Евгений Шварц - Одна ночь
Ольга Петровна. Вы подумайте!
Иваненков. Жалко дом!
Архангельская. Людей жалко!
Иваненков. Жертв немного.
Нюся. Товарищ Иваненков!
Иваненков. В чем дело?
Оля. Мы хотели вас спросить.
Иваненков. Ну?
Оля (указывая на ширму). Там не дочка её?
Иваненков. Чья? Ах, этой, Марфы Васильевой. (Заглядывает.) Не пойму, темно. Это вы, Дарья Степановна?
Шурик. Она, по-моему, не дышит.
Архангельская. Соколов, пошел вон отсюда. Ольга Петровна, позвоните в неотложную помощь!
Ольга Петровна. Елена Осиповна, извиняюсь, тревога, не ответят.
Иваненков. А черт тебя побери совсем! Она это, Дарья Степановна! Молчит… Шурик, беги за Марфой. Только осторожней, мягко ей скажи, дьявол!
Шурик. Я боюсь.
Архангельская. Соколов!
Шурик убегает.
Иваненков. Начальник санзвена! Что у вас за лицо! Докладывайте прямо, умирает она, или как это понимать?
Архангельская. Прочь! Все прочь из‑за ширмы! Что я, терапевт? Почему именно я должна за все отвечать? Бутылки собирать – санзвено! Беседы проводить – санзвено! Акт составлять – санзвено! У больной пульс, как ниточка!
Шурик вбегает.
Шурик. Она идет сюда.
Иваненков. Сказал ей?
Шурик. Нет.
Иваненков. Как нет?
Шурик. Ее Лагутин уговорил отдохнуть. Ведет в контору. Раз она все равно идет сюда, вы ей сами и скажите.
Архангельская. Балда.
Ольга Петровна. Тише, тише, вот она.
Входят Лагутин и Марфа.
Лагутин. Здесь, Васильева, вам будет спокойно, уютно. Видите, печка горит, люди собрались, сочувствующие вам. А на улице жутко, одиноко. Садитесь.
Марфа. Да, я сяду. Ну, Ольга Петровна, не дождалась я дочки. Все глаза проглядела, сколько раз ошибалась. Вот вижу – она, она! Её походка, её платочек. Брошусь навстречу, а мне пропуск протягивают, думают – я дежурная. Проверяю. Что это вы на меня глядите так? Может, я щеки отморозила?
Оля. Нет! Нет!
Марфа. Ширмы! Зачем тут поставили ширмы? Что вы там прячете?
Архангельская. Будьте любезны, успокойтесь, и я вам моментально все объясню. Ничего нет особенного, только будьте спокойны. Я сама так измучена, что не могу брать на себя лишнюю нагрузку.
Больная внезапно садится на койке.
Нюся. Ой! Ой! Она встает, встает! Гражданка, ваша мама здесь.
Марфа. Даша! (Бежит за ширмы, обнимает дочь.)
Даша. Кто это? Кто вы?
Марфа. Это я, Дашенька.
Даша. Кто?
Марфа. Это я! Мама!
Даша. Мне холодно, мама!
Марфа. Сейчас, сейчас укрою, родная. (Снимает шубу, укрывает дочь.)
Даша. Спасибо. Мама, у меня дела плохи. Так лихорадит, так лихорадит, сердце стучит, стучит на весь город – слышишь? Или это весь город так лихорадит? У города так сердце стучит?
Архангельская. Не разговаривайте. Лежите спокойно. Лаврова, дай стул. Не реви, коровища! Стул сюда! Садитесь, товарищ Васильева. У девочки вашей был обморок глубокий, пульс почти не прощупывался, руки ледяные, и я не терапевт в конце концов, черт меня побери! Не толпитесь! Товарищ Иваненков! Лагутин! Выйдите вон. Сядьте там за столом! Соколов!
Шурик. Вот Соколов.
Архангельская. Не осли! Беги ко мне домой, возьми резиновый мешок для льда, набей снегом и назад. Живо!
Шурик. Есть живо!
Архангельская. Не хами.
Шурик убегает.
У нее температура, вероятно, больше сорока, я положу ей лед на голову.
Марфа. Лежи, Дашенька, лежи тихо.
Архангельская. Я буду тут же. Если что, позовите меня. (Выходит из‑за ширмы, идет к столу.)
Ольга Петровна. Лучше ей?
Архангельская. Тише!
Ольга Петровна (шепотом). Извиняюсь, Елена Осиповна. Ей получше?
Архангельская. А я почем знаю?
Иваненков. Может быть, в квартиру ее отнести?
Архангельская. Не проявляйте инициативу там, где вас не спрашивают!
Иваненков. Да ведь я…
Архангельская. Тише!
Иваненков. Ну и характер!
Архангельская. Тише!
Тихо разговаривают за столом.
