Наталья Ворожбит - Ширма
Подросток приоткрывает дверь.
Соня. Ну, зачем я тебе, зачем? Иди сам, без меня... Ну не смотри так, у меня ведь здесь мама. Там, за ширмой. Ты понимаешь? Я ее не оставлю. Может, ты мне не веришь? Хочешь ее увидеть? Ну, хорошо, стой там. Смотри.
Подходит к ширме, открывает ее. За ширмой на длинной скамейке сидят в ряд Гаврилыч, Гнус и Родионов в плаще и шляпе. Перед ними на кушетке лежит Адочка. Гнус и Гаврилыч увлеченно поливают ее чем-то из разной посуды, Адочка лежит вся перепачканная и счастливая. Соня обреченно опускается на стул, Подросток беззвучно смеется.
Гаврилыч (плеснув что-то красно-бурое из стакана на Адочку). Рыба!
Гнус (хихикая и сладострастно облизываясь, поливает грязью). Чирва!
Родионов (демонстративно скрестив руки на груди). Ширма!
Адочка игриво поворачивается на другую сторону, подставляя еще неизмазанный бок.
Соня (неуверенно). Наверное, нужно почистить...
Адочка. Да что вы! Я утром проснусь чистенькая, такая чистенькая! Словно и не было ничего. (неожиданно) А вы?
Соня (испуганно). Я? Это зависит... Это зависит...
Гаврилыч (строго). Спящая, не юли и прямо отвечай на поставленные вопросы.
Соня. Да, но при чем здесь я?
Родионов сочувственно вздыхает.
Гнус. Ха! Она прикидывается, она нарочно запутывает нас. Я ее сразу раскусил. Я, знаете ли, вор, подлец и трус. Да-да! Аплодисментов не нужно.
Адочка (уточняя). Еще альфонс и паразит.
Гнус. Да-да! Чуть не забыл, спасибо.
Родионов. Вот видишь, Соня, он человек компетентный. Будь умницей, ну ради меня, не притворяйся.
Адочка. Мы все ваши враги, мы все вас поймем.
Соня. Но что происходит? Очень странно. Мне нечего сказать. Родик, ты же меня знаешь, мне совсем нечего сказать этим людям. Есть только ты, но разве можешь ты хоть в чем-то упрекнуть меня?
Гаврилыч. Ну если только ОН, тогда ответь мне, что МЫ здесь делаем. Как будто нам всем нечем заняться.
Адочка. Да-да! Вы мне все удовольствие портите.
Гнус. Удовольствие! Удовольствие! Какое удовольствие не притворяться!
Гнусненько заходится счастливым смехом. Швыряет в Соню грязью
из стакана. Попадает на платье.
Соня. Родик! Он полил меня грязью. Мое платье... Скажи ему что-нибудь!
Родионов. Сказать по правде, мне твое платье до смерти надоело. Надень что-нибудь другое, должно же быть у тебя что-нибудь другое. Ты и выглядишь в нем неопрятно и вообще... цветы завяли.
Адочка. У нее есть белый халат, я знаю.
Подросток подходит к Соне и чистит ее платье от грязи.
Гаврилыч (встревоженно). Почему он ее защищает?
Гнус. Эй, ты, пацан! Отойди, не мешай! А то я сделаю тебе какую-то глобальную гадость.
Гаврилыч. Пош-шел! Щенок!
Подросток и Соня проникновенно глядят друг на друга. Почистив платье, Подросток возвращается на свое прежнее место у двери и курит кальян.
Адочка. Молчит все время, паршивец, словно что-то знает.
Родионов. Соничка, ты на меня не сердишься? Ты же меня не променяешь на этого? Я здесь... я с ними... это просто какое-то недоразумение... ошибка... бред...
Соня (Родионову, доверчиво) Ничего, это просто страшный сон, может, я не на том боку лежу или у меня затекла нога, а может, компания под окном ругается. Окно-то открыто. Так что ты здесь ни причем, не волнуйся.
Родионов (успокоенно) Да, но все-таки...
Гнус. Что-то я ему не доверяю, лицо у него больно хорошее.
Адочка. Гнусик, спокойно, - это только на твоём лице всё написано, без прикрас. Не все ведь такие простаки, уж я-то знаю.
Родионов (Соне) Не обращай внимания, лапочка. На самом деле я не такой, я с тобой.
Шлет ей воздушный поцелуй, Соня благодарно ловит его, но вместо этого раздается звук пощечины, и Соня от боли и неожиданности долго держится за щеку.
Адочка. Может, вызвать скорую? У нее нездоровый вид. Почему вы не подкрашиваете волосы? Это неприлично.
