Евгений Подгаевский - Муха, или Шведский брак по-русски
— Как красиво говорил Василий!.. Только я не всё поняла.
— А я тебе переведу, — ответила Люба. И в её интонации одновременно сквозили недовольство и ирония в адрес Васи. — По-русски это означает: пока прыгается, надо прыгать.
— Так он опять про своё? — ахнула Валя.
— Что-то вроде того. Только какими-то кругами, будто к чему-то подбирается. Тут ещё разбираться надо… Но ты знаешь что?
— Что?
— Всё-таки хорошо, что они с Петей сдружились. Хоть ты и назвала своего Петю ведомым, но в нём какая-то обстоятельность есть, серьёзность. Я, наверное, тогда была не права, когда огульно обвиняла всех мужиков подряд. Всё-таки твой Петя вызывает доверие. Он ведь, мне кажется, где попало шляться не будет?
— Не будет, — подтвердила Валя.
— Тогда давай эту их дружбу ненавязчиво, незаметно для них поддерживать. Если Василий всё время будет рядом с Петром, то, возможно, твой Петр окажет на моего Василия своё положительное влияние.
— Давай, — согласилась Валя. — И не только чтобы рядом, но и как можно больше у нас на виду. Вон, там, шахматы, шашки, футбол по телевизору, что ещё?
— Политика, газеты, журналы, какое-то совместное занятие.
— Тогда пусть что-нибудь вместе по хозяйству мастерят. Хоть лобзиком зверюшек выпиливают! Но чтобы всё время заняты были. Под нашим присмотром.
— Но здесь важно не переборщить, давать им, так сказать, глоток свежего воздуха. Иногда можно и на рыбалку, но ненадолго.
— Ага, давай, давай.
Вася с Петей ловили рыбу на диком озере. Тишина, покой, красота. Правда, клевало неважно.
— Сегодня в природе что-то не то, — сказал Петя. — На две сковороды вряд ли хватит.
— Значит, устроим одну большую общую, — со смешком ответил Василий. — На один вечер общее хозяйство заведём, а? Не против?
Петя охотно согласился:
— Давай. А у кого: у вас или у нас?
— Не принципиально. Давай у нас. Любаша рыбу классно готовит. А Валя ей поможет…
Василий помедлил и продолжил:
— Тебе моя Люба нравится?
Петя не ожидал такого вопроса.
— Ну… Симпатичная… да… А почему ты спросил?
— Сейчас поймёшь. Про шведский брак слыхал?
— Что-то такое слыхал… Это когда общее хозяйство ведут, как мы, вот, вместе рыбу жарят… только не один раз, а…
— Пункт про общее хозяйство в наших условиях не главный. Его вообще можно опустить.
— А какой главный?
— Представь, что мы с тобою два шведа. Я к тебе прихожу и говорю: «Питер, предстоящей ночью моя Любхен в твоём распоряжении».
Петька оторопел:
— Ого! Интересно. А ты где будешь?
— Как где? У твоей Вальхен.
Петя вскочил:
— Да ты что?!
Возмущенно стал ходить вдоль берега. Негодующе зыркнул глазами на Василия. Василий пожал плечами:
— Ну и не надо. Сам себя лишаешь приключений.
…Петя сидел, призадумавшись, на пригорке. Внизу, на берегу, Василий смотрел на неподвижный поплавок. Петя повёл глазами над гладью озера и вдруг перед его взором возникла Васина Люба. В пеньюаре. Красивая, манящая, она махнула обнажёнными руками, как белая лебедь крылами, и исчезла.
Поплавок на водной глади неожиданно ушёл под воду.
…Потом сетчатая авоська с трепыхающейся ещё рыбой висела на сучке. Удилища молча ждали, прислонившись к стволу. Вася с Петей стояли в кустах рядышком, в метре-полутора друг от друга, и дружно осуществляли процесс избавления от ненужной жидкости в организме.
Петя осторожно повернул голову в сторону Васи и сначала посмотрел на Васино лицо. Устремив взгляд куда-то вдаль, Вася блаженно витал в облаках. Тогда Петя робко перевёл взгляд вниз, где правая Васина рука уже энергично что-то там стряхивала, впрочем, понятно что. Тогда Петя посмотрел вниз уже на свою правую руку, приступившую к тому же действию, снова быстро взглянул в сторону Васи, потом снова к себе… И кажется, остался доволен. Его едва заметную довольную улыбку можно было истолковать так: ну что ж, если что, в грязь лицом не ударю.
Делая обход на хоздворе своего предприятия под вывеской ООО «Запчасть», Василий по-директорски привычно оценивал обстановку, цепко осматривал оборудование, здоровался кое с кем из работников за руку.
— Петрович, где слесарей потерял? — спросил пожилого работника, увидев пустые рабочие места в одном из боксов.
— Да сейчас, сейчас, — засуетился пожилой работник, — на перекур побежали.
