Татьяна Майская - Забытые пьесы 1920-1930-х годов
СЕРГЕЙ (детям). Отведите-ка мать домой.
АКУЛИНА. Сенюшка! Мишечка! Господи! Неужели ты меня помилуешь?
СЕНЯ. Замирились?
Радостно прыгает, к МИШЕ.
На! Выкуси!
ЯКОВЛЕВНА (к Акулине). Добром-то своим гулевым пользоваться будешь?
АКУЛИНА. Не поминай о грехе. Нищим раздай, что осталось.
ЯКОВЛЕВНА (деловито). Сама распоряжусь, как знаю. Деньжонки-то на черный день пригодятся.
Уходит.
АКУЛИНА (к Сергею, низко кланяясь). Прости ты меня, окаянную! Век твоей воле буду покорна!
СЕРГЕЙ (к Ольге Ивановне). Ну, видно, баба сломилась, пришлось распорядиться по-иному.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (протягивает ему руку). Ну что ж, Сергей, как работали вместе, так и будем работать! (К Мише.) А ты, Миша, приходи заниматься!
БРЮХАЧЕВ (к Ольге Ивановне). Ну что ж, аль поедешь со мной?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Не до того мне сейчас! Прощай, Димитрий!
Проходят рабочие на собрание.
Голоса из следующей комнаты: «Товарищ Петров! Товарищ Петров!»
1-й РАБОЧИЙ (выходя). Товарищ Петров! Идем, а то начнут расходиться.
2-й РАБОЧИЙ. Эх! Видно, с бабой никак не управишься?
СЕРГЕЙ. Управился! Иду!
Уходит с ОЛЬГОЙ ИВАНОВНОЙ.
АКУЛИНА (обнимая детей). Деточки вы мои ненаглядные! Ничего-то у меня, кроме вас, не осталось!
Слышен голос СЕРГЕЯ из той комнаты.
СЕРГЕЙ. Вот, братцы, перейдем к делу! Завод наш с каждым днем расширяется, переоборудовали мастерские, а вот работать у нас некому. Квалифицированных рабочих у нас нету, видно, поступайте в учебу да становитесь на твердую ногу! Вот как нужно знать свою работу, чтоб через нее богатство и силу иметь и быть кузнецами своего счастья!
Занавес.
Александр Поповский
«Товарищ Цацкин и Ко»
Действующие лица:
ФАЛИК, бывший староста, хозяин постоялого двора.
ТРИ ПОСТОЯЛЬЦА.
ЕВРЕЙ.
ЕФИМ ЦАЦКИН, авантюрист.
ЛЕЙБ ГЕР, местный богач, хозяин мельницы.
ИОСИФ, сын Лейба Гера.
ГИТЛЯ, мать Иосифа.
АБРАША, пионер, сын Гера.
ЭЛЕОНОРА, дочь Лейба Гера.
АДЕЛЬ, сестра ее.
РЕБ ЙОСЛ, бухгалтер Гера.
УШЕР, управляющий мельницей.
ЛИПА, рабочий, рабкор.
РАБОЧИЙ.
БЕЙЛА, сестра Липы, комсомолка.
ДИНА, дочь Гера.
МЕЛЬНИК.
САЛИМАН ИСАЕВИЧ — местечковый шалопай.
ИВАНОВ, предсельсовета.
РЕБ ХАИМ, кустарь, отец Липы и Бейлы.
МОИШКЕ, мальчик.
ДЕВУШКА.
ГИНДЫЧКА, жена реб Хаима.
УПРАВЛЯЮЩИЙ ВИНТРЕСТА.
РАЙТЕХНИК.
СУДЬЯ.
ФИНИНСПЕКТОР КОЗЛИК.
СЛЕДОВАТЕЛЬ.
МОЙШЕ, рабочий.
МАЛЬЧИК, посыльный.
Акт первый
Постоялый двор. Небольшая комната. Несколько кроватей стоят, почти касаясь друг друга. На кроватях и за столом сидят три ПОСТОЯЛЬЦА. Двое уже сняли пиджаки и ботинки, готовые ложиться спать.
Входит ХОЗЯИН.
ХОЗЯИН. Вы уже спать ложитесь? Не рано ли?
1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Пора. Впереди шестьдесят верст.
ХОЗЯИН. По-нашему это называется: «День да ночь, сутки прочь, ближе смерть и меньше службы». (Смеется. Усаживается.) Эх, эх, эх, плохая жизнь. Не такой была она раньше.
2-й ПОСТОЯЛЕЦ. Сладко ели и тепло спали?
ХОЗЯИН. Разные были времена: и царю прослужил я двадцать пять лет. Голодал, страдал, чуть не умер, но, видно, на роду у меня было написано, что я должен еще содержать постоялый двор и иметь много радостей.
1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Я сам чуть не открыл в этом году постоялый двор.
ХОЗЯИН. А если бы вы открыли постоялый двор, так постояльцы бы сразу примчались к вам?
1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Не сразу, постепенно.
ХОЗЯИН. Публика не любит, чтоб постояльщик был дураком. Она ищет человека.
1-й ПОСТОЯЛЕЦ. А почему вы думаете, что я дурак?..
