Борис Ласкин - Избранное
Не так давно механик Шумилин, получив квартиру, отпраздновал новоселье. Назавтра в буфете к Шумилину подошел Волобуев:
— Нарзанчик пьете, товарищ Шумилин. Освежаетесь после вчерашнего. Я у вас в гостях не присутствовал, но имею сведения, что вы во дворе хоровод вертели, исполняли «Я цыганский барон…».
— Что правда, то правда. Было.
— И что же, красиво это? Если вы цыганский барон, вам, конечно, все простительно. Какой же вы пример людям подаете? Не для того мы дома строим, чтобы на виду у коллектива пьянство разводить! Давайте, товарищ Шумилин, о морали забывать не будем. Мораль для нас — все!
Шумилин отставил недопитую бутылку нарзана и молча вышел.
На прошлой неделе завком организовал массовый культпоход в цирк.
Вот там-то и произошел потрясающий номер!..
Представление началось, когда мы увидели Волобуева. Он сидел в первом ряду, невозмутимо слушая клоунские репризы. Волобуев не смеялся. Он был выше этого.
Второе отделение открыл популярный артист — создатель эффектного аттракциона «Чудеса без чудес». Артисту помогала современная техника. Это было ново и очень интересно.
Артист достал из кармана никелированную палочку.
— Попрошу внимания! — сказал артист. — У меня в руках, как видите, простая металлическая палочка. Но она не простая, дорогие друзья. Она волшебная. С помощью этой палочки каждый желающий может прямо отсюда поговорить со своими друзьями или членами семьи, которые сейчас находятся дома…
Артист поднялся на барьер манежа и вдруг направил палочку на Волобуева:
— У вас дома есть телефон?
— А какое это имеет значение? — строго спросил Волобуев.
— Ну, есть…
— Прошу вас, назовите вслух номер вашего домашнего телефона.
Волобуев пожал плечами.
— Три — двадцать пять — двадцать восемь.
— Внимание! — сказал артист.
После паузы из-под купола цирка раздались громкие редкие гудки, щелчок смятой трубки и женский голос.
— Я слушаю.
— Говорите, — сказал артист, — прошу вас.
— Лиза, это я, — несколько удивленно произнес Волобуев.
— Ну, что тебе? — спросил голос из-под купола, — говори скорей, мне некогда.
Волобуев подозрительно глянул на артиста и сказал:
— Я говорю с тобой из государственного цирка…
— Опять надрался?
В зале засмеялись. Наш «правильный» Волобуев раскрывался с весьма неожиданной стороны.
— Не болтай глупости! — строго сказал Волобуев. — Я с тобой разговариваю через посредство волшебной палочки…
— Вот-вот, напился как свинья, даже не соображаешь, что ты городишь!
В зале начался хохот. Волобуев, испуганно глядя на артиста, замахал рукой.
— Слышу, какое у вас там веселье в забегаловке, — прогремел из динамика женский голос. — Господи, когда ж это наконец кончится? Сил моих больше нет!
— Прошу прекратить безобразие! — крикнул артисту Волобуев.
— Ты это кому говоришь? — раздался из динамика голос супруги Волобуева. — Вот завтра же пойду к тебе на работу и все расскажу. Пусть про твои художества народ узнает! Вы там не смейтесь, алкоголики несчастные!
Артист торопливо дал знак, и нестройно вступил оркестр. Смычковые еще как-то играли, а медные не могли начать: их душил смех.
Волобуев быстро встал и пошел к выходу. Оркестр играл марш.
Артист стоял в центре манежа. Он улыбался и смущенно кланялся, держа в руке свою поистине волшебную палочку.
1962
1970-е годы
СПАСЕНИЕ
Там, где я работал, я уже больше не работаю. По какой причине — сами поймете. Так что, если хотите, я могу изложить вам всю эту историю.
Я не буду начинать с начала, я лучше расскажу с конца.
В понедельник утром я поднялся в приемную начальника главного управления и сказал секретарше:
— Здравствуйте. Мне бы хотелось побеседовать с Иваном Александровичем по личному вопросу.
— Простите, а как доложить?
Я немножко подумал и сказал:
— Доложите, что его хочет видеть человек, который только благодаря ему вообще способен сегодня и видеть, и слышать, и дышать.
Секретарша, конечно, удивилась.
— Может быть, вы назовете свою фамилию?
— Это необязательно, — сказал я. — Как только я перешагну порог кабинета, Иван Александрович тут же все поймет.
