Петр Киле - Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета
- Нет, я приму Бирона одна. Так я его скорее выведу на чистую воду.
Бирон и цесаревна в гостиной.
- Герцог, вы снизили подушную подать и повысили мне пансион, благодарю!
Бирон целует руку цесаревне:
- Государыня! Вы знаете, я всегда был рад вас видеть.
- Я знаю… Знаю, кому вы служили и кому ныне.
- Это упрек. И упрек звучит в ваших устах пленительно.
- Невольный. Простите!
- Я понимаю вас. Будь моя воля, я бы распорядился иначе
- Женили бы сына Петрушу на Анне Леопольдовне. И тогда ваше регентство было бы обосновано, по крайней мере.
Бирон вспыхивает:
- Как видите… Меня во всем винят, а власти у меня не было. Беззакония чинили сами русские. Сделать регентом принца Антона, отца младенца-императора, как поговаривают в гвардии, - это же смех! Потребуется еще один регент для управления государством. Ха-ха!
- Герцог, мне странно, что вы говорите со мной на эту тему. Вы же знаете, кто я.
- Очень хорошо. В гвардии поговаривают и о вас.
- Ах, вот в чем причина ваших визитов ко мне. Очевидно, вы говорили и с принцем.
- Не я. С принцем говорил Глава Тайной канцелярии Ушаков.
- А меня посетили вы. Скажите по чести, при чем тут я? За мной следят, я знаю. Вы хотите удостовериться в чем-то лично? Вы прямой человек, и я отвечу прямо.
- Да, я всегда говорю то, о чем думаю. У меня, как у пьяного, все на языке. Вам безусловно известно, что о вас поговаривают и в европейских странах.
- Зная французский язык, на балах мне приятно поболтать с маркизом Шетарди. Он бывает у меня, как и другие послы. Это свет. И я дочь Петра, самого великого монарха нашего времени.
- Веселая, легкомысленная, чья жизнь – непрерывное круженье в танце… Но ныне вы повзрослели, совмещая красоту Венеры с величием Минервы. Мне бы не позволили на вас жениться… Но вы можете осчастливить моего сына…
Цесаревна громко расхохоталась, слегка опомнившись, она поспешно проговорила:
- Простите! Все останется между нами.
- Почему вы рассмеялись?
- Никогда!
Бирон, взбешенный, выбегает вон из дворца цесаревны, за ним слуги с его шубой из медвежьей шкуры.
Лесток прибегает:
- Ваше высочество! Регент вышел от вас в такой растерянности, что даже забыл о шубе… А ведь поговаривают, что он задумал жениться на вас.
Цесаревна смеется:
- Всякие слухи пусть повторяют другие, Арман!
- А еще говорят, что Бирон решил вызвать из Киля «чертушку» Анны Иоанновны и извести Брауншвейгскую фамилию.
- Это уже серьезнее было бы, если б у него в голове не носились такие же бредни, как у Меншикова или Долгоруких, на которых они свихнулись и лишились всего.
- Как! Он открылся вам?
- Видит Бог, Бирон кончит тем же. Простирать временщикам руки до трона небезопасно.
- Он понял, что его подставили те, кто правил Россией и при Анне Иоанновне. Остерман на этот раз ошибся с выбором регента.
- Выбора не было. Анна Иоанновна, дочь больного отца, возвышенная начинаниями моего отца, не взлюбила его и меня с «чертушкой». Страха не одолел разум, вот и учинила глупость. Ну, что мне с ними делать?
- Это ясно.
- Только Бирон не та фигура, с которой я буду связывать свое имя.
- Планы Франции вас не смущают?
- И Франция, и Швеция строят свою политику, не спросясь у меня. Кто я для них? Дочь царя, поднявшего Русь до империи. Делая ставку на меня, усиления России они хотят? Как бы не так. Но я буду слушать и Нолькена, и Шетарди. Пусть раскрывают свои карты. Так я им поверю, что они мечтают посадить меня на трон за красивые глаза. А у меня красивые глаза. Швеция, бедная, униженная, ищет реванша – на деньги Франции, которая боится усиления России.
- Да, государыня, поскольку они заинтересованы в том, чтобы русский двор вернулся в Москву и забросил Петербург и корабли, я держу и Нолькена, и Шетарди в убеждении, как вы пожелали, что и вы о том мечтаете, больше о старине, чем о нововведениях вашего батюшки. Кардинал Флери уже думает, что с вашим восшествием при дворе восторжествует, вместо немецкой, французская партия.
- Пусть думает.
3
Покои цесаревны. Камердинер Алексей Разумовский, статный мужчина высокого роста, с тонкими чертами лица и бородатый, красивый и простодушный, с непокрытой головой, быстро входит к цесаревне.
Елизавета Петровна со смехом:
- Что, Алексей? Забыл у меня свой парик?
