Николай Коляда - Кармен жива
Пошла, пошла! Мастер пластики! Индия, Афганистан, Непал, Кувейт и Берег Слоновой Кости плачут! Страшила! Бездарь! Посредственность! Серость! Неумёха!
Ходит. Курит.
ИРИНА. Ты микрофон не выключила!
ЭЛЬВИРА. Выключила!
Ищет кнопку на микрофоне, нажимает её несколько раз.
(Распевается). «На мою на могилку, знать, никто не придёт! На моей на могилке соловей не споёт!»
ИРИНА. Надо петь: «Только раннею весною соловей пропоёт».
ЭЛЬВИРА. Да откуда тебе знать? Главное другое: «У других на могилках всё цветы да венки! У меня, у сиротинки, обгорелые пеньки!» Я знаю это! Я это пела в Германии!
ИРИНА. В кабаке.
ЭЛЬВИРА. Да хоть бы и так. И что? Это был один из лучших баров Германии!
ИРИНА. Ага. В подвале. Да принесём мы тебе венок, ладно.
ЭЛЬВИРА. Не принесёте!
ИРИНА. Знаешь, я ведь тоже в баре работала. При гостинице. (Смеётся). Года три работала. Знаешь, как это бывает, в гостинице? Шесть этажей — твои. Ты везде своя. Надо только текст выучить, он постоянный и безотказный. Вот такой: «Алё, это вам девушка звонит, не хотите развлечься, приятно провести время?» Весело было. Только работы много. Чё говорить — работать приходилось очень много, Эля, да. Слушай, эти мужики в командировки поедут, и все ну такие ненасытные и их так много, кто хочет… Понимаешь? Ну как будто им дома бабы не дают. Понимаешь?
ЭЛЬВИРА (потрясённо). Ты что несёшь?!
ИРИНА. А я тебе не рассказывала? Да ну. Плевать, было и сплыло. Но вообще, Элька, они ведь, мужики, очень быстро теряют форму. Бабы как-то подольше чуть. Вот он уже, к примеру, да? Уже подурнел как, ты глянь, за этот год, как с нами работает. А ведь ему двадцать пять только. Мгновение, распустился бутончик и вянет. Почему так — не понимаю. Может, они косметикой не пользуются и потому сразу видно, что они стареть начинают. Как-то у баб это поподольше. Ну, цветение какое-то. (Пауза). Какое-то у меня настроение хорошее стало! (Поёт, смеётся). «У меня нет фигуры, у меня нет лица! Меня мамка родила без посредства отца!» (Хохочет). Знаешь, я люблю «быков». Понимаешь? Ну, ворюг, зэков, мафиози. Я не люблю ментов. Прям торчу от «быков», как на улице вижу: затылки бритые, шеи с золотыми цепями толстые, ух!
ЭЛЬВИРА. Ты уже, что ли?
ИРИНА. Отвали. (Смеётся). Потом тебе что-то про твоего про Витторио расскажу — откинешься.
ЭЛЬВИРА. Говори сейчас!
ИРИНА. Нет, потом, надо чтоб была интрига, а то чё так-то? (Хохочет).
ЭЛЬВИРА. Ты чего разбазарилась? Ты уже приложилась? Когда успела?
ИРИНА. Да ладно, Элька. Я ж тебя люблю, тихо. Раз столик не готов для нам… Тьфу, для нас… У меня жизнь кончилась, я на неё махнула рукой. Знаешь, я выпью и мне так хорошо, мне тогда — всё плевать, в голове мысли никакие не вертятся, всё пучком… А на неё внимания не обращай вообще — ведь баба думает передком, Элечка…
ЭЛЬВИРА. Ну как можно в такой обстановке работать? Никак. Ира?! Ирочка?!
ИРИНА. Да что-о? Ну, хватит ныть. Пошли уже петь. Эта уже кончила. (Хохочет). Не вашим, не нашим, пошли, споём да спляшем!
Ирина подошла, покачиваясь, к магнитофону, нажала кнопку, выключила музыку, смеётся.
ЭЛЬВИРА. Ты что делаешь, ей ещё танцевать?!
ИРИНА. Да надоела она. Пошли, мы теперь выступать будем, душа у меня песни просит…
Вбежала Раиса, кричит в истерике:
РАИСА. Вы сорвали мне номер! Я только-только перевоплотилась!
ЭЛЬВИРА. Это не я! Это твоя коллега по работе! Ей скажи спасибо! Пошли, быстро, пока никто ничего не понял, пошли!
Тянет за собой Ирину, схватившись за конец её платья. Ирина хохочет. Ушли в зал.
Раиса со злостью стаскивает с себя костюм. Переодевается в другой — теперь из сиреневого в красный, хотя фасон всё тот же, и те же колокольчики и фенечки.
По кухне бегают официантки, повара.
