом сам оказался в дыре, потому что бизнес мой вошел в штопор, грянул срок расплаты по кредитам, а кредиторы оказались ясеневскими братками.
Юля. У меня квартира в Ясенево. Никогда не слышала, чтобы там водились братки. Они какие с виду?
Бородач. От людей не отличишь. Вначале они согласились ждать. Я продал офис, машины, квартиру, родителей отправил в Эстонию — мать оттуда родом. Часть долга уплатил, остальную рассчитывал покрыть, но в перспективе. И тут браткам резко надоело ждать, и они, не спрашивая согласия, оформили на меня кредит с соскоком. Знаешь, что такое кредит с соскоком? Берешь под липовые гарантии деньги, передаешь их браткам, а они гарантированно переправляют тебя туда, где не отыщут ни МУР, ни Интерпол, куда-нибудь в Сингапур или, скажем, на Таити, где тебя уже ждут другие счастливчики, предшественники мои по этой афере.
Юля. Нет, что ни говори, а народ наш — самый добрый в мире.
