Любовь Столица - Голос Незримого. Том 2

Ну, дело, кажется, идет на лад!

Останьтесь!

Ждет же чай вас?

До хлопот ли
Мне по хозяйству, если в сердце – ад?!

Вот! Всё преувеличить – страсть девичья.
От рваного кафтана – ад в сердцах,
Блаженство райское от трели птичьей,
От паука – до обморока страх…

Мы – столь чувствительны!

Да так ли? Полно!
Всегда ль смешно вам, коль смеетесь вы?
И мыслите ль всегда, когда безмолвны?

О! Эти речи для меня новы.
Вы изменилися, monsieur Арсений…
Но вот что я сказать хотела вам:
Впредь будьте поскромнее, посмиренней
С тем, кто вас старше по летам, чинам.

Как этот дуб с его «секущей» мерой?
Болтай он, – я же корчи дурака?

Иначе ж с Вашей кончено карьерой! —
Вы даже не получите полка…
Ведь у него, мой Бог! влиянья, связи…
Он всемогущ!

Вы изменились тож.
Вот почему вы были как в экстазе
Пред этим… Нет! Не может быть! То – ложь!
Вы та же, Lise? Родная мне?

Скажите!..

Смотрите: что воздушней и теплей
Того луча на желтом, тихом жите?..
Так чувство, что во мне…

Не до лучей
И не до чувств теперь мне!

Lise! Вернитесь!

Так вот царевна Золота-Коса,
Какой искал ты, глупый русский витязь!
Иль образ, что взманил твои глаза,
Ничтожен и слащав, как карамелька?!

Вот, ежели она идет, так – нет!

Вы?!

Я вернулась… за своей омбрелькой…

А впрочем, лгать пред Вами мне не след.
Пришла я, чтоб просить у вас прощенья,
Арсений Александрыч, – и прошу.
Отпор ваш князю вызвал восхищенье
В душе моей… И, верю я, межу,
Что между нами пролегла, умалил.
Вот уваженье и рука моя!

Но, Боже мой! Какой румянец залил
Ланиты вам… Иль обманулась я?
Вы не от гнева ль вспыхнули?

От счастья…
От гордости, графиня!

Наконец!
Вы не поверите… Шла, так боясь, я…

Не знаете же русских вы сердец!
Они горят, но всё простят и стерпят, —
И, как воды в кринице полевой,
Любви обильнейшей их не исчерпать!

Так сядем, друг… —

Теперь уж можно? – мой,
У ног того, кто был мой утешитель
В былые годы…

Я о них сейчас
Поведала бы вам… Но вы… хотите ль?

Об этом только и прошу я вас.

Вот к сей же белой статуе под розовой листвою,
Бывало, приходила я, чтоб погрустить одной…
Была шестнадцатьлетней я, горячею, живою
И… человека желчного, лет под сорок – женой!
Зачем уж за него меня родной отец мой выдал, —
Сказать вам не сумею я, да и не всё равно ль?
За сан ли (был сенатор он), за имя ли и титул, —
Но я подверглась умственной и худшей из неволь…
Граф тотчас сжег стихи мои и запер клавикорды,
Он не велел смеяться мне, молиться запретил!
Часами он высмеивал, ученостию гордый,
Природу, чувства, родину – весь мир, что был мне мил!
Я жизнь любила пламенно! Блеск люстр, и цвет фиалок,
И зимнюю метелицу, и вешний ледоход,
Madame de Stael и Пушкина, клик иволог и галок,
Звон троек и пасхальный звон, гавот и хоровод…
И часто, часто плакала я здесь, в тиши усладной,
Глядя в лазурь заречную и дальше, на восток…
И мнилось мне, что клонится над мной, как Ариадной,
С улыбкою утешною хмельной и юный бог!..

У вас же были дочери…

Увы! Им в полноте ведь
Я при супруге-деспоте отдаться не могла…
И в этаком томлении я провела лет девять,
Нет! восемь… Тут скончался он, я ж, каюсь, ожила!
Мечтала, планы строила… Но Lise отдали в Смольный,
Милушу тетки отняли, не доверяя мне, —
И, Русь покинув с горечью, я стала птицей вольной,
Кочующей!

И счастливой?

Отчасти… Не вполне…

Чего ж недоставало вам?

Да друга! Сердцу друга.
Друзей уму – и подлинных – довольно у меня.

Как? С этим ликом солнечным и кудрей смольных вьюгой
Любимою вы не были?!

Да… Но любила ль я?

Так не дурной кажусь я вам?

А спор наш: Русь – Европа?

Пустое!.. Вы – прекрасная… Душой и телом… вся!
С усмешкою порхающей, с волной гелиотропа,
От узких рук струящейся, с огнем…

Итак – друзья?

Ну, вот теперь я счастлива!

Как мне понять?..

За Лизу.
Вы, точно, примечательный, достойный человек.

Как странно чист и дерзостен ваш взор, смотрящий снизу…
И весь вы – словно русский наш, хладяще-жгучий снег!

Милушин голос! слышите?

Да, там игра в горелки.
Чудесная и мудрая, коль разобрать, игра! —
Кто люб, того и выбери!

Здесь нет моей омбрельки…

К чему она Вам, милая? Спадает уж жара.

Нет… всё знойней мне кажется! Но… встаньте же, идите ж!
И… и любите крепче вы мою простушку Lise!

Да… Узрел странник жаждущий свой златозарный Китеж, —
И снова в боры темные смиренно удались!

Графиня! Я… Не знаю я… Затмит или прояснит
Судьба мое грядущее… Но знаю я одно:
Поистине, горит во мне, горит и не погаснет
То чувство несказанное, что вами зажжено!

Нет. Лучше враждовать нам с ним, как ранее… Иначе…

А коль мечты и помыслы у нас одни и те ж?!
Но Lise, но Lise?.. Да мыслимо ль?!

Смотри, как встарь я плачу…
О, благостный и дерзостный, как он!.. Утешь! утешь!

Горячие лучи солнца тронули каменные уста бога и, мнится, он улыбается…
Вдали в третий раз звучит: «Гори, гори ясно, чтобы не погасло!»