Леонид Андреев - Царь голод
– Вор!
Председатель. Ну, и это нехорошо. Господин вор! Господин сутенер! Тут все равны. Ну и дамы тоже… (Удивленно таращит кверху глаза и вдруг кричит.) Эй, музыка там, замолчи! – Она не молчит.
– К черту председателя!
– Это почему?
– Он пьян. Надоел. К делу! Он пьян.
– Ну, и это нехорошо говорить так. Разве я тут пил? Я раньше напился.
Но если все хотят…
– Все! Все.
– Ну и черт с вами!
Уходит в угол и там пьет, достав бутылку из кармана. На председательское место решительно и быстро вскакивает Молодой Хулиган со смертельно-бледным, бескровным лицом и черными закрученными усиками.
По-видимому, он считается очень красивым и знает это, потому что сильно рисуется и кокетничает. Но минутами все это соскакивает, и тогда в зверином оскале зубов, в бледном лице, в том, как нежно и томно щурятся маленькие острые глазки, чувствуется беспощадная свирепость, безграничная плоскость и обнаженность души, полное отсутствие чего бы то ни было сдерживающего.
Говорит, несколько грассируя.
– Прошу молчать. Я председатель.
– А кто тебя выбрал?
– Сам выскочил.
– Нет, это хорошо. Он может…
Председатель (свирепо оскалив зубы). Молчать! Тихо. (Продолжает томно и нежно.) Тут у некоторых есть ножи!.. Кто будет спорить против избрания, шуметь, нарушать порядок, того я просил бы сходить к попу и исповедаться в грехах…
Довольный смех.
– Молчать! Эй, посадить того пьяницу на место.
– Тут буфет.
Пьяницу, бывшего председателя, бьют и сажают на место.
– Ну и сел.
– Молчать! Ставится на обсуждение вопрос о необходимости всеобщего разрушения.
– Как?
– Всеобщего разрушения. Ораторов прошу записаться в очередь. Женщин и пьяниц прошу говорить только по специальному приглашению председателя.
Тихо. Кто имеет сказать?
Встает один.
– Я предложил бы подождать Отца.
Председатель (мрачно). Это зачем?
– Он созвал нас сюда.
– Да, верно.
– Подождать!
– Молчать! С места не говорить. Неизвестно, когда придет Отец, а нам ждать нельзя. У многих сегодня ночью дела. Предлагаю приступить к прениям.
– Виноват: очень мешает музыка и топот танцующих.
– Пусть танцуют. Музыка достаточно красива, чтобы вдохновить ораторов.
Вам что угодно?
– Я желал бы сказать первый. Сегодня ночью мне и моему уважаемому товарищу предстоит вырезать целую семью. Вы понимаете, господин председатель, что этот труд потребует много времени, и я…
– Понимаю. Прошу.
Оратор начинает сладким голосом:
– Уважаемое собрание! Не осмеливаюсь сказать: высокое собрание, так как, находясь в подвале…
– Короче…
– Слушаю-с. Когда я родился…
Председатель (гневно). То родился дурак. Вам предстоит вырезать целую семью, а вы начинаете с рождения, как член парламента.
– Но и члены парламента…
– Прошу подчиниться. Вообще предлагаю говорить не долее двух минут. У кого-нибудь есть часы? Я свои забыл дома.
Один из членов вынимает из кармана десяток часов и кладет на стол.
– Есть.
– Благодарю вас. Достаточно одних. Во избежание дальнейших задержек предлагаю в речах ограничиться только предложением способов разрушения, так как мотивы известны.
– Нет, не всем. Пусть говорит.
– Как танцуют! Они пол провалят на наши головы.
– Им весело.
– Ничего. Скоро будут плакать.
– А мы танцевать?
– Молчать! Итак, предлагаю: две минуты – о мотивах разрушения. Две – о способах такового. Прошу начать.
Оратор с темным лицом глухо говорит:
– Мы голодны и, как собаки, выброшены в ночь. Нас ограбили, у нас отняли все: силу, здоровье, ум, красоту…
– А их женщины красивы!
– И мужчины тоже.
– Молчать!
– Мы бесстыдны, безбожны, бессовестны, и на всей земле у нас нет ничего. Мы хуже скотов, потому что когда-то были людьми. И я предлагаю (указывает наверх) разрушить, уничтожить, стереть с лица земли. Способ: предлагаю отравить ихний водопровод.
