Владимир Пистоленко - Раннее утро
О б р у ч е в. Я не обманываю Надю. Или ты считаешь, что у меня совести и чести нет?
С е м е н. Одним словом — было бы сказано. И не дай тебе бог…
О б р у ч е в. Да за кого же ты меня принимаешь?
С е м е н. Ни за кого не принимаю и говорю просто.
О б р у ч е в. А почему именно сейчас заговорил об этом?
С е м е н. Давно собирался, а тут, пожалуй, ехать придется, не знаю, когда опять увидимся?
О б р у ч е в. Ты ехать собираешься? Куда?
С е м е н. В станицу Озерную, насчет сена. Только не знаю, пошлют ли. (В дверь.) Надя! Можно!
Входит Н а д я.
Н а д я. Насекретничались?
О б р у ч е в. С избытком.
К о б з и н (появляясь в дверях). Маликов, зайди.
Семен уходит за Кобзиным.
Н а д я. Значит, посылают.
О б р у ч е в. А он сомневался. Хороший парень.
Н а д я. Очень.
О б р у ч е в. Любит тебя.
Н а д я. Знаю. У меня сейчас так неспокойно на душе… Правда, Семен смелый и ловкий… Скажи, если бы сейчас не его, а тебя послали в Соляной городок, пошел бы?
О б р у ч е в. А разве он в Соляной?
Н а д я. Да.
О б р у ч е в. А как же не идти? Конечно, пошел бы!
Н а д я. Я тоже. И за себя, и за тебя.
О б р у ч е в. Нет, Надя, я сам за себя. А знаешь что? (Обнимает.) Давай просить комиссара, чтоб в следующий раз послал нас вдвоем.
Н а д я. С тобой… я ничего не боюсь. Куда угодно. На край света.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯДвор Стрюкова. Слева — ворота, справа — дом. Из-за каменного забора виден одноэтажный город; церковь, чуть подальше — мечеть. Голые карагачи и ветлы. Над крыльцом красный флаг. У ворот, где висит полевой телефон, дежурит О б р у ч е в. С опаской оглядываясь, Обручев подходит к дому и закладывает в душник в фундаменте заряд взрывчатки и фитиль, затем снова закрывает душник, торопливо уходит к воротам. Энергичной походкой во двор входит К о б з и н.
К о б з и н. Шестаков, ты дежуришь?
О б р у ч е в. Я, Петр Алексеевич.
К о б з и н. Вот что, Сергей, будет народ идти — пускай. Всех.
Во двор входит ж е н щ и н а с р е б е н к о м.
О б р у ч е в. Вам кого?
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Мне бы комиссара…
О б р у ч е в. Вот он. К вам, Петр Алексеевич.
К о б з и н. Слушаю, гражданка.
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Муж у вас в Красной гвардии состоял. Деповской. Кузнецом был… Осколком поранило, третьего дня схоронили.
К о б з и н. Как фамилия?
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Васильев.
К о б з и н. Так вы — жена Федора Петровича?
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Да. (Заплакала.) Я не пришла бы, а нужда.
К о б з и н. Правильно сделали, что пришли.
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Пока жив был Федя, кое-как перебивались. Теперь хоть ложись да помирай. Себя не жалко, а вот детишки. Старшенький лежит, весь высох, а этот — тоже мощи одни.
К о б з и н. Да, детишки. Где живете?
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. На Барачной, дом сорок.
К о б з и н (записывает в блокнот). У нас сейчас ничего нет. Ни-че-го! Но как будет — пришлем. Тут же. Обязательно пришлем. Может, даже сегодня. И вот что, зайдите сейчас в нашу столовку, знаете где? Дадут солдатский паек. И каждый день ходите. Я позвоню. Правда, паек — счет один, от него ни сыт ни голоден. Ну, а все же.
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Спасибочко. Больше не от кого ждать помощи. До свиданья. (Уходит.)
К о б з и н. Детишки сохнут, а помочь нечем!.. Ох, дела! На белый свет смотреть тошно. Каким зверем нужно быть, чтоб вывезти из города все продукты, обречь людей на голодную смерть. Сволочи. (Звонит по телефону.) Столовку мне… Кобзин. Кто это? На обед хлеб есть? По четвертушке в день? А приварок? Кипяток. Сейчас зайдет жена убитого красногвардейца Васильева, включите в список на питание. Да. Троих. (Вешает трубку.)
Входит А л и б а е в.
А л и б а е в. Комиссар Кобзин, новость знаешь? Весной немного пахнет.
К о б з и н. К тому идет.
А л и б а е в. Скажи, пожалуйста, почему в монастыре сегодня так торжественно в колокола бьют? И все время поют. Слышишь? Чему радуются?
К о б з и н. Видать, у них свои радости.
