Владимир Войнович - Трибунал
Лариса. Что?
Секретарь. А, это вы? Очень переживаете?
Лариса. Я не переживаю. Я возмущена. Я просто дрожу от негодования. За что вы схватили моего мужа? Вы же знаете, что он ни в чем не виноват. За что вы его схватили.
Секретарь. Лично я никого не хватал. Я канцелярская крыса. Я сижу и пишу протокол. Что скажут, то и пишу! Скажут: «освободить» — я напишу «освободить». Скажут: «расстрелять» — напишу «расстрелять». Но это я так, фигурально. Смертная казнь у нас отменена, и сейчас самое большое, что может грозить вашему мужу, — это пожизненное заключение.
Лариса. Пожизненное? За что?
Секретарь. Бессмысленный вопрос. Мой сосед на даче копал огород. Поднялась буря, свалила сосну, сосна упала, убила соседа. За что? Мой товарищ поехал в Таиланд отдохнуть, а там цунами, и он утонул. За что? А тетя моей бабушки не пила, не курила, а в двадцать восемь лет, вы представляете себе, заболела раком легких и умерла. За что?
Лариса. Что вы сравниваете? Там воля Божья, а тут люди решают.
Секретарь. Вот именно, что люди решают. Но если Бог допускает такую несправедливость, то чего же вы от людей-то хотите? Чтобы они были справедливее Бога?
Лариса. Вы так говорите, чтобы оправдать то, что вы участвуете в этом безобразии.
Секретарь. Велл, я участвую. А вы разве нет?
Лариса (изумленно). Я? Ну да, ну в каком-то смысле, конечно, но все-таки у нас очень уж разные роли.
Секретарь. Роли разные, а игра одна.
Лариса. Но имеет же значение, кто какое участие в этой игре принимает.
Секретарь. Вот именно! Имеет. Очень даже имеет. (Неожиданно наклоняется к Ларисе). Ничего, вот прокурор умрет, и тогда все будет хорошо.
Лариса (видя в Секретаре тайного единомышленника). Да? А с чего бы ему умереть? Он прекрасно выглядит.
Секретарь. Это только снаружи, а внутри он весь давно прогнил, можно даже сказать, разложился.
Лариса (с надеждой). И думаете, он скоро умрет?
Секретарь. Непременно умрет. Я еще в жизни не встречал ни одного бессмертного прокурора.
Лариса. Ну как же. Прокурор умрет, а председатель?
Секретарь. Так и председатель умрет.
Лариса. И тогда вы думаете, что-то может перемениться к лучшему?
Секретарь. Да, вот так.
Лариса. Ну почему у нас все так устроено, что если надеешься на перемены, надо дожить до того, чтобы кто-то умер?
Секретарь. Такая традиция. Но я вам должен сказать, что когда председатель умрет, о нем напишут, что был он хорошим добрым человеком, любил людей, детей и животных, в душе был гуманист и всегда хотел только хорошего, но имел слишком мягкий характер.
Лариса. И выносил мягкие приговоры?
Секретарь. О нет. Приговоры он выносит не мягкие. Понимаете, если он будет выносить мягкие приговоры, то все поймут, что у него мягкий характер. Поэтому он скрывает, что у него мягкий характер, и приговоры выносит суровые. (Заметив вышедшего из уборной Прокурора, шепотом). А вот, кстати, и прокурор. (Меняет тему, громко). И вы напрасно пытаетесь таким образом добиться для своего мужа каких-то поблажек. Нельзя сосредотачиваться на своих мелких обидах. Оглянитесь вокруг, и вы увидите, сколько хорошего есть в нашей жизни. Строятся новые дороги и расширяются старые. Протяженность линий метро увеличилась на восемь процентов. Идет подготовка к Олимпийским играм и футбольному чемпионату. Взят курс на инновацию и модернизацию, скоро учителям повысят зарплаты, а ветераны Великой Отечественной войны получат по отдельной квартире.
Лариса. Я вас не понимаю, что вы такое говорите? Если ветераны войны, которая кончилась семьдесят лет назад, до сих пор без квартир, то сколько же лет мне добиваться справедливости для своего мужа?
Секретарь. Вам только муж ваш интересен, а на других вам наплевать. На то, что в аптеках не хватает нужных лекарств, а четверть населения страны живет за чертой бедности.
Прокурор (приблизившись). В чем дело?
Секретарь. Да вот гражданка утверждает, что муж ее ни в чем не виновен.
Прокурор. Ну да, невиновен.