– А где мы возьмем столько яду?
– Мы ограбим аптеки.
– Глупости. Мы сдохнем сами.
– Мы будем пить из реки. А если и издохнем…
– Я не хочу умирать.
– К черту! Не годится. Следующий!
Поблизости раздается трижды протяжный, хриплый звук рога, предвещающий приближение Смерти. Никто, однако, его не слышит. Встает оратор, старик с красным лицом.
– Я заметил, что вся их сила (указывает наверх) в книгах. Когда человек прочтет много книг, он становится умный. А когда он становится умный, он начинает грабить, и с ним ничего не поделаешь. Тогда у него делается особенное лицо, и речь, и платье, а мы остаемся в дураках, и из нас как насосом выкачивают жизнь. И я предлагаю уничтожить их книги. Я ненавижу книги. Когда мне попадается одна, мне хочется ее бить, плевать ей в рожу, топтать и говорить: сволочь! сволочь!..
– Но как уничтожить?
– Вы глупы, оратор. Они напечатают вновь.
– Еще больше.
– Книг так много!
– Довольно! Голосование потом. Следующий оратор.
– Я предлагаю…
Пьяница, бывший председатель, валится со стула. Одновременно с этим входит Смерть и садится на свободное место. Вверху – веселая музыка, и кто-то красивый подходит к окну и неопределенно всматривается в темноту улицы. При свете можно рассмотреть лицо Смерти. Оно маленькое, сухое, темное, с большими темными провалами глаз и постоянно обнаженными крупными зубами, похожими на белые клавиши рояля. Очень спокойное. Пьяницу осматривают.
Председатель. Издох. Отволоките его в угол.
Труп грубо оттаскивают в угол, и там лежит он все время, выпятив круглый живот, подошвами к зрителям.
– Прошу на места. Кто это плачет?
– Его любовница.
– Его любовница? Сударыня, и вы могли любить эту свинью? Прошу вас замолчать, однако. Иначе велю вывести. Молчать!
– Я не буду.
– Прошу оратора продолжать.
– Я предлагаю, извините… Тут есть сад со зверями, с тиграми… Я предлагаю: взломать клетки и выпустить зверей.
– Это глупо. У них есть ружья, дома – вас слопают первого…
– Ну хоть попугать.
– А зачем это нужно?
– Так, весело очень. А потом (говорит нежным голосом), там в саду бывают ихние деточки, так вот, может, хоть одного ребеночка… деточку…
Посмотреть бы.
– Это бы и я посмотрел.
– Мне нравится.
Плаксиво шмурыгает носом и просит.
– Одного бы… деточку…
– Верно! Верно! Нужно уважить старика.
Председатель (гневно). Молчать! Что вам один их ребенок, десятки, сотни. Долой нежности! Необходимо дело. Предлагайте! Предлагайте!
Все растерянно переглядываются, бессильные что-либо придумать.
Отдельные вскрики:
– Бить их на улицах!
– А полиция?
– Собраться в дружины и…
– Мы раньше перегрыземся сами.
– Вот что! Слушайте. Да слушайте же! Заразить их нашими болезнями.
– Сифилисом!
– Тифом!
– Холерою!
Председатель. Вздор! У них есть доктора. На тысячи наших ихних подохнет только один. Да ищите же! Неужели мы так бессильны?
– Проклятые книги!
– Что делать?
– Танцуют.
– Где же Отец?
– Мы бессильны! Проклятые! Танцуют. Где Отец?
Все, за исключением спокойно сидящей Смерти, вскакивают и, смешавшись в груду разъяренных тел, протягивают к низкому, давящему своду угрожающие руки.
– Проклятые!
– Танцуйте! Танцуйте!
– Мы придем к вам. Открывайте двери, мы придем к вам!
– Передушим ваших детей!
– Проклятые!
– Сожжем ваши книги!
– Принесем вам и сифилис, и холеру, и тиф!
– Проклятые!
Бессильный и злобный скрежет зубов. Быстро входит Царь Голод.
Царь Голод. Дети мои!
Все со стонами, с плачем, с рыданиями и визгом бросаются к нему, окружают, падают на колени, ловят его руки. Образуется группа: в центре, возвышаясь, Царь Голод, и у ног его, дрожащие, прижимаются к нему несчастные. В стороне остаются только Смерть и Председатель-Хулиган. Он сложил руки на груди и презрительно смотрит на стонущих.
