Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в одном томе

Всему на свете выходят сроки,
А соль морская – въедлива как черт, —
Два мрачных судна стояли в доке,
Стояли рядом – просто к борту борт.

Та, что поменьше, вбок кривила трубы
И пожимала баком и кормой:
«Какого типа этот тип? Какой он грубый!
Корявый, ржавый, – просто никакой!»

В упор не видели друг друга
оба судна
И ненавидели друг друга
обоюдно.

Он в аварийном был состоянье,
Но и она – не новая отнюдь, —
Так что увидишь на расстоянье —
С испуга можно взять и затонуть.

Тот, что побольше, мерз от отвращенья,
Хоть был железный малый, с крепким дном, —
Все двадцать тысяч водоизмещенья
От возмущенья содрогались в нем!

И так обидели друг друга
оба судна,
Что ненавидели друг друга
обоюдно.

Прошли недели, – их подлатали,
По ржавым швам шпаклевщики прошли,
И ватерлинией вдоль талии
Перевязали корабли.

И медь надраили, и краску наложили,
Пар развели, в салонах свет зажгли, —
И палубы и плечи распрямили
К концу ремонта эти корабли.

И в гладкий борт узрели
оба судна,
Что так похорошели —
обоюдно.

Тот, что побольше, той, что поменьше,
Сказал, вздохнув: «Мы оба не правы!
Я никогда не видел женщин
И кораблей – прекраснее, чем вы!»

Та, что поменьше, в том же состоянье
Шепнула, что и он неотразим:
«Большое видится на расстоянье, —
Но лучше, если все-таки – вблизи».

Кругом конструкции толпились,
было людно,
И оба судна объяснились —
обоюдно!

Хотя какой-то портовый дока
Их приписал не в тот же самый порт —
Два корабля так и ушли из дока,
Как и стояли, – вместе, к борту борт.

До горизонта шли в молчанье рядом,
Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям.
Махала ласково ремонтная бригада
Двум не желающим расстаться кораблям.

Что с ними? Может быть, взбесились
оба судна?
А может, попросту влюбились —
обоюдно.

Был развеселый розовый восход,
И плыл корабль навстречу передрягам,
И юнга вышел в первый свой поход
Под флибустьерским черепастым флагом.

Накренившись к воде, парусами шурша,
Бриг двухмачтовый лег в развороте.
А у юнги от счастья качалась душа,
Как пеньковые ванты на гроте.

И душу нежную под грубой робой пряча,
Суровый шкипер дал ему совет:
«Будь джентльменом, если есть удача,
А без удачи – джентльменов нет!»

И плавал бриг туда, куда хотел,
Встречался – с кем судьба его сводила,
Ломая кости веслам каравелл,
Когда до абордажа доходило.

Был однажды богатой добычи дележ —
И пираты бесились и выли...
Юнга вдруг побледнел и схватился за нож, —
Потому что его обделили.

Стояла девушка, не прячась и не плача,
И юнга вспомнил шкиперский завет:
Мы – джентльмены, если есть удача,
А нет удачи – джентльменов нет!

И видел он, что капитан молчал,
Не пробуя сдержать кровавой свары.
И ран глубоких он не замечал —
И наносил ответные удары.

Только ей показалось, что с юнгой – беда,
А другого она не хотела, —
Перекинулась за борт – и скрыла вода
Золотистое смуглое тело.

И прямо в грудь себе, пиратов озадачив,
Он разрядил горячий пистолет...
Он был последний джентльмен удачи, —
Конец удаче – джентльменов нет!

Мы все живем как будто, но
Не будоражат нас давно
Ни паровозные свистки,
Ни пароходные гудки.
Иные – те, кому дано, —
Стремятся вглубь – и видят дно, —
Но – как навозные жуки
И мелководные мальки...

А рядом случаи летают, словно пули, —
Шальные, запоздалые, слепые на излете, —
Одни под них подставиться рискнули —
И сразу: кто – в могиле, кто – в почете.

А мы – так не заметили
И просто увернулись, —
Нарочно, по примете ли —
На правую споткнулись.

