Коллектив авторов - Русская драматургия ХХ века: хрестоматия
Кузьма. Не могу жить!.. Ххады…
Щоев. Что с тобой?
Кузьма. Нехочу жить, а то ошибусь. хочу остаться шелез-ным.
Щоев. Печальный элемент!
Евсей. Он боится твердость потерять, Игнат Никанорович. Боится в беспочвенный энтузиазм впасть и сползти со своих убеждений в уклон. Он – разумный элемент.
Кузьма. …Боюсь скатиться с установки… Живые – рады энтузиазму и мучаются, а я сомневаюсь и покоен. Никого нету. Ххады. Один товарищ Угланов Михаил Палыч!
Щоев. Он действительно разумный элемент.
Серена (указывая на Кузьму). Кто это, Алеша?
Алеша. Он стал буржуазным угожденцем.
Серена. Ударник?
Алеша. По нас бьет. Мы его нарочно выдумали – для проведения воспитательной работы.
Мюд. Кузя – сволочь. Он оппортунщик.
[Видя, что никто не соглашается ехать в Европу, Стерветсен готов набавить цену. Тогда Щоев предлагает ему в качестве дополнительной платы остаться на два года (до конца пятилетки) в кооперативе, а чтобы он не заскучал – женить его на Евдокии. Алеше в качестве общественной нагрузки он предложил заняться дочкой профессора.]
Алеша. (вскакивая на трибуну). Я поеду к буржуям! Во мне все время бушует идейная душа… (К Стерветсену.) Что вы дадите Эсесеру за нашу надстройку?..
Евсей. Сколько нам заплатите наличными за производство революции?
Серена. Дирижабль, Алеша!
Алеша (счастливый). Дирижабль!!! На нем высоко взойдет пролетариат над всею бедняцкой землей!.. Я согласен сгореть в Европе за такую машину! <…>
Мюд. А я, Алеша? Я с кем останусь? Я умру от оппортунизма.
Алеша. Ничего, Мюд. Я сейчас его ликвидирую. Кузьма! Кузьма (из гущи собрания). Э? Алеша. Хочешь кончиться навеки? Кузьма. Покоя хочу. Мертвые угождают всем.
[На глазах всего собрания Алеша разбирает Кузьму. После всеобщего грустного молчания Щоев распоряжается сдать «железного оппортуниста» в утиль в счет плана заготовок, а затем, мстя Алеше за непокорность и срыв его корыстных планов, приступает к нему с опасными вопросами.]
Щоев. (Алеше). А ты что же – оппортунистов выдумываешь, товарищ дорогой? Массу хочешь испортить?
Алеша. Да я, товарищ Щоев… Я нечаянно… Я хотел героя сделать, а он сломался.
Щоев. Сломался?! Мало ли что ломался! Подавай теперь заявление, что ты осознал свою ошибку. Но заявление свое считай явно недостаточным, а себя признай классовым врагом.
Евсей. Да, да. Ишь ты какой! Герой сломался! Разве герой может сломаться? <…> Заявление подай. Пиши, что чувствуешь немую тоску.
Щоев. Осознайся, полегчает.
Один из пайщиков. Смерть предателю интересов нашей прослойки!
Первая служащая. Ах, это ужас!.. Этот неофициальный музыкант оказался примиренцем, он нашу идеологию упростил!.. Вы понимаете?
Разговор среди собрания.
– Кошмар!.. Я говорил, что интервенция будет..
– Документы! Документы проверьте!.. хватай его за документ!
– Окружите их несокрушимым единством рядов!
– Это формальное заблуждение – он должен отречься от своего безобразия!..
– Дайте ему плюху, кто поближе! <…>
– А-а, давай-давай-давай погорячей!.. Потеха, сукины сыны!
– Теперь, товарищи, нам нужно сплачиваться!
– Следите друг за другом!
– Не доверяй себе никто!
– Считай себя для пользы службы вредителем!
– Карайте сами себя в выходные дни! <…>
Алеша. Отчего я не стал железным! Я был бы верен вам навсегда! <…> Вы правы кругом! А я ничто, меня больше нет на этом организованном свете. <…>
Щоев. Ты выдумывал без руководства, и твои предметы работали наоборот. Где ты раньше был – я б возглавил тебя!
Алеша. Я сознаю себя ошибочником, двурушником, присмиренцем и еще механистом. Но не верьте мне. Может быть, я есть маска классового врага! А вы думаете редко и четко, вы – умнейшие члены! А я полагал про вас что-то скучное. Что вы плететесь в волне самотека, что вы бюрократическое отродье, сволочь, кулаческая агентура. Фашизм. Теперь я вижу, что был оппортунист, и мне делается печально на уме. <…>
Мюд. Зачем ты испугался этой гнусной прослойки? Ведь я осиротею без тебя. Я не подниму одна шарманку и не дойду по такой жаре до социализма!.. Алеша, товарищ Алеша!..
Алеша плачет. Все молчат.
[Неожиданно для всех Мюд вынимает револьвер, подаренный ей Сереной, и направляет его на собрание.]
Мюд. Кончайтесь! Вы социализм будете мучить!.. Лучше я вас замучаю!
Щоев. Сейчас, товарищ женщина. Дай бумажку – я заявление напишу. Что отрекаюсь от ошибок.
Евсей (ничтожным голосом). У нас чернила нету, Игнат Никанорович. Попроси гражданку девушку обождать. Мы ей расписку дадим, что согласны кончаться.
Щоев. Печального хочу. Алеша. Сыграй нам марш.
