Фелисьен Марсо - Яйцо
Гюстав (Жоржетте). Много работы сегодня было, – да, дорогая? У тебя утомленный вид. Нет? Или мне так кажется?
Мажис. Какой заботливый, у него прямо на лбу это написано. (Садится рядом с ним.)
Гюстав (Мажису, восхищенно). Она живет в Курбевуа, представляешь?
Мажис. Это замечательно.
Гюстав. А работает в «Труа Картье». В их рекламном агентстве.
Мажис. Чудесно.
Гюстав (вставая). Ну, дорогой Эмиль, очень рад был тебя повидать.
Мажис. Но мне надо было тебе кое-что сказать.
Гюстав. Понимаешь, я должен проводить Жоржетту. В Курбевуа.
Жоржетта. Ничего, ничего. Раз твоему другу надо с тобой поговорить… У меня еще есть тут одно дело. Я зайду за тобой. Через десять минут. Вы управитесь?
Мажис (галантно). О, мадемуазель.
Гюстав. Я тебя слушаю.
Жоржетта уходит.
Мажис. Прежде всего, старик, рад тебя поздравить. Она оча-ро-ва-тель-на.
Гюстав (гордо). Ты заметил, да?
Мажис. Я тебя понимаю. Я тебя прекрасно понимаю… Но есть Жюстина.
Гюстав. Тут уж, Эмиль, я ничем помочь не могу.
Мажис. Ты же обещал.
Гюстав. Увы, обещал. Ну и что теперь? Даю тебе слово, я был совершенно искренен. Я думал, что люблю Жюстину. То, что я к ней испытывал, я принял за любовь. Но теперь, когда я понял, какое чувство мне внушила Жоржетта, мне стало ясно – то была не любовь. Вот в чем моя беда.
Мажис. Понятно. Это совершенно очевидно. Тут и говорить не о чем… Видишь ли, только вот Жюстину страшно мучает, что она так ужасно с тобой рассталась, поссорилась.
Гюстав (делая великодушный жест рукой, торжественно). О, я не сержусь на нее.
Мажис. Она сама ужасно на себя сердится. Знаешь ведь, какая она. Тактичная, деликатная…
Гюстав (удивленно). Жюстина?
Мажис. Ну конечно. Ты же ее не знаешь. В общем, попробуй это понять. Поставь себя на ее место. Нет-нет, ты обязательно должен зайти к нам в один из ближайших вечеров. Вы с ней поговорите по-хорошему. Ты не считаешь, что так было бы красивее?
Гюстав. Конечно, так красивее. (Вытягивает рукава рубашки, показывая манжеты.) Но как это сделать? Каждый вечер я провожаю Жоржетту до Курбевуа. Потом я там обедаю. Она очень гордая, знаешь. Ревнивая… Ты себе представить не можешь. «Гюстав, если ты солжешь мне хотя бы раз…». Она мне это часто повторяет. Так она представляет себе жизнь. Глаза в глаза. Она мне никогда не простит.
Мажис. Ну, один только вечер… Завтра, после службы… Только на минутку… Ты же успеешь с ней встретиться, с Жоржеттой. Просто скажешь, что у тебя сверхурочная работа, надо задержаться в банке до семи, что шеф тебя попросил. Такое ведь бывает.
Гюстав. Ты, пожалуй, прав, Эмиль. Я приду завтра. Но это в первый и последний раз, Эмиль. Чтобы объясниться. По-человечески…
Из глубины сцены появляется Жоржетта. Гюстав быстро встает и идет к ней. Они уходят.
Мажис. Когда я вам расскажу, что произошло дальше, вы, уж конечно, решите, что я строил козни, подстраивал ловушку. Вовсе нет. Мне было совершенно наплевать на сестру. Там, в кафе, я думал только об одном: избежать сцены по возвращении. Этим двум кровожадным женщинам надо было что-нибудь кинуть в пасть. Я нес им ломтик Гюстава. Пусть сами все улаживают!… Нет, что меня мучило, так это фраза Гюстава: «Я думал, что люблю ее». Он думал, что любит Жюстину. Искренне думал. Телки редко бывают неискренними. До того дня, пока… Значит, если бы он никогда не встретил свою Жоржетту, он дожил бы до ста лет, веря, что то чувство, которое он испытывает к Жюстине, и есть любовь. Счастливый. Довольный. Уверенный в чувстве, которого на самом деле не испытывал. Ведь с этой своей Жоржеттой он как познакомился? Случайно. Он ведь мог ее и не встретить. И, само собой разумеется, есть такие, полно таких людей, которые своей Жоржетты так и не встретили. Которые рассуждают, и решают, и рубят сплеча. Одни говорят: любовь. Другие отвечают: любовь. И все – о разном. Один имеет в виду Жюстину, другой – Жоржетту… А потом, ну вот, Жоржетта, хорошо, очень хорошо, отлично, но если завтра он встретит другую, а потом третью, Адель, Люси, Зоэ… Значит, это и есть любовь? Лестница в темноте, когда не знаешь, сколько ступенек еще осталось, лифт, про который неизвестно, на каком он этаже. Где же то, что всерьез? Где гарантия? Я говорю о любви. И с желанием то же самое. Говорят: с Леа это замечательно. Но что значит это «замечательно»? Все весьма относительно. Вы скажете мне: любовь-то чувствуешь. Лихорадку тоже чувствуешь. Даже без термометра. Тридцать семь и пять – это не тридцать девять и восемь. Вот я и думаю… Как можно узнать про любовь? «Замечательно»… Но замечательно на тридцать семь и пять или на тридцать девять и восемь? Чума, она и есть чума. Рак – это рак. А с любовью как быть? Жоржетта скорее имеет к ней отношение, чем Жюстина, хорошо, согласен. Но это же не мерка. Никакого резона тут нет. Существенного, серьезного. Конечно, когда пытаешься вникнуть в суть. А что за Жоржеттой? После Жоржетты?