Средь суеты и кутерьмы —
Ах, как давно мы не прямы! —
То гнемся бить поклоны впрок,
А то – завязывать шнурок...
Стремимся вдаль проникнуть мы, —
Но даже светлые умы
Всё размещают между строк —
У них расчет на долгий срок...

Стремимся мы подняться ввысь —
Ведь думы наши поднялись, —
И там парят они, легки,
Свободны, вечны, высоки.
И так нам захотелось ввысь,
Что мы вчера перепились —
И горьким думам вопреки
Мы ели сладкие куски...

Открытым взломом, без ключа,
Навзрыд об ужасах крича,
Мы вскрыть хотим подвал чумной —
Рискуя даже головой.
И трезво, а не сгоряча
Мы рубим прошлое с плеча, —
Но бьем расслабленной рукой,
Холодной, дряблой – никакой.

Приятно сбросить гору с плеч —
И всё на Божий суд извлечь,
И руку выпростать, дрожа,
И показать – в ней нет ножа, —
Не опасаясь, что картечь
И безоружных будет сечь.
Но нас, железных, точит ржа —
И психология ужа...

А рядом случаи летают, словно пули, —
Шальные, запоздалые, слепые на излете, —
Одни под них подставиться рискнули —
И сразу: кто – в могиле, кто – в почете.

А мы – так не заметили
И просто увернулись, —
Нарочно, по примете ли —
На правую споткнулись.

На дистанции – четверка первачей, —
Каждый думает, что он-то побойчей,
Каждый думает, что меньше всех устал,
Каждый хочет на высокий пьедестал.

Кто-то кровью холодней, кто горячей, —
Все наслушались напутственных речей,
Каждый съел примерно поровну харчей, —
Но судья не зафиксирует ничьей.

А борьба на всем пути —
В общем, равная почти.

«Расскажите, как идут,
бога ради, а?»
«Телевиденье тут
вместе с радио!
Нет особых новостей —
все равнехонько,
Но зато наказ страстей —
о-хо-хо какой!»

Номер первый – рвет подметки как герой,
Как под гору катит, хочет под горой
Он в победном ореоле и в пылу
Твердой поступью приблизиться к котлу.

Почему высоких мыслей не имел? —
Потому что в детстве мало каши ел,
Голодал он в этом детстве, не дерзал, —
Успевал переодеться – и в спортзал.

Что ж, идеи нам близки —
Первым лучшие куски,
А вторым – чего уж тут,
он все выверил —
В утешение дадут
кости с ливером.

Номер два – далек от плотских тех утех, —
Он из сытых, он из этих, он из тех, —
Он надеется на славу, на успех —
И уж ноги задирает выше всех.

Ох, наклон на вираже – бетон у щек!
Краше некуда уже, а он – еще!
Он стратег, он даже тактик, словом – спец, —
Сила, воля плюс характер – молодец!

Четок, собран, напряжен
И не лезет на рожон, —

Этот – будет выступать
на Салониках,
И детишек поучать
в кинохрониках,
И соперничать с Пеле
в закаленности,
И являть пример целе-
устремленности!

Номер третий – убелен и умудрен, —
Он всегда – второй надежный эшелон, —
Вероятно, кто-то в первом заболел,
Ну а может, его тренер пожалел.

И назойливо в ушах звенит струна:
У тебя последний шанс, эх, старина!
Он в азарте – как мальчишка, как шпана, —
Нужен спурт – иначе крышка и хана!

Переходит сразу он
В задний старенький вагон,
Где былые имена —
предынфарктные,
Где местам одна цена —
все плацкартные.

А четвертый – тот, что крайний, боковой, —
Так бежит – ни для чего, ни для кого:
То приблизится – мол, пятки оттопчу,
То отстанет, постоит – мол, так хочу.

Не проглотит первый лакомый кусок,
Не надеть второму лавровый венок,
Ну а третьему – ползти
На запáсные пути...

Сколько все-таки систем
в беге нынешнем! —
Он вдруг взял да сбавил темп
перед финишем,
Майку сбросил – вот те на! —
не противно ли?
Поведенье бегуна —
неспортивное!

На дистанции – четверка первачей,
Злых и добрых, бескорыстных и рвачей.
Кто из них что исповедует, кто чей?
...Отделяются лопатки от плечей —
И летит уже четверка первачей!