Бото Штраус - Время и комната
Хельма. Вторник. Среда.
Вольф (взвиваясь). Вторник-среда!?
Хельма. То ли вторник, то ли среда.
Вольф. А поточнее нельзя? Вечно мне приходится гадать!
Хельма. Но я сама точно не помню.
Вольф. Ты видишь, с тобой почти невозможно условиться даже о таких близлежащих понятиях, как день текущей недели. И ты хочешь, чтобы я рассказывал тебе о столь отдаленных во времени феноменах, как Великая французская революция.
Хельма. Когда-то ты умел рассказывать о Великой французской революции столь доходчиво и наглядно, словно она произошла вчера.
Вольф. Нельзя извращать дух и суть Великой французской революции, излагая ее так, словно она произошла вчера. В том-то и дело, что она произошла не вчера.
Хельма. А когда? Когда же она произошла? Ну, когда?
Вольф молчит.
В одна тысяча лохматом, да? В одна тысяча лохматом! Это теперь твоя любимая присказка!
Вольф. Моя любимая присказка? С каких это пор?
Хельма. С давних пор! С давних!
Вольф. Точнее! С каких именно?
Хельма. С тех пор, как ты ничего не соображаешь. С тех пор, как мы ничего не читаем. С тех пор, как мы никуда больше не ездим. С тех пор, как мы давно уже не вместе.
Вольф. А точнее!
Хельма. С тех пор, как ты однажды спутал Демулена с Дантоном{30}.
Вольф. Ага! Вот это ты запомнила. И это всё, что ты смогла усвоить из Великой французской революции…
Хельма. Но как же мне было это не запомнить? Стоило тебе допустить эту маленькую промашку — и все твои разглагольствования о Великой французской революции умолкли раз и навсегда.
Вольф. Спутать Демулена с Дантоном — это, к сожалению, уже не маленькая промашка…
Хельма. Господи Боже мой! Велика разница! А в чем там между ними дело? Расскажи-ка. Что там с ними обоими стряслось, а? Ну?
Вольф. Я их перепутал…
Хельма. Вот! И это всё, это единственное, что ты еще помнишь об этих… об этих твоих идиотах!
Сцена шестаяНочное кафе в парке. Все действующие лица, за исключением Титании, группами и поодиночке сидят за столиками и отдыхают. Только Первенец, владелец рекламного агентства, и безработный архитектор Учтивец увлеченно беседуют друг с другом.
Учтивец. Представляешь: от переносицы — и веером. Еще раз тебе говорю: не принимал я никаких таблеток, а мигрень такая — даже моргнуть страшно. Говорю тебе: у меня сто лет голова не болела, я забыл, что такое мигрень…
Первенец (очень серьезно). Так, а симптомы? Какие у тебя симптомы?
Учтивец. Что, не видишь, что ли? Вон, веко набрякло.
Первенец привстает и с видом специалиста изучает зрачки собеседника.
Все мускулы лица напряжены, почти до судорог. Вот тут, за ушами, стучит. И все это к мозгу, к мозгу…
Первенец. Ты подозреваешь у себя что-то конкретное? Так-так, лицевой нерв, э-э, прости… значит, у тебя иногда все лицо как бы тяжелеет, верно?
Учтивец. Да, я подозреваю что-то конкретное.
Первенец. А-а, значит, все-таки подозреваешь…
Учтивец. Да, подозреваю. Если это то же самое, что у меня было с руками, вот тут…
Первенец. А что у тебя было?
Учтивец. Да говорю же тебе: с руками. Я думал, все, больше не выдержу. Орал, кричал, требовал: «Отрежьте! Ампутируйте к чертям! Я так не могу больше!». Я в клинике Штирмайера лежал. Потом выяснилось, что как раз это и было ошибкой. Они там только колют, лошадиными дозами. Теперь-то я точно знаю. Знаешь, почему они не меняли мне повязку? У них не было бинтов. У них было недостаточно бинтов, чтобы сменить мне повязку. Честное слово. У тебя, конечно, тоже нет адреса? Адреса хорошего врача у тебя нет?
Первенец. Ау кого ты тогда был, с руками?
Учтивец. Если это то же самое, что я подозреваю, то же самое, что было с руками, всё, тогда хана. Полный каюк.
Первенец. А за границей ты не был?
Учтивец. За границей? Да нет, нет. Это совсем другое.
Первенец (в публику; прикрыв рот ладонью). Инфекция!
Учтивец. Политики вон без конца по заграницам разъезжают.
