Станислав Виткевич - Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы
Г и р к а н I V (Бездеке). Позволь, кто эта девочка? (Указывает на Эллу.) Очередная любовница или невеста, о которой я уже слышал?
Б е з д е к а (перестает писать, стоит в нерешительности). Невеста.
Г и р к а н I V (Элле). О — в таком случае разрешите представиться: Гиркан IV, король искусственного королевства Гиркании. Будьте любезны не командовать моим другом — со мной шутки плохи.
С т а т у я. Отлично сказано, Гиркан.
Г и р к а н I V. Твои советы, Алиса, мне тоже ни к чему. С тобой я разберусь, когда придет время. Если абстрагироваться от моего королевства, — а только в нем есть нечто необыкновенное — ситуация самая что ни на есть банальная. Друг решил освободить друга от женщин, от обычных баб, кокетонов и бабонов, обложивших его со всех сторон.
Б е з д е к а. Чего ради? Разве твое королевство — всего лишь не замаскированное безумие, мой дорогой?
Г и р к а н I V. Сейчас узнаешь. Оставаясь на свободе, ты уже страдаешь тюремным психозом. Псевдоинтеллектуальный эротизм, осложненный метаниями между извращенностью и классицизмом в искусстве. Прежде всего к дьяволу искусство! Искусства нет.
Ю л и й I I. О, прошу прощения, сир. Я не позволю сделать из мастера Павла пешку в руках вашего королевского величества. Он должен погибнуть как творец.
Э л л а. И я про то же...
Г и р к а н I V (не обращая внимания на ее слова, папе). Он вовсе не должен погибнуть. Все это болтовня коварных девок, вынюхивающих падаль, да затеи растленных меценатов. Павел не погибнет, он заново создаст себя — совершенно иного. Вы себе и представить не можете, какие условия в моем королевстве. Это единственный оазис в целом мире.
Ю л и й I I. Мир отнюдь не ограничен нашей планетой...
Г и р к а н I V. Святой отец, у меня нет времени разгадывать посмертные тайны вашего святейшества. Я реальный человек, точнее — реальный сверхчеловек. Я созидаю действительность, воплощая гирканические стремления.
С т а т у я. Таких стремлений не бывает.
Ю л и й I I (Статуе, учтиво). Именно это я и хотел сказать. (Гиркану.) Такого слова нет, это бессмысленный, пустой звук.
Г и р к а н I V. Если дать ему определение, пустой звук превратится в понятие и с этой минуты будет вечно существовать в мире идей.
Ю л и й I I. Но только впредь, а не в прошлом, сир.
Г и р к а н I V. В этом-то все и дело. Ничто, оставшееся в прошлом, меня не волнует. Я предопределяю ход событий, жизнь тоже идет только вперед, а не назад.
Б е з д е к а. Знаешь, Гиркан, ты становишься мне интересен.
Г и р к а н I V. Вникни — все это чудесные вещи. Как только ты познаешь всё, ты сойдешь с ума от наслаждения, от чувства собственного могущества. (Папе римскому.) Так вот: гирканическим стремлением я называю стремление к абсолюту в жизни. Только веря в абсолют и его достижимость, мы можем создать в жизни нечто.
Ю л и й I I. Кому и зачем это нужно? Что из этого следует?
Г и р к а н I V. Это старческий скепсис, точнее — старческий маразм. Ах, да, я и забыл — ведь вашему святейшеству уже лет шестьсот. Из этого следует, что всю жизнь на этом проклятом шарике мы проживем на пределе того, что возможно, а не погрязнем в вечных компромиссах с нарастающей силой общественного сцепления и организации. Кое-кто считает меня анархистом. Мне плевать на их гнилые мыслишки. Я создаю сверхлюдей. Двоих-троих — этого достаточно. Остальное — дрянь, сыр для червей. Our society is as rotten as a cheese[49]. Кто это сказал, что наше общество прогнило как сыр?
Ю л и й I I. Не важно, сир. Я прибыл сюда на конференцию но спасению искусства от упадка. По борьбе с так называемым пюрблагизмом. Пора наконец доказать, что Чистый Вздор невозможен. Даже Бог хоть он и всемогущ, не сумел бы тут быть последовательным до конца.
Г и р к а н I V. Блеф. Направляясь сюда, я обдумал проблему Искусства. Искусство кончилось, ничто его не воскресит. Наша конференция не имеет смысла.
Ю л и й I I. Но, сир, ваше королевское величество, как я вижу, являетесь последователем Ницше, по крайней мере в социальных вопросах. А Ницше признавал искусство самым существенным стимулятором могущества личности.
Г и р к а н I V (грозно). Что? Я — последователь Ницше? Прошу меня не оскорблять. Это был житейский философ для болванов, готовых дурманить себя чем попало. Я не признаю никаких наркотиков, в том числе и искусства. Мои идеи возникли совершенно независимо. Лишь теперь, создав свое государство, я прочитал этот вздор. Довольно. Разговор окончен.
