Юлиу Эдлис - Набережная
Тетя Зина. А у меня на все случаи жизни — одна мечта… (Выпила.)
Зоя. Весна — миндаль зацветет, глициния, иудино дерево… (Выпила.)
Люба (не то с насмешкой, не то с печалью). Кстати, мне вчера предложение сделали, можете смеяться, не обижусь.
Тетя Зина (недоверчиво). Тебе-то?! Небось отдыхающий очередной?
Люба. Отдыхающие не в счет. У них вся любовь — двадцать четыре рабочих плюс выходные. Нет, в том-то и весь смех, что именно из наших.
Зоя (тоже с сомнением). Рассказывай!..
Люба (неожиданно весело). Не сойти мне с места! Да вы его знаете! Дядя Гриша, сосед, ну, он еще капитаном на «Аркадии Гайдаре», на прогулочном, ходил, мы с ним когда-то задаром на Золотой пляж ездили. Теперь на пенсии.
Зоя. Так он же старый! В отцы тебе годится!
Люба. Дело вкуса. Лично я зелененькими никогда не интересовалась.
Тетя Зина. Лет на тридцать тебя старше, как минимум.
Люба. На двадцать шесть. Это ж я так, для понта, говорю, что мне тридцать два, по паспорту — все тридцать пять. Был бы человек хороший.
Зоя. Ну а ты?..
Люба (жестко). А я — дура.
Зоя (в ужасе). Согласилась?!
Люба. Говорю, дура. Все еще жду следующей пятилетки. Хотя лично у меня она уже не пятилетка качества намечается, никаких надежд. Еще локти кусать буду.
Тетя Зина. Так у него же внуков полно!
Люба (расхохоталась). Видали б вы, как он пришел женихаться! У него дом свой, теплица, так он со свежими гвоздиками приперся, на базаре бы — рублей на двадцать, не меньше! С шампанским! Я ему: «Дядя Гриша, вы бы лучше свежих огурцов нарвали или красненьких, закуска все же, хоть и не под шампанское!» (Вздохнула.) Обидела одуванчика…
На набережную вбегает Алена с письмом в руке.
Алена (кричит еще издали). Зойка! Зоинька! (Подбежала к ним, протянула Зое письмо.) Вот…
Люба (встревожено). От кого?
Алена (прерывающимся голосом). Из Москвы!
Тетя Зина (недоверчиво). Батюшки!..
Люба (торжествующе). А я что говорила? Как в воду глядела!..
Зоя (нетерпеливо). Дай сюда! (Берет у Алены письмо.)
Тетя Зина. Ну, Зойка!..
Алена. Подхожу, как всегда, к Муське в «до востребования»…
Люба (Зое, нетерпеливо). Читай!
Алена. Не надо при всех, Зойка! Нехорошо…
Люба. Ах, оставьте!.. (Зое.) Читай, что же ты!..
Алена. Свежее! Пять дней, как послано, я на штамп поглядела.
Зоя (разрывает конверт, читает письмо). «Здравствуй, Зоинька…»
Алена. На «ты», видишь?! А ты ему — на «вы»…
Зоя (читает). «… я тебе долго не писал, но из моей открытки, первой и единственной, ты, наверное, поняла, что одно дело — лето, юг, море, другое — моя московская жизнь. Ничего не поделаешь…».
Алена. Еще бы, столица!..
Зоя. «Я даже не мог ни разу на телеграф забежать — посмотреть, нет ли от тебя писем. Ни секунды свободной…».
Люба (встревожилась). То есть, как?.. Откуда же он…
Тетя Зина. Да что вы обе слова ей сказать не даете?!
Зоя. «Главное, что нам было хорошо этим замечательным летом, и на том спасибо. Вот и будем благодарны друг другу хотя бы за это. Во всяком случае, я тебе…».
Тетя Зина. Красиво…
Зоя. «… и останемся по крайней мере друзьями. Тем более, что я, по-видимому, не скоро попаду опять в ваши благословенные края, так уж складываются планы на ближайшие год-два…».
Люба (возмущенно). Чего-чего?!
Тетя Зина (качает головой). Ах, девочки, сами в огонь лезете…
Зоя. «А пока что к вам приезжает от нас другая киногруппа…».
Алена (поспешно). Уже приехала, тоже Студия Горького, «День напролет», из жизни молодежи…
Люба (кричит на нее). Замри!
Алена (ее не остановить). Они в «Прибое» остановились, я узнавала!