Первенец. Они-то, конечно, разъезжают. Но их и охраняют куда лучше, чем нас с тобой, — так у какого ты был врача?
Учтивец. Я был на Майнцерштрассе у доктора Синекоэ, в народе его зовут просто Сино, да ты же прекрасно знаешь Эльку, его ассистентку.
Первенец (вскакивает и направляется к своему пальто). По-моему, у меня для тебя кое-что есть. (Приносит портативный зубоврачебный аппарат.) Вот. Вчера мне в агентство принесли. Берешь его и прямо как зубной врач суешь себе в зубы. Девяносто восемь марок все удовольствие. На немецком рынке продаже не подлежит абсолютно. Ни аккумуляторов, ни батареек, только прямое подключение в сеть на двести двадцать вольт. Нет-нет, постой, этой штукой ты можешь еще прочистить себе уретру. (Оглядываясь по сторонам.) О, пардон, я, кажется, раскричался… Ну вот, теперь ты ее сломал! Все, капут!
Учтивец. Ах, брось ты. Это обыкновенная электрическая зубная щетка, только новая, вот и всё.
Первенец. Абсолютно не подлежит продаже на немецком рынке.
Учтивец. Да что ты несешь! Щетка как щетка, ничем не хуже других, разве что чистит посильней…
Первенец. Вот, смотри! Ты ее сломал. Не работает. И продаже не подлежит. (Замечает насекомое на столике возле вазы с цветами.) О, смотри-ка! Блоха-ногохвостка! Она не летает, только прыгает. Моя мать говорит: «Сматывайтесь, ребятки, пакуйте вещички и бегите из этой страны куда глаза глядят, пока не поздно»…
Учтивец. Сразу видно: ты совершенно не понимаешь стариков! Да разве можно принимать за чистую монету все, что они иной раз болтают! Я вот своей совсем недавно отсоветовал покупать дом на Мекельштрассе. Недели не прошло, она снова ко мне пристает: «Я тут кое-что новенькое присмотрела, даже с отдельным выходом в парк». Ну и слава Богу, пусть себе пока едет, смотрит, только без меня. А ты по-прежнему щеголяешь в самых дорогих рубашках.
Первенец. Что? Рубашка? Да ей уж десять лет. Да-да, милейший, десять лет.
Учтивец. А это что? У тебя всегда что-нибудь новенькое.
Первенец. Амулет. Нет-нет! Руками не трогать! Все, все вы только и мечтаете, как бы из Германии сбежать. А мы останемся тут вдвоем — канцлер да я.
Учтивец. Капитан и крыса остаются на корабле.
Первенец. Это я крыса? Это я крыса? Сам ты крыса! Погоди, это еще цветочки, настоящий кризис впереди!
Учтивец. Шеф Транс Уолд Эрлайнз…
Первенец. А Пан Америкэн: миллиард долларов убытка всего лишь за…
Учтивец. Погоди, Транс Уолд гораздо более солидная фирма. Так вот, в Чикаго или где там еще, ихний главный босс отсылает секретаршу, кофе просит подать или еще что, а сам из пистолета бац! — только мозги по стенке!
Первенец. Это во «Франкфуртер Алльгемайне»{31}?
Учтивец. Да нет, мы «Ньюсвик» получаем…
Первенец. А-а, тогда, значит, та статья во «Франкфуртер Алльгемайне» уже устарела…
Учтивец. В отличие от тебя, я, по крайней мере, не помешался на очередной модели «БМВ».
Первенец. Ну конечно! Ты помешался на очередном «порше».
Учтивец. Ну, знаешь, это, это…
Первенец. Ладно, брось.
Учтивец. Нет, это ты брось. У тебя всегда был другой финансовый статус. И ниже «БМВ» ты никогда не опускался.
Первенец. Ничего, не сомневайся, мы еще увидим небо в алмазах. Господи, как время летит! Уже три дня, как мы нашего Майнхарда закопали. Двадцать второго это было.
Учтивец. Разве сегодня двадцать пятое?
Первенец (смотрит на часы). Уже двадцать шестое. Боже мой, я вот думаю, три года — это же тридцать шесть месяцев…
Учтивец. Это тебе еще выплачивать?
Первенец. А тридцать шесть месяцев — это сто сорок четыре недели…
Учтивец. Что, каждую неделю платить?
Первенец. Просто хоть зубы на полку.
Учтивец снимает очки.
Очки, кстати, чистить надо. Клади их в соленую воду.
Учтивец. Вот тут, от переносицы. И может быть тысяча причин. В том числе и наследственность.
Первенец. Так к кому ты тоща с руками-то ходил?
