Энн Ветемаа - О головах
ЮНОША. Мы против любого облучения!
ДЕВУШКА. «Нет» всяческим облучениям! В опасности разум наших детей — наше самое большое богатство!
АБРАХАМ. У вас уже и детишки? (Петухообразная птица издает какой-то несуразный звук, отличающийся от предыдущих.) Кроме облучения, есть, конечно, и другие методы. Нарушение природного равновесия химикалиями. Даже самым обычным загрязнением можно сделать многое. И человечество уже пробует это. Бессознательно, разумеется.
ЮНОША. Выходит, вы за загрязнение природы?
АБРАХАМ (чрезвычайно спокойно). Нет. Я ученый. Я просто размышляю о том, что делает человек.
ДЕВУШКА (словно декламируя). В наших костях откладывается ртуть и стронций. Мир утопает в отбросах, все больше рождается уродов. Скоро наш чудесный земной шар станет пустынным заплесневелым мячиком в зияющей бездонности космоса. Все вымрет.
АБРАХАМ. Не верю, что все… Даже в эпоху оледенения вымерла лишь большая часть видов.
ЮНОША. Вы ждете новой эпохи оледенения? Хотите снова захлебнуться в ядах и задохнуться в зловонии?
АБРАХАМ (рассуждая вслух). Оледенение принесло и пользу. Мы с вами многим обязаны ему — оно-то и помогло нас одолеть. От холода погибли деревья — пришлось слезть на землю и стать человеком…
ЮНОША. Ну и софистика! Так рассуждая, можно прийти черт знает к чему. (Стучат. На пороге слуга ФЕРДИНАНД.)
ФЕРДИНАНД. Некий молодой человек с венком требует, чтобы его впустили.
АБРАХАМ. Скажи ему, что сегодня не могу. А венок пусть оставит в прихожей.
ФЕРДИНАНД. Что-то мне его лицо знакомо… Он у нас и раньше бывал. Никак, к хозяйской дочке лип…
АБРАХАМ. Лип?
ФЕРДИНАНД. Ну, ухаживал…
АБРАХАМ. Пусть липнет и дальше… Скажи ему, что я беседую с занятными юными консерваторами, которые пришли ко мне в первый раз. (Фердинанд кланяется и уходит.)
ДЕВУШКА. Консерваторами? Мы же за прогресс, мы изо всех сил боремся за прогресс.
ЮНОША. Раньше вы подозревали в нас верующих, теперь обзываете беззастенчиво консерваторами!
АБРАХАМ (поспешно). Простите, я человек старого поколения, не знаю всех этих модных словечек. Как зовутся эти средневековые телячьи нежности?
ЮНОША. Средневековые?!
АБРАХАМ. Ну, да. Ведь и тогда не доверяли медицинским экспериментам. Запрещалось даже трупы вскрывать.
ЮНОША. Мы за разумную медицину.
АБРАХАМ. Выходит, вы умеренники.
ДЕВУШКА (недовольно). Умеренники те, кто выпивает умеренно.
АБРАХАМ. Прошу прощения!
За окном раздается «Гимн во славу науки» в ритме марша. Его распевают весьма неотесанные голоса, песня должна звучать комично в своей патетике и поэтому немного зловеще, как любое проявление фанатизма.
ГИМН ВО СЛАВУ НАУКИ[14]Неуемная сила науки
всеизменит на белом свете,
будут счастливы наши дети,
а тем более — наши внуки.
Мы из колбы добудем солнце,
новый строй — из большой реторты.
Изготовят ученых орды
море плазмы, белок и стронций.
Неуемная сила науки
все изменит на белом свете,
будут счастливы наши дети.
а тем более — наши внуки.
АБРАХАМ (страдальчески). Опять они! Это так действует моим животным на нервы!
ДЕВУШКА. Кто это?
АБРАХАМ. Какой-то хор ветеранов науки, но там нет ни одного настоящего ученого! Время от времени они собираются под моими окнами, чтобы выразить свое восхищение. Если бы они только знали, как плохо действует эта жуткая песня на пищеварение моих водяных собачек…
ДЕВУШКА (про себя). Противная песня, какая-то зловещая.
АБРАХАМ (доверительно). Вот так я, молодые люди, нахожусь между двух огней. Одни угрожают, другие воспевают. Кто я? Инструмент науки, средство познания материи, если выразиться более изысканно. Лишенное желаний, претензий. Порой я думаю, что меня самого не существует, я всего лишь щупальце, которым материя осязает свое лицо… (С теплотой.) Скажи, доченька, что тебе в моих опытах претит больше всего? Может, ты просто трусишь? Просто боишься вскрытий и этих отрезанных голов?.. Голов не стоит бояться — это тонкое виртуозное творение природы, оно достойно только восхищения. (Замечает Берту, которая появилась в дверях.) Берта, у нас найдется свободная голова? Загляни в морозильник… Я хотел бы показать этим молодым людям, что… (Испуг молодых людей.)
