Станислав Виткевич - Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы
М и н н а, у р о ж д е н н а я г р а ф и н я д е Б а р н х е л ь м — истеричная и банальная девица, не лишенная, однако, известного обаяния, отличающего старые, обедневшие фамилии. В дорожном костюме.
Т р о е П а с с а ж и р о в I I I к л а с с а — с виду сущие негодяи. Один из них вор, в наручниках. Выдает себя за машиниста.
Д в о е Ж а н д а р м о в — конвоиры закованных в наручники негодяев. Униформа вымышленная.
К о м п а н ь о н к а М и н н ы, д е в и ц а М и р а К а п у с т и н с к а я — 45 лет. Толстуха в очках.
Н а ч а л ь н и к п о е з д а — в австрийском мундире с оранжевой выпушкой. В кивере.
Д о к т о р М а р ц е л и й В а с ь н и ц к и й — молодой брюнет с острой бороденкой. В белом халате. Свое дело знает.
Б р а т М и р ы, В а л е р и й К а п у с т и н с к и й — блондин, 30 лет. Банковский чиновник и тайный формист в искусстве.
П у т е в о й о б х о д ч и к Я н Г у г о н ь — рыжая борода. Красно-зеленый фонарь.
Е г о ж е н а, к р а с а в и ц а Я н и н а Г у г о н ь — блондинка. Деревенская ворожея.
Т о л п а п а с с а ж и р о в. Говорят все громко и очень отчетливо.
Действие первое
Сцена представляет хвостовую часть локомотива и переднюю часть тендера. Их стык приходится чуть правее середины сцены. Локомотив может быть гигантским, еще неизвестного типа. Направление движения — направо. Кроме движения в левую или правую сторону сцены, будут различаться правая и левая стороны самой машины, соответственно её движению. Регулятор, разумеется, справа. Кабина ярко освещена двумя фонарями. Можно рассмотреть рычаги, трубы и переключатели аппаратуры управления, поблескивающей в свете фонарей. Топка открыта, из нее бьет свет, вырываются красные языки пламени. Локомотив должен быть сконструирован так, чтобы свободное пространство между углем в тендере и котлом было довольно велико (размером со среднюю комнату), а крыша локомотива не закрывала обзор тем, кто смотрит с галерки. Время от времени впереди из клапанов вырываются клубы пара и заволакивают всё. Станционная платформа должна иметь в высоту примерно полметра, кроме того, по обеим ее сторонам — барьер, отделяющий машину от остальной части сцены. Надо, чтобы люди, стоящие на земле возле локомотива, были видны до пояса. Декорации на заднике выполняются при помощи кинематографического аппарата, проецирующего картины на экран; аппарат расположен за локомотивом. Поначалу фон в глубине неподвижен и изображает вокзал. В момент, когда поезд трогается, картина начинает смещаться влево (вид из поезда на ходу). Одни и те же кадры могут в известных пределах повторяться. Итак: сначала вид вокзала со стороны перрона. На горизонте догорает вечерняя заря; слева виднеется паровозное депо, силуэты локомотивов, мерцают световые сигналы. Семафоры с красными и зелеными огнями и поднятыми крыльями.
Действие начинается за станционными строениями, в пустой части перрона. Дальше, за семафором, виден освещенный город, огни которого соперничают с закатом. На этом фоне вырисовываются силуэты домов с огоньками, башен, небо- и туческребов и т. д. Топка котла открыта. Пламя бушует. К о ч е г а р В о й т а ш е к набивает топку здоровенными кусками угля, насвистывая «Идеальное танго». Покой недолог — слева приближается Ю л и я. Одета она элегантно, но абсолютно безвкусно. В руке корзинка. Все время, пока поезд стоит, слышны обычные вокзальные шумы: свистки паровозов, стук сталкивающихся вагонов, звонки, гомон людской толпы.
Ю л и я. Николай, я тут тебе еды кой-какой собрала. Ей-богу, нынче ночью ты просто лопнешь. Здесь твои любимые пирожки со сливами и бутылка шартреза.
Н и к о л а й (бросив лопату, закрывает топку; машина начинает пыхтеть). Спасибо, Юлечка. (Спускается, берет корзинку, опять поднимается, оставляет корзинку на тендере и спускается снова. Все это проделывает с обезьяньей ловкостью.)
Ю л и я (тем временем). А где же господин Тенгер?
Н и к о л а й. Пошел с женой в буфет выпить кружку пива. Но ты ведь сюда не ради него пришла.
Ю л и я. А может, как раз ради него. Откуда тебе знать, дурачок, вон, ты весь чумазый от угля!
Н и к о л а й (уже спустился). Только не позволяй себе лишнего, а то ведь если меня разозлить...
Слева не спеша приближается Т е н г е р с ж е н о й, одетой скромно, но с большим вкусом. Жена несет корзинку.
