Артур Копит - Конец света с последующим симпозиумом
Пол. Бог ты мой!
Милтон. Как он пьесу-то назвал?
Одри. «Конец света».
Пол. Недурственно.
Милтон. Пол, это же ужасно!
Пол. Разве? Не знаю, по-моему, — «стреляет». Это, конечно, первая реакция. Привет, Фред! Поздравляю! А что, если сотворить из этого мюзикл?
Милтон. Пол!
Пол. Не руби сплеча хорошие идеи. (К Одри.) Кто главный герой пьесы?
Одри. Самый главный герой, я бы сказала,— президент.
Пол. Линдон?
Милтон. Линдон умер.
Пол. Дайте-ка подумать.
Милтон. Рональд.
Пол. Мать честная! Вот это был бы актёрский составчик!
Одри. Джентльмены, разрешите напомнить вам: Рон в самом деле пока что президент.
Пол. Нет, когда он уйдёт с поста.
Одри. Стоун задумал поставить пьесу этой весной.
Пол. Назови других персонажей. На роль президента мы кого-нибудь подыщем.
Одри. Единственный другой герой — это их премьер.
Пол. Грета сыграет эту роль.
Милтон. Возьмётся ли она за пьесу?
Одри. Джентльмены, премьер же — мужчина!
Пол. Где написано, что эту роль не может играть женщина? Где? Покажите мне, где?
Милтон. Одри, занять Грету — неплохая идея.
Пол. Просто блестящая идея. Понимаете, самое главное, чтобы актёрский составчик был что надо. Тогда, о чём бы ни была пьеса, она пойдёт. Ваш клиент не просто примет это предложение — он должен ухватиться за него! Вцепиться, пока не поздно!
Милтон. И тем временем выяснить, обречена ли планета.
Пол. Вот именно. Проверить всё доподлинно.
Затемнение
Свет на Тренте. Тот всё ещё на полу, Стоун в изумлении смотрит на него. Чарльз помогает Тренту сесть на стул.
Трент (Стоуну). Не знаю почему… но у меня вдруг закружилась голова.
Стоун. Возможно, из-за открытого окна. Есть немало людей — вполне нормальных, даже весёлого нрава — у которых при виде открытого окна вдруг внезапно появляется мысль: «А почему бы не броситься вниз?» От этого перехватывает дыхание. И они падают в обморок. Чарльз, подай-ка нашему гостю воды.
Чарльз уходит.
Естественно, я не имею в виду вас. Трент. Однако прозвучало именно так.
Стоун. Просто размышлял вслух. В любом случае не думаю, будто вы в буквальном смысле готовы были броситься из окна.
Трент. Я один из самых осторожных людей, каких вы когда-либо встречали.
Стоун. Поэтому-то и потеряли сознание. Трент, вы человек с воображением. Как вы можете смотреть в окно и не подумать, что из него можно выпрыгнуть?
Трент. Значит, именно к этой мысли приводит воображение? Не предполагал.
Стоун. Бог ты мой, да ведь окно-то открыто! Что вам ещё нужно, дружище, — письменное приглашение?
Трент. Кажется, я бы выпил чего-нибудь покрепче воды.
Стоун. Чарльз!
Чарльз (мгновенно появляясь). Да?
Стоун. Наш гость пожелал чего-нибудь покрепче воды.
Чарльз. И неудивительно. (Уходит.)
Стоун. Послушайте, Трент. Если вы не собираетесь быть правдивым со мной или с самим собой, стоит ли продолжать наше сотрудничество? Перед вами открытое окно. За окном, сорока развесёлыми этажами ниже — забвение. Вот так. Разве у нормального человека, вроде вас, не может хотя бы мельнуть мысль о том, чтобы броситься вниз?
Трент. Не мелькнула, потому что ещё не наступило отчаяние.
Стоун. Трент, послушайте. Мы с вами словно бьём кнутом мёртвую лошадь. Я не ожидал, что вы броситесь из окна. О'кей? Вообще-то, откровенно говоря, я был бы поражён, если бы вы даже влезли на подоконник. Дело вот в чём…
Входит Чарльз. Катит перед собой бар с напитками.
Спасибо, Чарльз. Дело вот в чём…
Трент кидается к бару.
Трент, вы слушаете меня?
Трент (хватая бутылку). Весь внимание.
Стоун. Дело вот в чём…
Трент принялся открывать бутылку.
Желание выпрыгнуть из окна не обязательно возникает от отчаяния. В основе лежит любопытство.