Лариса. Вы согласны? Значит, вы снимаете ваши обвинения?
Прокурор. С какой стати? Я же обвинитель.
Лариса. Ну и что. Бывают же случаи, когда прокурор убеждается, что подсудимый не совершал преступления и отказывается от обвинения?
Прокурор. Бывают такие случаи? Где вы такое видели?
Лариса. Вчера видела в каком-то сериале по телеку.
Прокурор. А-а, по телеку. По телеку и оправдать могут.
Лариса. А в жизни нет? Даже если невиновен?
Прокурор (Секретарю). Взрослая женщина, а не понимает, что невиновность — это еще не повод для оправдания. (Уходит).
Секретарь. Видите, какие у нас прокуроры. Но его самого можно оправдать. Он в Афгане был, он в Чечне воевал, он контуженный. Но мне, честному человеку, каково в такой системе работать?
Лариса. Найдите себе работу в другой системе.
Секретарь. Милая моя, да что же вы такое говорите? У нас у всех одна система. Если вы печете булки, чините сапоги, сидите в Госдуме, судите сами или вас судят — вы все равно участвуете в одном общем деле.
Лариса. Ой, господи! По вашим словам, мы все, чтобы мы ни делали, все равно все — подлецы.
Секретарь. Именно, именно, все — подлецы. Одни больше, другие меньше, а в общем какая разница?
Лариса. Это у вас хорошая философия, удобная. Одни сажают, другие сидят, а в общем все участвуют в одном подлом деле. Какой же тогда выход для честного человека?
Секретарь. Выход один. Валить отсюда и как можно дальше. Вы думаете, для чего я учу чужой язык?
Лариса. А для чего?
Секретарь. Для того, чтобы… (Заметив подходящего председателя, резко меняет тему). Вы думаете, там вам будет лучше? Да там гораздо хуже. Произвол в Гуантанамо. Пытки заключенных. Ракеты средней дальности. Вмешательство во внутренние дела. Прослушивание частных разговоров. Акт Магнитского и расчленение русских сирот — вот куда вы нас зовете.
Лариса (ошеломленно). Я? Я никуда вас не зову. Я хочу только, чтобы моего мужа, моего Леню, чтобы освободили и все. Он ни в чем не виновен.
Председатель (подойдя). О чем разговор?
Секретарь. Да вот гражданка утверждает, что муж ее ни в чем не виновен.
Председатель. Оставьте нас.
Секретарь. Пожалуйста. (Уходит).
Лариса. Хамелеон.
Председатель. Что, сильно переживаете?
Лариса. Ну а как же мне не переживать? Сами подумайте. Еще вчера мы жили как нормальные люди. Работали, воспитывали детей, строили планы, в Турцию собирались на отдых. И вдруг ни с того ни с сего я лишаюсь мужа, дети — отца, отец — свободы. За что? За то, что он пришел в театр?
Председатель. А вы считаете, этого мало?
Лариса. А вы считаете, много? Если этого достаточно, то почему вы арестовали только моего мужа? Вон их сколько, все они пришли, проникли в данное помещение с заранее обдуманным намерением, а некоторые даже и по предварительному сговору, почему вы их не хватаете?
Председатель. Понятно почему. Потому что они сидят тихо, с места не вскакивают, не задают лишних вопросов и вообще молчат. Впрочем, все впереди.
Лариса. Они молчат потому, что их лично пока что не трогают. А если любому из них ваш этот недорезанный сержант начнет заламывать руки, да бить его дубиной по голове, так в любом из них быстро проснется гражданское чувство.
Председатель. Так вот в том то и дело. Чтобы в них во всех это чувство не проснулось, надо брать кого-нибудь по отдельности и заранее. Тогда все невзятые будут знать, что карающий меч правосудия может опуститься на каждого. Поэтому благоразумный гражданин ведет себя осторожно, ни с какими вопросами не выскакивает. Он молча смотрит, что ему показывают и хлопает, когда нужно. Или не хлопает. Но не лезет со своими неуместными вопросами.
Лариса. И за вопросы надо его сажать?
Председатель. Вот вы послушайте мнение старшего человека. Родство с Подоплековым ничего хорошего вам не даст. Но как только будет вынесен приговор, вас, по вашему желанию, сразу же с ним разведут. А вы еще молодая, красивая, полная сил, вы найдете себе кого-то другого, еще даже лучше вашего этого. Мы вам даже можем помочь, подобрать кого-нибудь. Например, из недавно освобожденных.