Даша. Я дома?
Марфа. Дома, милая.
Даша. А ты?
Марфа. А я с тобой.
Даша. А Коля?
Марфа. А он придет сейчас.
Даша. А Сережа?
Марфа. А за Сережей я пришла. Ты, милая, успокойся, отдышись. А потом скажи, где он, Сережа наш?
Даша. Он уехал.
Марфа. Уехал?
Даша. Давно.
Марфа. Как давно? Ведь у них выпуск сегодня.
Даша. Да. Днем. В три часа. Три часа – это, мамочка, очень давно было. Я с тех пор столько пережила! Я домой ползла.
Марфа. Как ползла?
Даша. Мамочка, я так себя жалела, так жалела! Утром чувствую – голова болит. Начальник приказал идти мне в медпункт. А там сказали, что у меня тридцать девять и пять… Идите, говорит, домой. А я к Сереже, через весь город, пешком. Выбежал Сережа ко мне…
Марфа. Какой он? А? Даша?
Даша. Веселый. А потом увидел меня, испугался и говорит: давай сейчас попрощаемся. Иди домой и ложись. У нас выпуск в три, а вечером нас отправляют. Или завтра утром? А? Он сказал завтра утром.
Марфа. Я побегу в школу.
Даша. Мамочка, не уходи. Я умру без тебя. Вышла я – и вот целый день иду… Заблудилась. Не помню ничего. А потом стало мне себя жалко, так жалко, так жалко! Как увижу автомат, так и звоню сюда, в контору, чтобы Коля вышел мне навстречу, помог. А сказать ничего не могу. Плачу у трубки. Ты не уйдешь?
Марфа. Лежи, лежи спокойно.
Даша. Дай мне руку. Мамочка! Как же ты попала сюда! Мама!
Марфа. Тише, тише, дочка.
Даша. Мама, откуда ты? Или мне это снится?
Марфа. Нет, моя родная, не снится.
Даша. Ты на самолете?
Марфа. Нет, нет, родная. Я потом тебе все расскажу. Тихо, тихо!
Влетает Шурик с пузырем для льда.
Архангельская. Почему так долго?
Шурик. Ваша домработница совершенно ненормальная старуха.
Архангельская. Выбирай выражения, обалдуй.
Шурик. Она мне чуть рукав не оторвала.
Архангельская. Не ври.
Шурик. Такой подняла крик! «Не отдам пузырь! Она скоро рояль в своё санзвено отнесет!» Хорошо, что я увидел пузырь на полке в ванной и схватил… Ваша ненормальная вцепилась в меня, но я вырвался.
Архангельская. Нахал! (Улыбаясь.) Что значит мальчишка! Довел до конца, молодец!
Шурик. Раз это нужно, я…
Архангельская. Без хвастовства! Не зазнавайся! Антипова, Лаврова, Соколов! Отправляйтесь отсюда. Сядьте там за дверью и никого не пускайте в контору. Скажите – здесь тяжелобольная.
Иваненков. Шурик, пойди в квартиру сороковую и девятнадцатую. Скажи, чтобы отправлялись, кто у них там в резерве, на чердак. Наших пожарных надо сменить!
Шурик. Пожарные не сменятся.
Иваненков. То есть, как это не сменятся?
Шурик. Не уйдут. У них там весело. Домработница Лянгертов танцевала так, что снизу пришли просить ее отдохнуть, а то штукатурка валится. А теперь все пожарники и Тамара Петровна сидят и поют.
Иваненков. Ладно. Делай, что сказано. Иди, иди!
Нюся, Оля, Шурик уходят. Архангельская кладет мешок со снегом на лоб больной.
Архангельская. Вот так, милая. Так будет вам легче. Так, так.
Даша. Спасибо.
Архангельская. Она ровнее стала дышать. Ничего. Ничего. Все обойдется.
Марфа. Доченька, лучше тебе?
Даша, Гораздо лучше. Совсем хорошо.
Архангельская. Ну вот и ладно. (Подходит на цыпочках к столу.) Тише!
Марфа. Дашенька, а где помещается Сережина школа?
Даша. Ох, мамочка, далеко!
Марфа. Голубчик мой, доченька моя, тут за тобой посмотрят. Видишь, какая заботливая женщина начальница санзвена. Распорядительная такая, отгородила тебя, устроила, как в комнате, крошечка. Позволь мне уйти!
Даша. А куда, мамочка?
Марфа. Сережу из школы взять.
Даша. Ведь его не отдадут.
Марфа. Отдадут.
Даша. Нет, мамочка.
Марфа. У меня все бумаги с собой. Там все сказано: и про документы, и про все. Дашенька, дочка моя родная! Ты разумная, и старшие братья у тебя самостоятельные мальчики. А Сережа на фронте пропадет… Надо же мне хоть кого-нибудь себе оставить!