Ю л и й I I. Хорошо, только еще одно: не является ли такая постановка вопроса, если понять ее цель, Чистым Прагматизмом? Можно верить в абсолют в жизни или нет, но ведь программно верить — только для того, чтобы прожить на пределе, как выразилось ваше королевское величество, жалкую жизнь на этом шарике — также твое выражение, сын мой, — значит противоречить самому себе, значит обесценивать эти самые гирканические, — да, г и р к а н и ч е с к и е стремления! Ха-ха!
Г и р к а н I V. Это чистая диалектика. Возможно, в Небесах она чего-то стоит. Но я — творец дей-стви-тель-нос-ти. Понимаешь, святой отец? И довольно — прошу не выводить меня из равновесия.
Ю л и й I I. Сир, умоляю, только один вопрос.
Г и р к а н I V. Ну?
Ю л и й I I. Как там у вас с религией?
Г и р к а н I V. Каждый верит, во что ему заблагорассудится. Религия тоже кончилась.
Ю л и й I I. Хо-хо. Это забавно. Он хочет властвовать как прежде — но без религии. В самом деле, сир, это напоминает дурацкий фарс. Извольте взглянуть на самые дикие народы, на австралийские племена из пустыни Арунта, или как ее там. Даже у них есть религия. Без религии нет государства в прежнем понимании. Возможен только муравейник.
Г и р к а н I V. Нет-нет — только не организованный муравейник. Одно большое стадо разобщенных скотов, власть над которым принадлежит мне и моим друзьям.
Ю л и й I I. А сам ты во что веришь, сын мой?
Г и р к а н I V. В самого себя, и с меня этого довольно. А если мне будет нужно, я поверю во что угодно, в любой фетиш, в крокодила, в Единство Бытия, в тебя, святой отец, в собственный пупок — мне все едино. Понял?
Ю л и й I I. Ты — помесь обычного довольно способного бандита с прагматиком худшего сорта. Никакой ты не король, во всяком случае для меня. С этой минуты мы не знакомы. (Идет налево и устало садится в кресло. Гиркан, злой, стоит, опираясь на меч.)
С т а т у я. Эк тебя подравняли, царёк ты мой туземный. Святой отец действительно первоклассный диалектик.
Б е з д е к а. Знаешь, Гиркан, а его святейшество отчасти прав. Кроме того, я должен заметить, что с момента твоего прихода тон разговора в нашей компании резко изменился к худшему. Беседа приняла прямо-таки вульгарный оборот.
Ю л и й I I. Ты абсолютно прав, сын мой: с хамьем надо разговаривать по-хамски.
Б е з д е к а. Да и по существу затронутых вопросов я тоже не во всем с тобой согласен.
Э л л а. Ах, Павел, значит, еще не все потеряно!
Г и р к а н I V (пробуждаясь от задумчивости). Да — я хам, однако — единственный в своем роде. Советую прислушаться ко мне. В последний раз я говорю с вами как равный с равными. Павел — решайся. Александр Македонский тоже был хамом. А впрочем, среди нас есть еще один властитель. В любом учебнике истории вы найдете рассказ о господине Делла Ровере и его темных делишках.
Ю л и й I I (вскакивая). Молчать! Молчать!
Б е з д е к а (тихо, Гиркану). Оставь ты его наконец в покое. (Громко.) Даже королю Гиркании я не позволю оскорблять в моем доме святого отца.
Ю л и й I I. Спасибо тебе, сын мой. (Садясь.) Прагматист на троне! Нет — это просто неслыханно. Это просто смешно. Ха-ха ха!
Г и р к а н I V. Ну, Павел, говори. Возможно, твои обвинения будут более основательны. Поверь, твое счастье — всё, чего я хочу. Если ты не поедешь со мной в Гирканию скорым поездом сегодня в одиннадцать, ты пропал. Я сюда больше не вернусь. С дипломатией покончено, начинаю серию войн. Чтобы разворошить и поджечь вес эти муравейники и кретинейники. Отличное занятие.
Б е з д е к а. Одной перемены во мне ты уже добился. А именно — все проблемки, которые только что так меня занимали, вдруг перестали для меня существовать.
Э л л а (сидит в кресле слева; внезапно пробуждаясь от оцепенения). И проблема любви тоже?
Б е з д е к а. Подожди, Элла. Я сейчас в другом измерении. (Гиркану.) Но должен тебе признаться, что не вижу величия и на твоей стороне.
Г и р к а н I V. Как это?
Б е з д е к а. Его святейшество употребил одно словечко, которое я никак не могу забыть, — ты не обидишься, Гиркан?
Г и р к а н I V. На тебя — никогда. Говори. Какое словечко?
Б е з д е к а. Бандит. Ты по существу мелкий Raubritter[50], а не настоящий властелин. Ты велик только на фоне неслыханно низкого уровня культуры в твоей стране. Сверхчеловек в духе Ницше сегодня может быть лишь мелким негодяем. Остальной процент властелинов старого типа в наше время можно найти только среди артистов. Выращивание сверхлюдей — самый большой блеф из всех, какие мне известны.