Зоя. «Оператором у них мой очень хороший друг, Паша Лебедев, мы с ним еще в институте вместе учились. Он заводной парень, только стеснительный ужасно и одинокий. Надеюсь, он тебе понравится. Я ему все про тебя рассказал, и…».
Тетя Зина (испуганно). Ой!..
Люба (решительно). Хватит! Брось!
Зоя (не слыша их). «… возьми над ним шефство, а то он там у вас отдаст концы от тоски. Узнай, в какой гостинице они остановились…»
Алена (все еще ничего не понимая). Так в «Прибое» же!
Зоя. «… и непременно его найди. Сделай это для меня, не бросай человека в беде. А меня не забывай. Желаю вам с Пашей подружиться. Целую тебя. Игорь». (Подняла от письма глаза, все еще не понимая его смысла.)
Тетя Зина (возмущенно). Он ее еще и целует!
Люба (кричит). Зойка! Плюнь! Не держи в голове! Все они один к одному! Все! Я бы их всех — к стенке, до последнего!..
Алена (сообразила наконец). Ой!.. Выходит, он ее… он ее как вещь какую-нибудь — из рук в руки…
Зоя (не слыша их). Где, ты говоришь, — в «Прибое»? (Пошла было.)
Алена (схватила ее за руку). Не смей! Не пущу!
Зоя. Ты что?! Он же сам пишет… Пусти! (Вырвала руку.)
Люба (с холодным бешенством). Ни с места! (Алене.) Держи ее! Отпустишь, на себя пеняй, ты меня знаешь!
Тетя Зина. Хоть не рожай девочек в этом городе, чтоб ему провалиться!..
Люба. Я сама пойду! Я ему такой прибой устрою!
Зоя (вырываясь). Но ведь вот же письмо! Пришло все-таки! Вы не верили, а я знала!
Алена (не отпуская ее). Ты что, ничего не понимаешь?! Маленькая?!
Зоя (вырываясь). Это вы ничего не понимаете! Вам только одно глупое в голову лезет! И не ваше дело!.. (Убежала.)
Тетя Зина. Любовь… я бы эту вашу любовь — в мешок да в море!..
Алена (вслед Зое). Куда ты, Зойка? Куда?! На свою голову…
Люба. Ну, теперь вы лучше меня держите от греха подальше… Я это ихнее кино в щепки разнесу гадское!.. Запалю со всех концов! (Бросилась вон с набережной.)
Алена (схватила ее за руку). Ты-то тут при чем?!
Люба (вырывается). Пусти, тебе говорят! Я за себя не отвечаю!..
Алена. Только не в «Прибое»! Это ж интуристская гостиница!
Тетя Зина. Да еще с ее-то хвостом в городе!..
Люба (вырываясь). А мне терять нечего! Я и так у всех бельмо на глазу! С меня взятки гладки!
Алена (пытаясь ее удержать). Если б я знала, я бы это письмо — на клочки!
Люба (убегая). Ах, оставьте!..
Тетя Зина (Алене). Беги за ней, она же бешеная! Как раз финны с круизом приехали…
Алена (бежит за Любой). Любка! Не смей! Потом не расхлебаешь!..
Тетя Зина (одна). Хорошо, хоть Люськи моей не было… (Кричит на всякий случай.) Люська! Если еще хоть раз… Люсенька!.. (Успокоилась.) Нету, слава Богу!.. (Повернулась к «Эспаньоле», плюнула в сторону.) Сгинь, зараза! Сгинь, сгинь!..
Занавес.
Действие второе
Зима. Конец января. Всю ночь с хмурого неба сыпался рыхлый снег и тут же таял, не долетев до земли. Лишь кое-где он остался лежать белыми неряшливыми хлопьями на парапете набережной, на реях «Эспаньолы», на широких листьях продрогших пальм.
Набережная пуста, и море тоже. Крики голодных чаек одни нарушают зимнюю тишину.
Ниша в борту «Эспаньолы» задраена наглухо железной поперечиной с висячим замком.
На набережную выходит Люба с той же сумкой с фотографическими принадлежностями через плечо, в руках — тренога и картонный щит с цветными снимками.
Она поискала глазами, где бы расположиться, и, как и в тот раз, подошла к парапету, установила около него треногу и щит. И тут как раз небо неожиданно очистилось, выглянуло яркое, холодное солнце.
Люба обрадовалась ему, зажмурилась, сняла с головы вязаную шапочку, села на парапет, подставив солнцу лицо.
Пауза.