Соня. Я подкрашиваю. Подкрашиваю в золотистый махагон.
Гаврилыч (подозрительно).Ма- ха-гон?
Гнус. Хамагон!
Адочка. Махагон-махагон-махагон.
Гнус. Ха-ха!
Глубокомысленная пауза.
Гаврилыч. Мне весь этот махагон определенно не нравится.
Соня (испуганно). Да нет же! Я легла спать, просто чтобы встретиться с ним. Мне больше ничего не нужно. Вам совсем не обязательно было беспокоиться...
Гаврилыч (удовлетворенно). Она оправдывается. Слыхали?
Соня. Понимаете, я ведь совсем одна...
Адочка. А почему это, интересно, вы совсем одна? Где ваш муж, дети, например?
Соня. Я одна, потому что... потому что... Почему я оправдываюсь? Это вас не касается! Это только моё дело.
Адочка. Очень даже касается. Я, например, не выношу старых, одиноких и злых женщин. Мне сразу хочется умереть молодой. И все из-за вас, из-за таких, как вы!
Гнус (Адочке). У-ти мой цыпленочек! У-ти мой сладенький! (получает от нее в глаз) Ай! (с ненавистью) Я тоже не выношу таких, как она! Терпеть просто не могу! Презираю! Оскорблен и унижен! Чтоб вас разорвало.
Соня. Да что я вам сделала?
Гнус. Что? Что?! (встает с места, патетически гнусит) Видите меня? Ну и что, противно? Мне самому противно. А как хорошо все начиналось! У меня были золотые кудряшки и невинные голубые глаза. Мои пухленькие ручки и ножки вызывали неуемный восторг у всех добропорядочных мамаш, я был ангел, душка, я говорил ей "мама". Я стремился к знаниям и добродетели... Но она! Но она? (взрыднув) Нет, я не могу, мне больно... (выпивает бурды из стакана, уже спокойнее) Она бросила меня еще младенцем. Меня растила злая бабка, ведьма, а не родственница! Она меня мучила, ставила в угол и лишала сладкого. А эта, ЭТА уехала с любовником, оставила меня одного, малютку, крошечного сиротку. И жизнь наперекосяк. Очень просто! Поэтому я вырос вор, подлец и трус!
Рыдая падает на скамейку, Адочка, Гаврилыч и Родионов наперебой гладят его по головке.
Соня (отчаянно). Что за бред! У меня нет и не было сына, у меня вообще нет детей!
Гаврилыч. Но могли бы быть, могли? Ты женщина или якорь? Отвечай.
Соня (подавленно, после напряженной паузы). Могли бы... да... теоретически... наверное ...
Гнус (захлебываясь). Вот видите, вот видите!
ВСЕ (облегченно). Она призналась, она призналась...
Соня (умоляюще). Мне скоро вставать...
Гаврилыч (шлепает по Адочке, словно требуя внимания и тишины).Нет-нет, спящая, это ещё не всё. У тебя завтра выходной, и поэтому разговор будет длинный. Мы и так столько откладывали.
Соня с безнадежным видом съёживается и забивается в угол.
Гаврилыч. Продолжайте.
Адочка (Измазанная краской, комичная, приподымаясь на локте, голосом прокурора). Итак, ответьте, пожалуйста, как и почему, почему и как, вы, являясь вполне здоровой и полноценной женщиной, вполне привлекательной, то есть вполне и вполне во всех отношениях... Итак, ответьте, пожалуйста, какое вы имели право?
ВСЕ. Какое?
Соня (не понимая). Какое?
Адочка. Вы виноваты перед природой и обществом, вы нарушили эстетическую гармонию окружающего нас мира одним своим существованием - жалким и бесполезным, бесполезным и жалким. (в сторону компании) Эка я загнула?
Гнус. И-хи-хи-хи!
Гаврилыч (строго). Продолжайте.
Адочка. Долг каждой женщины быть матерью и женой, а не влачить жалкую жизнь неудовлетворенного человека. Какой пример вы подаете молодым? Осознаете ли вы, какой вред нанесли всем нам, не говоря уже о прочих?
Соня. Неправда, я принесла вред только себе, я разрушила только свою жизнь. Вы не можете обвинять меня? особенно ты, грязная... грязнуля!
Гаврилыч (сурово). А кто сказал, что преступление против самой себя перестаёт быть преступлением? Кто сказал, что зло во зло себе самой называется как-то по-другому? Может быть, добром? Или счастьем?
Соня. У меня были другие цели, я посвятила себя работе. У меня не оставалось времени на личную жизнь, но я работала, работала на благо... на благо... (неуверенно, потупившись) на благо природы и общества.