ХОЗЯИН (не смущаясь). Я говорю вообще.
2-й ПОСТОЯЛЕЦ. Вы думаете, что мы у вас остановились только потому, что вы очень умный человек?..
ХОЗЯИН. А скажите, пожалуйста, откровенно, не потому?
3-й ПОСТОЯЛЕЦ. Эх, реб Фалик, на старости вы немного съехали.
ХОЗЯИН. Я съехал. А если вы станете головой вниз, то разве достигнете моего положения? (Пауза.) Как вы видите меня, так я пробыл двадцать пять лет старостою местечка. Обо мне мог бы вам рассказать и губернатор, и исправник, и урядник… Вы не смотрите, что я старый, потрепанный еврей, у которого при душе нет копейки. За время керенщины{107} местечко внесло мне две тысячи рублей керенками, чтобы я занял прежний пост старосты, но я не согласился. Га, простой постояльщик? Зачем мне эта шапка, чтобы меня убили? Думаете, что я не люблю чести. Где это слыхано, чтобы еврей не любил чести, но я добился достаточно большой чести. Меня знают всюду. Меня знает Варшава, Киев, Одесса, Петербург. Мало того, меня знают за границей… Когда германцы и австрийцы заняли местечко, где стояли все главные офицеры? Не у Фалика-старосты? А ваша власть не останавливается поныне у меня? Ой, ой, ой.
1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Почему это наша власть?.. Пусть она будет вашей.
2-й ПОСТОЯЛЕЦ. Смелость еврея: он нам говорит, наша власть, будто бы мы коммунисты или, прости господи, бандиты.
ХОЗЯИН. Ша, чем вам так не нравится власть? Что вы докладываете? Наследство вашего деда к ней?..
1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Ша, ша, что вы раскачались, разве вы сдали койку с шумом? Дайте спать, явился защитник.
ХОЗЯИН (уходя). Это вовсе не евреи, а бог знает что. (За кулисами.) Ты с ними по-человечески разговариваешь, а они тебя съесть хотят. Тьфу!
Уходит.
2-й ПОСТОЯЛЕЦ. Нашел чем гордиться, берлинские и нью-йоркские собаки его знают, шутка ли, такая персона.
Входит ЕВРЕЙ.
ЕВРЕЙ (громко). Янов — это Пиков, а Пиков — это Ярмолинец{108}, а Ярмолинец — не лучше, чем Городок. Одно и тоже. Там грабители, и то же самое здесь. Вы только подумайте, мне, живущему сорок лет в местечке, они больше двадцати рублей не дают. Мне… Вы только подумайте, кому.
1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Кто не дает?
ЕВРЕЙ. Я знаю, кто не дает, все они жулики.
2-й ПОСТОЯЛЕЦ. О ком же вы говорите?
ЕВРЕЙ. Я ведь говорю вам, что не знаю. Я им говорю, грабители. У меня ведь хозяйство на сто — двести рублей. Вы всегда сумеете с меня взыскать, а они в один голос: нельзя. Жить чтобы им нельзя было, этим трефным рожам{109}.
3-й ПОСТОЯЛЕЦ. Что, вы здешний?
ЕВРЕЙ. А вы что думаете, я с неба свалился?
3-й ПОСТОЯЛЕЦ. Кем же вы так недовольны?
ЕВРЕЙ. Разве я вам не говорил — кем?
1-й ПОСТОЯЛЕЦ. Что же это, ваши друзья?
ЕВРЕЙ. Какие друзья — враги!..
1-й ПОСТОЯЛЕЦ (улыбаясь). От врагов нельзя ведь ждать добра.
ЕВРЕЙ. Зачем же я их избирал?
3-й ПОСТОЯЛЕЦ. Куда вы их избирали?
ЕВРЕЙ. Вы притворяетесь? Что значит куда… в ссудо-сберегательную… (Все смеются.) Смейтесь, вам весело. Пожили бы у нас в местечке, скоро бы перестали хохотать. Не местечко, а дыра… Бани нет, ссудо-сберегательная состоит из одних бандитов, настоящие еврейские петлюровцы. В синагоге беспорядки, раввин умирает с голоду, резники режут трефную птицу{110}, даже кантор{111} — и тот, скорее, годится в бондари… Голос у него, как у… простите за выражение… (Машет рукой.)
Входит ХОЗЯИН с ЕФИМОМ ЦАЦКИНЫМ.
ХОЗЯИН (указывая на свободную кровать). Здесь можете лечь. Постель чистая, и клопов нет. У меня на этой самой кровати сам Пелихов спал. Слышали об известном фабриканте Пелихове. Га?
ЦАЦКИН. Слышал. У вас и поужинать можно?
ХОЗЯИН. Что за вопрос. Что угодно, кроме птичьего молока. Я вам принесу такой ужин, что вы пальчики облизывать будете. (Подсаживаясь.) Понимаете, я сам исключительный повар. Вы еще не лакомились моими блюдами? Когда я служил в сто тридцать втором пехотном Бендерском полку тридцать третьей дивизии{112}, то я столовался у сахарозаводчика Лазаря Бродского…{113} Теперь вы понимаете, почему у меня хороший нюх в кухонном деле? Я вам еще вот что скажу…