А л и б а е в. Садись вот здесь на крылечке, в дом не хочется.
Садятся.
Я сейчас дочь Стрюкова встретил. Она, конечно, к тебе идет.
К о б з и н. Делать здесь нечего.
А л и б а е в. Вот увидишь, придет. Дело у нее большое. Ты только послушай. Мои джигиты перехватили письмо от полковника Рубасова Стрюковой. Ждут ее в Соляном городке.
К о б з и н. Ждут?
А л и б а е в. Должна организовать батальон смерти.
К о б з и н. Где письмо?
А л и б а е в. Осторожно заклеили и отдали по назначению. Скажи, Маликов не вернулся?
К о б з и н. Никаких вестей.
А л и б а е в. Ну, человек он опытный.
К о б з и н. Не знаю. Хочу думать, что все благополучно…
Голос из двери: «Товарищ Кобзин, вас к телефону».
Кобзин и Алибаев уходят в дом. Во двор входит И р и н а.
И р и н а. Мне нужно повидать комиссара Кобзина… Поручик!
О б р у ч е в. Ирина Ивановна… Мы незнакомы…
И р и н а. Простите. Где он?
О б р у ч е в. Там.
На крыльце появляются К о б з и н и А л и б а е в.
И р и н а. Я к вам, комиссар.
К о б з и н. Видимо, наконец решили вернуться домой? Правильно. Давно пора. Монастырь не дом.
И р и н а. Дом перестает быть домом, если в нем хозяйничают чужие.
А л и б а е в. Извините, мы здесь не чужие.
И р и н а. Значит, я чужая. В общем, я решила уехать и пришла просить пропуск.
К о б з и н. Куда уехать и зачем?
И р и н а. Не знаю. Лишь бы отсюда.
К о б з и н. А точнее можно?
И р и н а. Дальнейшее покажет.
К о б з и н. Вы хотите пробраться в Соляной городок, чтоб организовать там батальон смерти? Нам это известно. Документы с собой?
И р и н а. Нет.
К о б з и н. Прикажете сделать обыск?
И р и н а. Вот документы.
К о б з и н. Так, так. Пропуска вы не получите. Прошу пройти в комнату и написать подписку о невыезде и о том, что не будете оказывать нам сопротивления.
И р и н а. А если я откажусь?
К о б з и н. Арестуем. Сейчас же.
А л и б а е в. А если вас поймают за городом без пропуска, расстреляют без суда. На месте.
Ирина входит в дом.
Ее надо арестовать.
К о б з и н. Никогда не поздно. Самим жрать нечего.
Во двор входит Б а л а х н и н.
Б а л а х н и н. Мне к комиссару Кобзину.
О б р у ч е в. Пройдите, вон комиссар.
Б а л а х н и н. Можно?
К о б з и н. Да, да.
Б а л а х н и н. Балахнин, член местного комитета РСДРП меньшевиков. Вы — Кобзин?
К о б з и н. Да.
Б а л а х н и н. А это?
К о б з и н. Комиссар степного края Алибаев. Садитесь. Слушаем.
Б а л а х н и н. Товарищи, в городе нетерпимое положение. Трудно представить себе бедствия, которые обрушились на головы горожан: света нет, воды нет, нет хлеба, в городе голод…
К о б з и н. Мы это знаем. Дальше.
Б а л а х н и н. Больше продолжаться так не может. Никто не имеет права обрекать народ на страдания. Казачьи снаряды падают на жилые кварталы, погибают ни в чем не повинные женщины, дети.
К о б з и н. Что вы предлагаете?
Б а л а х н и н. Наши предложения вытекают из объективной действительности. Народ страдает. И мы все виноваты в этом… Да, да!
К о б з и н. Кто это «мы»?
Б а л а х н и н. Вы — большевики и частично мы.
К о б з и н. Положим, мы день-ночь в боях. Ну, а вас с какой стороны пристегнуть?
Б а л а х н и н. Мы молчаливо потворствовали вам. И в этом наша вина.
А л и б а е в. Заберись, пожалуйста, на мечеть вместо муэдзина и кричи во весь голос: долой большевиков!
Б а л а х н и н. Если так и дальше пойдет, очевидно, мы вынуждены будем принять такое решение.
К о б з и н. Вы не грозите и не шумите… Скажите попросту, что предлагает ваш комитет?
Б а л а х н и н. От имени народа…
А л и б а е в. Нет у тебя никакого народа. Хочешь, мы посоветуем народу, и он на первом телеграфном столбе тебя повесит.
Б а л а х н и н. Я принимаю это как выпад!.. Народ — масса. А она часто не сразу понимает, за кем нужно идти… Вопрос решает история.
К о б з и н. Ну, знаете, здесь по митинг… Еще раз спрашиваю вас: что предлагает ваш комитет?