… Значит, все время надо проверять? Со всеми женщинами? А если все это просто шутка, чудовищная шутка… Хм, если любовь – это только внушение, самовнушение… никогда же не знаешь наверняка. И вот чувство, которое движет миром. Потому что есть люди, ради любви совершающие невероятные вещи. Переезжают, меняют профессию. А все из-за чего? Из-за лихорадки, про которую точно не знают: это тридцать семь и пять или тридцать девять и восемь. Вас от этого мороз по коже не подирает? Жоржетта – хорошо, ничего против не имею. Но я хотел знать, проверить. Подобная любовь, если уж она такая прочная, должна ведь она выдержать маленькое испытание. Малюсенькое. Это была с моей стороны даже своего рода услуга, которую им надо было оказать. Наутро я позвонил. (Делает вид, будто держит в руках телефонную трубку.) Алло, «Труа Картье»? Мадемуазель Жоржетту Блоссар, пожалуйста… Это не личные дела, это от ее матери звонят… У нее только одна мать, мсье. (В зал.) Личные разговоры запрещены. Ну и нравы. (В телефонную трубку.) Алло (зажимая нос, меняя голос), алло, красавица… Не беспокойтесь, это – друг. По поводу Гюстава, он вам сказал, будто его задержали в банке. Позвоните ему туда, не называясь, около половины седьмого, сами убедитесь. В это время ваш Гюстав будет у одной дамочки на улице Боррего. Не прощаюсь, красавица. (Делает вид, что кладет трубку.) Кроме шуток, я надеялся, что их любовь выстоит. На сестру-то мне было плевать, ей-богу. Мной руководил чисто научный интерес. Но они оба здорово меня разочаровали. Гюстав возвратился на улицу Боррего, поначалу, правда, с побитым видом. Взгляд у него часто отсутствовал. Потом, мало-помалу… (Потирая руки, изображает Гюстава.) Однажды я его спросил: «А как же Жоржетта?» – «Слишком это было красиво,» – ответил он. Они поженились, сестрица моя и Гюстав. (Прогуливаясь по сцене, роняет фразы одну за другой.) Они в свое свадебное путешествие отправились в Фонтенбло… Им там понравилось. Вы знаете Фонтенбло? Я там никогда не был… Мне эта природа…
Слева входит Роза. Это толстая флегматичная женщина лет сорока.
Мажис. А вот и Роза. (Нежно, с распростертыми объятиями.)
Роза. Роза. Роза.
Роза. Ну?
Мажис (подходя к ней). Я бежал. В метро толпа была.
Роза (расстегивая блузку, невозмутимо). И что же?
Мажис. Видел китайского попика. Можно было сдохнуть со смеху.
Роза. Посмотри на мою спину. Боюсь, у меня там прыщик.
Мажис (смотря). Нет, ничего такого нет. (Снимает пиджак.)
Роза подходит к правой кулисе и вытягивает раскладную кровать. Устраивает ложе.
Что нового в газете? Ты ее видела?
Роза. На черта она мне нужна.
Мажис. Там холодает.
Роза не отвечает.
Ты не находишь?
Роза. Что?
Мажис. Я сказал, что стало холодать.
Роза. Где это?
Мажис. Да вообще. In the street [3].
Роза. Не заметила.
Мажис (в зал). Ну и характер, доложу вам… (Розе, придвигаясь к ней). Ты за своего Эмильчика очень держишься?
Роза. Так тебе и скажи? (Изучая свой бюст.) Посмотри на мою грудь.
Мажис (льстиво). Ммм.
Роза. Вот какие груди. Многие женщины, между прочим, отдали бы десять лет жизни за такой бюст.
Мажис. Еще бы.
Роза вытягивается на кровати.
(Идет к рампе, снимая галстук, расстегивая рубашку и почесываясь.) Так и соединялись. Поневоле. Когда мужчина и женщина одни в комнате, какое-то ощущение одиночества, от которого никуда не деться, кидает их друг другу в объятия. А если ничего не делать, то вообще перестанешь существовать, растаешь. (Садится, чтобы снять туфли.) И потом, зачем тогда мы здесь? Чтобы разговаривать? Ей это было ни к чему. Иногда я все-таки рассказывал ей что-нибудь. В ответ раздавалось…
Роза (лежа на кровати, поглаживая грудь). Уж лучше тебя слушать, чем быть глухой.
Мажис. Это было восхитительно! Не женщина – пустыня. Ни деревца, ни тени. Это Розе я обязан тем, что сделал открытие: на самом деле в жизни нет ни резонов, ни движущих сил, ничего… И я переехал…
Роза (все еще в кровати, мечтательно). Знаешь, в моем доме свободна одна комната на седьмом этаже. Ты бы снял ее. Мне так будет удобнее.