БЕРТА (с неожиданной резкостью). Не принесу! Ни за что не принесу! (Молодым людям.) Сто раз ему говорила, чтобы в эту комнату никаких голов не приносил! Таковы эти мужчины — попробуй-ка создать им уютный дом. Сами и пальцем не пошевельнут для этого. Помнишь, как тетя Агнес однажды села на голову? (За окном снова раздается пение.) Пойду прогоню их.
АБРАХАМ. Ступай. (Берта выходит, тут же в дверях появляется РОБЕРТ — молодой человек лет 25. Он в джинсах и сером шерстяном свитере. В руках у Роберта огромный венок. Он держится крайне непринужденно, вначале он может произвести даже впечатление ветрогона.) Это ты, Роберт? Что за фокусы? Что ты там с Фердинандом пререкался? Сказал бы прямо — идешь к Марии.
РОБЕРТ. Сегодня я пришел не к Марии, а к тебе с официальным визитом.
АБРАХАМ. Что это за венок у тебя?
РОБЕРТ. Не узнаешь?.. Погоди, дойдем и до венка.
АБРАХАМ. Говоришь, с официальным визитом? (Становится серьезным.) Да, но прежде я должен тебя отчитать. Я-то думал, что вы просто проповедуете с моей дочерью всякие модные молодежные штучки — «назад к природе», «свободная любовь» и тому подобное. Теперь же у меня есть данные, что вы не только занимаетесь сексуальными вопросами, — ты, оказывается, ухаживаешь за нею! Вот этого я уже не могу позволить!
РОБЕРТ (усмехаясь). Хорошо, хорошо, об этом после. Дорогой Абрахам, я пришел сообщить, что подаю на тебя в суд. Это будет красивый процесс, дорогой тесть!
АБРАХАМ (со злостью). Никакой я тебе не тесть, судись себе на здоровье!
РОБЕРТ. Честно говоря, мне немного неприятно возбуждать дело против тебя, как отца Марии.
АБРАХАМ. Немного неприятно? И только?
РОБЕРТ. Да. Честное слово, как-то не по себе, но ничего не поделаешь. Прежде всего потому, что среди современных биологов ты один из наиболее известных.
АБРАХАМ (слегка оскорблен). Один из наиболее известных.
РОБЕРТ (не заметив). Безусловно. Разве нет? И во-вторых, именно против тебя у меня есть мощные материалы. Начнем с того, что вместо моей матери в тюрьме должен был сидеть ты. Вот поэтому я и убрал венок.
АБРАХАМ. Роберт, это никуда не годится. Я, в конце концов…
РОБЕРТ. Не перебивай, дай договорить. От моей матери Мирабилии мы пойдем дальше, а там вырастают все новые и новые обвинения. Я могу обвинить тебя в сорока семи крупных правонарушениях. Сорока семи! (Доверительно-дружески.) Восемь из них равноценны преступлению!
ДЕВУШКА (горячо). Мы присоединяемся к вашим обвинениям!
РОБЕРТ (удивленно). Вы? С какой стати? (Абрахаму.) Кто это?
ЮНОША. Мы активисты молодежной секции «Общества охраны святости жизни». Мы не знаем ваших обвинений, но предполагаем, что в них есть рациональное зерно.
РОБЕРТ (устало). А, армия спасения! Чушь…
ЮНОША. Выбирайте слова!
ДЕВУШКА. Да, да, выбирайте слова!
РОБЕРТ. Дорогие ребята! Дела, которыми занимаются в этом доме, слишком серьезны для вас. Вы ругайтесь с мальчишками, которые дергают кошек за хвост или строгают из живого дерева рогатки.
АБРАХАМ. Ты и впрямь выбирай слова. Эти милые молодые люди прекрасно изложили свои обвинения.
ЮНОША. Суды, законы, тюрьмы, мантии, решетки — насчет этих исторических атавизмов и наша секция имеет свое мнение.
РОБЕРТ. Обвинения, мнения — все это пустые слова. Такого стойкого старика этим не возьмешь! Тут нужна серебряная пуля.
ДЕВУШКА. Добрым словом можно многого добиться! Нечего смеяться! Почему вы думаете, что от наших слов в нем ничего не дрогнуло?
АБРАХАМ. Вполне возможно, что дрогнуло… Притом несколько раз.