Секретарша вошла к начальнику и закрыла за собой дверь. Ее долго не было. Наконец она вернулась. С большим интересом посмотрев на меня, она сказала:
— Пожалуйста.
Я вошел в кабинет с радостной улыбкой.
Мы поздоровались, и начальник указал на кресло:
— Прошу садиться.
Я сел в кресло и сразу же заметил, что начальник тоже смотрит на меня с большим интересом. Мне это стало понятно. В т е х условиях, на лоне природы, он, безусловно, не мог меня так внимательно разглядеть.
Т о г д а он был занят другим. Он спасал мне жизнь.
Я сидел в кресле и специально некоторое время молчал, чтобы начальник почувствовал, что волнение мешает мне начать разговор. Но потом, когда пауза немножко затянулась, я развел руками и сказал:
— Человек так устроен, что он никогда не может угадать, где его подстерегает опасность.
— Правильно, — сказал начальник.
— Все, что я в эту субботу испытал, вам хорошо известно. Я уже говорил, вы это слышали…
— Знаю, вы это говорили, но я этого не слышал, — сказал начальник. — Расскажите, что же с вами случилось?
«Скромность и жажда славы иногда живут рядом. С одной стороны, вы как бы не хотите преувеличивать значение своего благородного поступка, а с другой стороны — вам приятно еще раз окунуться в детали происшествия, где так красиво проявилось ваше мужество и готовность прийти на помощь ближнему. Я все это отлично понимаю и охотно напомню вам, что случилось в субботу».
Фразу, которую вы сейчас услышали, в кабинете я не произнес. Я только так подумал. А сказал я совсем другие слова:
— Вы хотите знать, что со мной случилось? Я расскажу. В субботу мы с одним товарищем отправились за город. Погуляли, подышали свежим воздухом и пришли на пруд. И в этот момент лично у меня появилось большое желание покататься на лодке. Выехал я на середину пруда, потом повернул к берегу. Плавать я не горазд, так что решил зря не рисковать. Вдруг, думаю, лодка перевернется, что со мной будет? Погибну. Кругом ни души… И тут я вижу — сидит на берегу человек с удочкой. Помню, я посмотрел на него, на этого отныне дорогого и близкого мне человека, и подумал: если что случится, он сразу же бросит свою удочку и окажет мне скорую помощь…
— И что же было дальше?
«Иван Александрович, я вижу вас насквозь. По тому, как вы меня слушаете, я понимаю, что вам охота лишний раз услышать о том, какой вы благородный и хороший!»
Эту фразу я тоже произнес мысленно, а вслух сказал:
— А дальше было вот что. Как-то я неловко повернулся, лодка опрокинулась, и я оказался в воде…
— Кошмар.
— Вы знаете, бывают моменты смертельной опасности, когда перед вами в несколько секунд проходит вся ваша жизнь — детство, юношество, учеба в средней школе и в техникуме, упорная работа на разных участках и в основном последний период работы в системе нашего главного управления… Так вот, именно это все промелькнуло в моем сознании, пока я шел на дно и уже прощался с жизнью.
— Тяжелый случай, ничего не скажешь.
— Да. Но, к счастью, все обошлось. Мне просто-таки повезло, что поблизости оказался настоящий советский человек, который, ни секунды не размышляя, пришел мне на помощь.
— В общем, отделались легким испугом, — сказал начальник, и глаза его весело сверкнули. — Обошлись без потерь?
— Да так, кое-какая мелочь утонула — часы, зажигалка. Стоит ли об этом говорить?
— Конечно, это мелочь. Но вы не огорчайтесь. Я убежден, что и часы ваши найдутся, и зажигалка…
— Вы так думаете?
— Уверен, — сказал начальник и посмотрел на меня долгим взглядом. — Для этого дела даже не придется беспокоить водолазов.
— Для этой цели стоит понырять? — спросил я.
— Стоит, — сказал начальник. — Нырните в карман тому товарищу, которому вы сказали на берегу: «Держи мои часы и газовую зажигалку. Я их у тебя после возьму, когда он меня из воды вытащит».
Я вынул сигарету «Ява» и закурил.
Я не только про часы и зажигалку. Я тогда еще кое-что сказал на берегу. Я сказал: «Если меня спасет лично сам начальник главного управления, об этом, безусловно, узнают все, включая министра, а уж после этого я буду в полном порядке, как говорится, на виду у всей общественности!»
Эту фразу я, конечно, в кабинете не произнес. Я только курил и мысленно повторял те мои слова и при этом думал и гадал: откуда ему все известно?