Трент. Любопытство?
Стоун. Да, сэр, любопытство, всепожирающее любопытство. Меня самого всё время одолевает такое желание! Но удаётся сдержать себя. К счастью для меня, и к счастью для тех, кто внизу. Ну, хватит! К делу. Ваш литературный агент сообщил, что у вас есть некоторые сомнения относительно плана пьесы. Не изволите ли подтвердить? Кивок удовлетворил бы меня.
Трент кивает.
Разумеется, меня это не удивляет. Я не писатель. Если бы я был им, зачем бы мне вас нанимать? У вас дрожат руки, сэр. Вы пишете пером или печатаете на машинке?
Трент (в замешательстве уставился на свои руки). На машинке.
Стоун. Тогда дрожь не проблема. Так, сэр. Не будете ли вы добры изложить, в чём состоят ваши сомнения. Прошу вас, говорите вполне откровенно. Наши отношения не сложатся, если они не будут основаны на полном доверии.
Трент. Согласен. Тогда я скажу, что самая большая проблема с вашим планом вот в чём: он безумен.
Стоун. Так и задумано.
Трент. Понятно. Но… до меня это как-то не дошло.
Стоун. Неужели вы действительно думаете, будто следующая мировая война начнётся каким-то разумным образом?
Трент. Отнюдь нет. Кажется, начинаю вас понимать.
Стоун. В сущности, я думаю, что это основополагающее безумие — самый разумный элемент моего либретто… Я долго добивался этого.
Трент. Ну что ж, вы преуспели.
Стоун. Итак, когда можно ждать от вас рукопись?
Трент оглядывается, будто пытаясь найти способ исчезнуть.
Понимаете, я не намерен вас подгонять, но время в данном случае — решающий фактор. Уверен, вы понимаете, почему.
Трент. Имеете в виду конец света?
Стоун. Да, сэр, конец может наступить теперь в любой момент.
Трент. По правде говоря, я не усматриваю никакого конца света в вашем плане. Нет, там, конечно, есть театральное светопреставление. Оно лезет из каждой строки. Но где исторический конец света? Глобальная катастрофа? Её что-то не удаётся разглядеть.
Стоун. Это потому, что её там нет.
Трент. Нет — где?
Стоун. В моём либретто.
Трент. Вас так тревожит глобальная катастрофа— и её нет в вашем либретто?
Стоун. Правильно.
Трент. Полагаю, не потому, что вы поленились…
Стоун. Нет, сэр, разумеется, не поленился.
Трент. Значит, умышленно!
Стоун. Да, сэр, умышленно, совершенно умышленно.
Трент. О'кей, Стоун, теперь совсем дурацкий вопрос: почему вы замыслили такое?
Стоун. Потому, что если бы я в своём кратком плане изложил всё, что знаю, никто бы мне не поверил!
Трент. Никто не поверит тому, что вам известно?
Стоун. Да, здесь мы заходим явно в тупик.
Трент. Не пропустить ли нам по стаканчику?
Стоун. Неплохая идея. Стоит пропустить. У меня вдруг что-то испарился весь энтузиазм…
Трент (направляясь к бару). Не падайте духом. Все пьесы рождаются вот так — в великих муках. Виски?
Стоун. Пойдёт.
Трент. Со льдом?
Стоун. Нет, давайте-ка сюда всю бутылку.
Трент. Вот это дело. Знаете, я думаю… (Передаёт Стоуну бутылку.) Что нам необходимо, так это новый подход.
Стоун. Мысль неплохая. Что вы предлагаете?
Трент. Расскажите всё, что знаете. И дайте мне самому сообразить, как смастерить из этого пьесу. Ну как?
Стоун. Нет, сэр, не могу.
Трент. Я полагал, наши отношения основываются на доверии!
Стоун. Так оно и есть. И вам придётся просто поверить мне на слово, когда я говорю: катастрофа приближается.
Трент. Стоун, послушайте. Дайте мне объяснить вам кое-что насчёт законов драматургии. Я не могу выскочить на сцену во время спектакля и крикнуть зрителям: «Эй, вы! Верьте мне! Конец света близок!» Мне нужно убедить их, что он приближается. А как я это сделаю, если меня самого вы пока не убедили?
Стоун. Это — довод!
Трент. Да, довод, совершенно верно. Ну ладно. Что я сейчас сделаю, так это… (допивает виски) отправлюсь домой. (Ставит стакан.) И дам вам время поразмыслить над всем этим. Спасибо за гостеприимство. Не провожайте.