Василий проницательно улыбнулся, погрозил указательным пальцем:
— Не припоминаю, чтобы запрещал курить рядом с боксом. Премию продымят — сигаретки дороже обойдутся.
Отошёл, деловито набрал номер на мобильнике. Подождал несколько секунд.
— Ну что? — спросил в трубку. — Надумал?
Петька, у себя на автосервисе, стоя рядом с загнанной на ремонт машиной, отвечал Василию по мобильнику:
— Нет, Вася, шило на мыло менять… Не хочу.
— Шило на мыло? — недоумённо и даже обиженно спросил Василий — Что за сравнения идиотские? Рехнулся?
— Почему рехнулся? — отвечал Петька. — Мне и на своём месте неплохо. Я вообще не привык прыгать туда-сюда.
— Туда-сюда? Да когда это ты прыгал-то?
— Так и я про то же. Уже двенадцать лет тут, к тому же надбавки идут.
— Тьфу! — в сердцах сказал Василий и облегчённо вздохнул. — Да я не про работу. Хотя рано или поздно я тебя на своё предприятие всё равно перетащу… Я про шведов…
— А-а, — неуверенно протянул Петька. Помолчал, оглянулся и добавил: — Ну, давай… попробуем.
Когда Валя после работы открыла калитку в свой двор, она услышала звуки стучащего топора и работающей пилы. Остановилась в удивлении:
— Что такое?
Мария Семёновна, отдыхавшая на своей табуреточке на крыльце, ей спокойно ответила:
— Вася с Петей решили вместе баню доделать.
— Да ты что!?
Обрадованная Валя тут же поставила сумку на землю и побежала в баню — новостройку.
Вася с Петей в большом, просторном, как гостиная, предбаннике орудовали инструментами. У неотделанных ещё стен уже стояли несколько свежеоструганных досок. Оба мужчины разгорячённые, жизнерадостные, вспотевшие, в майках, с сильными мускулистыми руками.
— Да неужели? — радостно спросила Валя, открыв дверь. — А что ж в каком лесу произошло?
— Все животные в наших лесах в добром здравии, Валюша — ответил Петька. — Не волнуйся. Это, вот, Вася.
— А что Вася? Ты сам не мог?
Василий посчитал нужным вставить своё слово:
— Понимаешь, Валя, когда всё время сам, настроение не то. И надоедает, и хандра заедает, и смысла не видишь.
— А теперь же какой смысл?
— А теперь на паритетных началах.
Валин взгляд выразил тревожное недоумение:
— На каких таких паритетных?
— Мы вам помогаем довести баню до ума…
— Так… — Валентина ожидала продолжения.
— А вы нам предоставляете возможность иногда попариться.
— Ой, да хоть бы и не помогали, всё равно бы парились! — обрадовалась Валентина. — Главное, чтоб огонь под котлом, наконец, зажёгся! Чтоб от раскалённых булыжников пар… аж шипел!
— Огонь уже, считай, горит, Валя, — ответил Вася, как-то странно глядя на неё.
— И булыжники уже… того… — сказал Петька.
— Чего? — не поняла Валя. — Уже тоже шипят? Пока не слышу. Ох, какими речами заговорили, а! Так Люба, значит, уже в курсе? А где ж она?
— Люба тебя ждёт, Валюш, — сказал Петя. — Сегодня за вами ужин.
— Так он вроде всегда за нами.
— А вот не такой, как всегда.
— Что, с водкой? Не дам. Вы ж не пьёте.
— Нет, Валюш, — снова заговорил Вася. — Водка нам не нужна.
— А что нужно? Может, курочку зарезать? Так её ж пока ощиплешь…
— Курочка нам тоже не нужна, — ответил Петя.
— Тем более, ощипанная, — добавил Вася.
— А что ж вам тогда нужно, чем угодить-то нашим золотым работничкам?
— Нам, Валюша, — сказал Вася, — нужны две красивые женщины за нашим столом. И приятный неторопливый вечер в их компании под тихую манящую музыку.
— Ой… — Валя прямо расцвела лицом. — Да как же красиво! Зачем, вот, действительно, ходить-ездить чёрте куда за какой-то, там, непонятной красотой, когда её можно лепить дома своими собственными руками? Это ж, как пельмени — свои всегда вкуснее!
И был неторопливый вечер, и красивые, подкрасившиеся, принаряженные Валя и Люба (правда, не в новых платьях), и беседа за столом, и тихая манящая музыка, и даже медленный танец, где кавалеры меняли дам.
На другой день снова стук молотков, визжание пилы и скольжение рубанка по доске с выходящей из него длинной тонкой стружкой.
И так повторялось несколько раз. Мария Семёновна, сидя вечером на своём крылечке, иногда посматривала на светящиеся окна дома через дорогу, где на занавесках медленно покачивались тени двух мужских и двух женских фигур, и чему-то улыбалась.