Мюд. Скорее. У меня рука уморилась.
Щоев. Евсей, поддержи руку гражданке.
Евсей бросается к Мюд. Мюд стреляет в него. Евсей падает и лежит неподвижно. Мюд направляет револьвер на Щоева. Собрание инстинктивно делает шаг в сторону Мюд.
Мюд. Спокойно. У нас некогда могилы рыть!..
Собрание замирает.
Щоев. От лица пайщиков выражаю благодарность товарищу женщине за смерть этого (указывает на Евсея) тайного гада.
Мюд(Щоеву). Я тебе слова не давала.
Щоев. Извиняюсь. Но разрешите мне тогда попечалиться. Алеша, отпусти мне, пожалуйста, что-нибудь из музыкального напева! <…>
Евсей(лежа). Чтой-то, Игнат Никанорыч, я не кончусь никак.
Щоев. А ты, Евсей, помаленьку. Ты не спеши – как-нибудь управишься. Тебе что: помирать неохота?
Евсей. Да ведь раз я гад, то приходится, Игнат Никанорыч. Глядите только – не скучайте без меня.
[Алеша запевает любимую песню Мюд («По трудной веселой дороге / Идем мы, босые, пешком»). Но Мюд протестует, считая, что Алеша предал их дело и их песню. Трусливый Евсей просит Мюд взять его в товарищи, обещая стать ударником и энтузиастом. В это время входит агент из соседнего совхоза. Он просит помощи у артельщиков: загнать разлетевшуюся птицу и вырвавшуюся из загонов рыбу назад, в свой совхоз. Евсей немедленно предлагает ему свою помощь. Мюд позволяет ему уйти. Затем она с трудом взваливает на спину шарманку и уходит.]
Стерветсен. Граждане района, я поражен наличием вашего духа!.. Я высоко оценил вашу прохожую девушку Мюд! <…> Слушайте меня, маленькая госпожа. Разрешите приобрести вас для Европы. Надстройка – это вы! (Мюд смеется.) Но я вас прошу. Вы ум и сердце всех районов нашей земли. В вас влюбится Запад.
Мюд (серьезно). Нет. Мне любовь не нужна. Я сама люблю.
Стерветсен. Разрешите узнать – кто у вас на груди?
Мюд. Товарищ Сталин.
Собрание (почтихором). Приветствуем.
Стерветсен. Но вашему государству необходимы дирижабли, а мы можем подарить целую эскадру воздушных кораблей.
Опорных. Бери, девка.
Мюд. Не хочется что-то. Мы пока пешком будем жить.
[После ухода Мюд разгневанный Стерветсен обвиняет всех в обмане. Он швыряет в лицо артельщикам их циркуляры и вместе с Сереной сдирает с присутствующих свои вещи. Пока они раздевают Щоева, тот равнодушно читает одну из бумаг, выброшенную Стерветсеном.]
Щоев. Остановитесь граждане, нас, оказывается, уже нету. <…> (Читает.) «…Ваша Песчано-Овражная коопсистема с сего апреля месяца обращается к ликвидации. Заброска промтоваров, равно и хлебофуража, прекращается. Основание: означенный населенный пункт сносится, ради промышленной эксплуатации подпочвы, в которой содержится газовый угар…» (К собранию.) Не понимаю. Как же мы были, когда нас давно нет?!
Клокотов. Так ведь мы утром, стало быть, дышали, Игнат Никанорович! Как же тут поймешь: сознательно ты существуешь или от угара?!
Щоев (задумчиво). Газовый угар!.. Вот она, объективная причина несознательности районного населения.
Головалов. А что ж теперь нам-то делать, Игнат Никанорович? Ведь объективных причин, люди говорят, нету, а есть одни субъекты.
Щоев. Объектов нету, говоришь?.. Тогда организуй самобичевание, раз ты субъект. <…>
[В это время на улице раздается стук топоров, и задняя часть учреждения падает. Появляются двое рабочих, которые упрекают собрание («А нам говорили, что тут давно чистое место и никого нету… Вы нам весь путь загородили»). Где-то вдалеке торжественно звучит шарманка. Торжественная музыка.]
Мюд (поет вдалеке).
В страну далекую Собрались пешеходы, Ушли от родины В безвестную свободу. Чужие всем – Товарищи лишь ветру… В груди их сердце Бьется без ответа.
<…> Стерветсен и Серена одиноко стоят средиликвидированного, поверженного учреждения.
Серена. Папа, что все это такое?
Стерветсен. Это надстройка души. Серена, над плачущей Европой.
1930
Н.Ф. Погодин (1900–1962)
Родился Н. Ф. Погодин[19] в крестьянской семье. С 14 лет вынужден был зарабатывать себе на жизнь. Первые публикации относятся к 1920 году. В качестве корреспондента сначала газеты «Трудовой Дон», затем «Правда» и др. пишет очерки о героях-современниках, которые потом перешли и в его пьесы. Образ коллективного героя представлен в пьесе «Темп» (1929) о строительстве Сталинградского Тракторного завода. Публицистическое начало его пьес было отмечено современными критиками. Его пьесы стали называть «сценическими очерками» и соотносили их с его же газетными материалами на ту же тему. «Поэма о топоре» (1930) показывает борьбу за выработку нержавеющей и кислотоупорной стали на Златоустовском заводе. Композиционная структура пьес напоминала газетную полосу, самостоятельные короткие эпизоды связаны единой целью. Сам драматург расценивал это свойство сценического очеркизма как синоним правды в искусстве.
