Александр Островский - Том 9. Пьесы 1882-1885

Да как ты смеешь?
Ты страдник, смерд!

Доправь на нем бесчестье!
Ты знаешь, смерд, я теща воеводе.

Ну как не знать!

Иди добром, Настасья,
Не постыжусь, при всем честном народе
Учить примусь.

Толкуй! ты сам не знаешь,
Какая честь на нас.

От воеводы
Пристала к вам?

Иди! Народ смеется.
Ишь срам какой! Вот с дурой-то свяжися,
Так, Господи, и жизни-то не рад.

Фу! Смерды! Прочь!

Иди своей дорогой,
А мы своей; просторно, разойдемся.

Ишь дура-то, за воеводу дочку
Просватала и думает, что тоже
Боярыня; идет и ног не слышит.

На радость ли? Заплакать не пришлось бы!
Старик живет, а жены молодые
Все мрут да мрут. Диковина и только!

Да ну его!

Робята, не слыхали ль,
Что Худояр на Волге появился
И станом стал невдалеке?

Так что же!
Тебе-то что ж?

Разбойник лютый, бают.

За что ж его разбойником ты лаешь,
Не знаючи? Какой же он разбойник?
Кого разбил? Тебя?

Меня не трогал,
Мне грех сказать; не грабил, так не грабил.

Так покажи других!

Чего не знаю —
Не говорю. Казну ограбил, бают.

Ты бай не бай — не наше это дело.
Казну разбил, казна про то и сыщет:
А ты не лай разбойником напрасно,
А называй удалым молодцом.

Заглазно ничего.

А ну услышит,
Помилуй Бог!

Ты шутишь аль взаправду?

У них везде глаза и уши.

Ой ли?

А вот гляди! Из этих самых нищих
Да из убогих, коль не половина,
Так двое-трое уж наверно есть
Из шайки Худояра.

Беспременно.

А слышал я, что будто он в Казани
В тюрьме сидел.

А ты поверил?

Слушай!
И будто он достал из печи уголь
И написал косную на полу;
Забрал в нее тюремных всех сидельцев,
Плеснул воды, да в Волгу и уехал.
«Лови, держи!» — А их и след простыл,

Послушать вас, так уши вянут, право!
Обиды да разбои…

А про что же
Рассказывать прикажешь? Мы не дети;
Не сказки ж говорить! По всем приметам,
Последние приходят времена:
В народе рознь, раздор, в судах неправда,
От сильных утесненье.

Тесно стало,
Так в лес ступай, спасайся, рой пещеру.
Ты слышал ли, что в наших палестинах
Подвижник новый объявился?

Слышал.

В овраге монастырском, в диком лесе,
Живет затворник, хлебом да водой
Питается, а монастырь растет
Его молитвами и богатеет;
И земли прикупает и луга,
И стены строятся, и колокольня,
И братских келий ряд. Спроси монахов:
«Мол, кто у вас строитель?» — скажут: Бог.
Бессребреник пустынник из пещеры
На утренней заре на горку выдет,
Благословит работу начатую:
И лес и камень явятся и люди
Рабочие сойдутся и мешками
Несут, неведомо откуда, деньги
На монастырское строенье.

Чудо,
Воистину.

А ты про тесноту.
Заступницы икону принесли
Из дальней пустыни в собор, так видишь:
Народ валит иконе поклониться,
И стар и мал работу покидают,
Последние несут копейки. Значит,
И вера в нас еще не оскудела,
И жить еще на свете можно.

Верно.

Никак, чужой? Чего он ищет?

Дядя,
Ты из какой Литвы, с какой орды?
От дела ты лытаешь или дела
Пытаешь?

Сват! Ты ближний али дальний?

Каких родов, из коих городов?

Не беглой ли? А может, он, робята,
Коня украл аль мужика убил.
Связать его!

Эх, дедушка, за что же?
Связать меня не хитрость; сам даюсь.
Вязать вяжи, да после не тужи.
Не я один гуляю, нас немало
Останется на воле, всех не свяжешь;
А у тебя домишко на посаде.

Поберегай от красных петухов!

Да что ты, что ты, милый! Я нарочно
Шутил с тобой, а ты и вправду.

Полно,
Шутил ли ты? Да ну, я зла не помню:
Я знаю, ты меня не свяжешь.

Братцы!
Я признаю его!

И мне знакомо
Обличье-то, а как назвать — не знаю.

Я не боюсь и не таюсь: я беглый,
Посадский наш, Роман Дубровин.

Братцы,
И то ведь он. Два года не видались!
Ты где гулял?

На белом свете много
Привольных мест — и Дон, и Волга-мать.
Где я гулял — там нет меня; теперя
Домой пришел.

Ты хочешь объявиться?

Ну, нет, зачем! С женой бы повидаться.
Не знаешь, где жена?

У воеводы.

Ужель к нему попала?

Взял насильем,
В тюрьму сажал, а из тюрьмы да на дом
Красавицу твою Олену.

Дьявол!

Вот дело-то какое вышло! Эка
Беда моя! На малый час задумал
Вернуться к вам; придется оставаться,
С Шалыгиным считаться за жену.
У нас, людей торговых, так ведется:
Берешь без торгу, так плати что спросят.

Вестимо так, да что с него возьмешь-то?

Не деньги ж брать! я денег не возьму;
Жена товар заветный, не продажный.