Ю л и я. Делай что хочешь. Я тебя не держу. Это ты каждый день грозишься меня убить.
Н и к о л а й. Ох... если б я мог тебе всё рассказать, тогда всё было бы иначе!
Ю л и я. Так расскажи! Я не боюсь.
Н и к о л а й (яростно, вполголоса). Тихо, Тенгеры идут.
Т е н г е р. Сколько атмосфер, Николай?
Н и к о л а й. Шесть с половиной, господин Тенгер.
Т е н г е р. Подкиньте еще.
Николай взбирается на локомотив, подкидывает; пламя бушует.
Сдается мне, пару сегодня потребуется немало — как для шести компаундов. У этой бестии жуткая скорость, когда она разгонится, но совершенно нет силы тяги. А тут еще sleeping-car[55] прицепили. (Другим тоном.) Как хороша нынче госпожа Юлия — просто маленький дьяволенок! Не то дьяволенок, не то блондинка, настоящая дьяблондинка. Ох... все было бы иначе, если б не эта моя машина! Она меня держит в узде. А то бы я взорвался как граната.
Зофья дергает его за рукав.
Да оставь ты меня в покое...
Ю л и я. Уж вы, господин Тенгер, всегда такое скажете...
З о ф ь я. Да он вечно куражится. Но в сущности, безобиден, как муфлон. Не выношу подобной мягкотелости в мужчинах.
Ю л и я. Вы, наверно, шутите.
З о ф ь я. Отнюдь. Вчера я ему изменила с младшим кондуктором Северного экспресса. А он и бровью не повел.
Ю л и я. Кто? Ваш муж? Или младший кондуктор?
Николай, с грохотом захлопнув топку, высовывается из кабины.
Т е н г е р. Глупые шутки! Не слушайте их, Николай.
Н и к о л а й (злобно). Вы мне портите невесту, мадам Зофья. Я же просил не рассказывать ей таких историй.
Ю л и я. Ну и дурак же ты, Николай. Я и так давно испорчена! Уж в чем-в чем, а в этом опыта мне не занимать.
Н и к о л а й (намереваясь спуститься с машины). Молчи, трясогузка проклятая, или я тебя...
Его слова прерывает рожок — слева появляется начальник поезда.
Т е н г е р. В путь! (Целует жену и, издав дикий вопль, наподобие кошачьего мяуканья, вскакивает на локомотив.)
Женщины убегают налево. Николай высовывается наружу.
Включить инжектор! Живей! Семерка на шкале — это...
Вой гудка, приведенного Тенгером в действие, заглушает его слова. Он жмет на регулятор. Из клапанов цилиндра вырывается пар и застилает все. Когда пар рассеивается, декорации уже бегут налево. Слышно громыхание поезда и все более частое пыхтенье паровоза. Исчезают огни вокзала. Проплывают мимо предместья и окрестности города, озаренные луной. Пауза.
Н и к о л а й (глядя на манометр). Семь атмосфер. Похоже, вентиль перегружен.
Т е н г е р (у регулятора). А теперь — сбросим маски! Мы снова на нашем необитаемом острове: Робинзон и Пятница. Сыграем в Робинзона, как когда-то в детстве.
В этот момент еще виден блеск городских огней, потом мимо плывут поля, леса, долины и деревни.
Н и к о л а й. Господин Тенгер, так дальше продолжаться не может! Мы должны поговорить начистоту — раз и навсегда. Опуская другие, более существенные вопросы: скажите, вы что, влюблены в мою невесту?
Т е н г е р (сильней нажав на регулятор). Дорогой Николай, сперва подкиньте уголька, потом поговорим.
Н и к о л а й. Господин Тенгер — трубы!!!
Т е н г е р. А мне что за дело до труб?
Николай подкидывает, пламя бушует.
Вот видите: если захочу, я могу быть простым машинистом, да и вы, как я полагаю, тоже можете быть обыкновенным кочегаром. И к а к з н а т ь — б ы т ь м о ж е т, в а м э т о у д а е т с я л е г ч е, ч е м м н е.
Движения Тенгера при переключении регулятора утрированны, это бросается в глаза. Локомотив между тем дышит все чаще.
Н и к о л а й. Это еще надо доказать. (Закрывает топку.)
Т е н г е р. То, что вы говорите, интересно, но пока речь не о том. С тех пор как мы на этой машине, все идет неплохо. Отвлечемся от вокзальных проблем, их легко разрешить — мы находимся здесь, на этой стальной бестии и полностью изолированы от внешнего мира. Мчимся в пространстве, осознавая это. Для машиниста, как сказал Ленар, относительности движения не существует. Уж он-то знает, что движется вовсе не пейзаж за окном, поскольку топливо и смазку потребляет не пейзаж. Даже существование блохи противоречит всем законам физики. Потому-то физическая точка зрения на проблему относительности никогда не может быть адекватна реальности!