- Треклятый парик, Бог с ним! Своих волос у меня мало…
- У тебя чудесные волосы. Ну, а парик, как и камзол, - это мода, которую нам приходится соблюдать.
- Государыня, новость какая! Ночью Зимний дворец осадили гвардейские полки и арестовали регента…
Цесаревна взволнованно:
- Ну, а дальше что? Кто это сделал?
- Генерал-фельдмаршал Миних.
- Ясно.
- Что же вам, матушка, ясно?
- Миних объявит правительницей принцессу Анну при ее сыне.
- А гвардейцы шли на Зимний, думая о вас.
- Обо мне? Ну, конечно!
- И теперь пребывают в смущении.
- Они не виноваты. Это Миних. Теперь у него вся власть, как у Надир-шаха, то бишь Фридриха II. Поди. Пусть никто ко мне не входит. Мне нужно помолиться.
- Миних – славный полководец?
- Воинственный. Только от его побед пользы для России не было. Поди.
Оставшись одна, садится к зеркалу:
- И он – мне враг, как и Остерман. Небось, заболел и выжидает, что будет. А ведь странно, почему Миних никогда не обращал на меня внимания? Находил легкомысленной? Счастливый в браке, впрочем, он и за другими женщинами не ухаживал. Привлекая их внимание, невольно чуждался всех? И меня?
Цесаревна вскакивает на ноги:
- Вот тут-то он ошибся. Обманул гвардию и себя, видит Бог!
4
Спустя какое-то время. Лесток и цесаревна.
Лесток:
- Сместив Бирона, Миних заболел и тяжко, говорят…
Цесаревна:
- Теперь вся власть, поди, у Остермана… О, хитрый старый лис! Хотел женить племянника на мне, чтоб только сохранить свое влиянье, а умер он, взойти бы мне на трон, а он пошел на услуженье Анне, одной, другой, им выдуманной, верно, каналья, став с тех пор моим врагом.
- Остерман действительно действует как ваш враг… Я могу перечислить его вины… Подписав духовное завещание Екатерины I и присягнув исполнять его, он изменил присяге; после смерти Петра II и Анны Иоанновны устранил вас, государыня, от престола…
- Дважды, каналья!
- Это он, Остерман, сочинил манифест о назначении принца Иоанна Браунгшвейгского, то есть о возведении на трон Ивана VI…
- А сейчас это он несомненно посоветовал Анне Леопольдовне выдать меня замуж за брата ее мужа Людвига, убогого принца, с обещанием сделать нашей вотчиной Курляндию, а меня герцогиней. Поскольку новый герцог Курляндии Бирон сослан… Какая честь мне после Анны Иоанновны стать герцогиней Курляндской! А ведь Анна обрадовалась искренне, увела меня из зала таинственно и радостно, как общается со своей подругой Менгден, чтобы сообщить новость, прозвучавшую для меня оскорбительно.
- Поэтому вы и ответили так сильно: «Никогда!»
- Сегодня я бы не вышла и за французского короля!
- В самом деле?
- Женщина выходит замуж за корону или мужчину?
- Но вы не можете выйти замуж за вашего камердинера, пусть он мужчина хоть куда.
- Тсс! Есть темы, какие я не обсуждаю со своим доктором.
- Я знаю свое место, хотя ум и опыт расширяют поле моей деятельности, и вы мне доверяете переговоры с иностранными послами.
- Персидский посланник приехал с дарами всем членам царского дома, одну меня обошли подарками… Остерман сделал это с целью унизить меня, - вскипает цесаревна с широкими шагами по всей гостиной. - Он забывает, кто я, и кто он, забывает, чем он обязан моему отцу, который из писцов сделал его тем, чем он теперь есть, но я никогда не забуду, что получила от Бога, на что имею право по своему происхождению.
- Люблю, когда вы гневаетесь! Величия вам не занимать.
- И гнев моего отца вам был люб, Арман?
- О, нет! Не шутите. Я говорю о том, что ваша обычная веселость и красота даже смущали, точно пояс Венеры не давал вам покоя…
- Пояс цесаревны!
- Да, точно! А теперь все чаще вы исполнены величия. Быть вам императрицей!
- Арман, вы веселы, общительны, только, ради Бога, не болтайте лишнего.
- Это я знаю. В отношении вас я даже Миниха не испугался и отказался присмотреть за вами.
- Вы разумно поступили, Арман. А то бы вам пришлось присматривать и за доктором Лестоком.
- И правда! А сейчас о деле, за которое лекаря колесуют, если я донесу на него. Нолькена отзывают.
- Что это значит?
- В Швеции, очевидно, решили, что его переговоры с вами зашли в тупик.
- Я опасаюсь упрека народа, если ради достижения престола нанесу урон России, от завоеванных отцом земель не отщипну ни пяди. Готова заплатить деньгами, если они действительно окажут мне помощь.