В зале:
ГОЛОС ЭЛЬВИРЫ. Дорогие друзья, наш вечер в самом разгаре! Ведь я обещала вам много занимательного, занятного, любопытного, интересного! И вот сейчас для вас поёт дуэт «Вдохновение»! Аккомпанирует уже известный вам Витторио Закамалдин!
Заиграла скрипка. Эльвира и Ирина, перекрикивая всё возрастающий пьяный шум, поют «Нет, не любил он…»
Раиса сидит, корчит рожи, передразнивает их пение, красится. Туда-сюда бегают официантки и повара.
Без перехода, после первой песни, Эльвира и Ирина запели «Дорогой длинною…» — весело, разухабисто, по-цыгански, с присвистом и завываниями.
Спели. В зале хлопают, что-то кричат, свистят, топают ногами.
ГОЛОС ЭЛЬВИРЫ (тяжёлое дыхание). Спасибо вам… Спасибо вам! Друзья мои, спасибо вам за столь тёплый приём нашего дуэта «Вдохновение»! А сейчас снова с очередным дружеским приветом из провинции Ньягабагодуго Раиса Якубова!
Раиса побежала в зал. Ирина и Эльвира вернулись, сели. Одновременно закурили. Молчат. Дышат тяжело. Ирина достала фляжку. Выпила, не стесняясь Эльвиры. Эльвира вырвала у неё фляжку, тоже приложилась. Приличный сделала глоток. Отдала фляжку. Молчат.
ЭЛЬВИРА. Меня ничего не берёт. Я вся на нервах. Мне это — как слону дробина.
ИРИНА. Да мне тоже.
ЭЛЬВИРА. Помолчи! И кончай курить! Голос пропадёт!
ИРИНА. Да прям. Если он есть, дак есть, дак и будет, а нету — дак и нету.
ЭЛЬВИРА (помолчала). Альфонс. И правда, зачем я его одевала и обувала, кормила год целый? Дура, собака два. Он играл всё время этой толстухе в бриллиантах, видела? Ремстройсервис. О, как наворовала на сервисе! Встал, главно, у ихнего стола и играет, на зло мне.
ИРИНА (смеётся). Ага, а мы упираемся, поём для него «Нет, не любил он…» Поём, блин, а он толстухе глаза делает! (Хохочет). Ну, блин, козёл этот твой Витторио…
ЭЛЬВИРА. Альфонс. Альфонс. Это же видно, собака два. Нищета Ивановна. Всё, что он может — на транвае провезти, мороженку купить полизать — всё остальное пропил. Лауреат конкурсов. Каких? Говно.
ИРИНА. Я тебе сказала давно — говно. Бери пример с меня — никого мне не надо. Устаканилась.
ЭЛЬВИРА. Правильно. Никого не надо, кроме водяры. Ой, горе какое, собака два.
Молчат, курят. Смотрят на бегающих официанток.
Раиса в зале танцует, звенят колокольчики.
Всё, сейчас эта индийская провинция станцует и антракт. Горячее будут подавать. Пусть жрут. А мы отдохнём. О, мы отдохнём! О, мы увидим небо в алмазах! Вот в таких, с тарелку величиной каждый алмаз. Шиш.
ИРИНА. Эль, ну нам дадут столик или нет?
ЭЛЬВИРА. Дадут. Догонят и ещё пять раз дадут. Договор-то не подписан. Вам лишь бы пожрать. А мы, может, бесплатно выступаем. Придёт сейчас этот старец, Курочка Ряба, скажет: «А что это за говно было такое, мы такого не заказывали!» — и всё. Конец на этом. Было ведь уже такое и не раз. Ну, расскажи, что хотела про него сказать, а?
ИРИНА. Потом. Он опять сядет за наш столик и всё сожрёт. (Смеётся).
ЭЛЬВИРА. Ты чего?
ИРИНА. А правда…(Хохочет).
ЭЛЬВИРА. Чего? (Тоже хохочет).
ИРИНА. А правда, что он такой в постели… Ну, безбашенный… Ну, то есть, что он — рычит в постели?
ЭЛЬВИРА. Кто?
ИРИНА. Витторио твой.
ЭЛЬВИРА (помолчала). Откуда знаешь?
ИРИНА. Да Райка рассказывала.
Эльвира вскочила. Ходит по кухне.
ЭЛЬВИРА. Тудым-сюдым, тудым-сюдым. Ужасно! Тудым-сюдым, тудым-сюдым. Я её уволю сегодня же! Тудым-сюдым, тудым-сюдым. Не она уволится, уйдёт, а я её уволю, вышвырну, выкину! Тудым-сюдым, тудым-сюдым. Сама буду танцевать! Сама! Я ведь танцевала в Германии! Испанский танец! Кармен-сюиту! Почему бы и теперь мне не станцевать? О, я такие кренделя могу выделывать, вам, блин, не снилось! Кармен жива! Кармен жива! Кармен жива!
ИРИНА. Дак правда?
ЭЛЬВИРА. Спроси, дура, у неё! Или у него! Я буду танцевать! Всё, всё, всё!
ИРИНА. Ну, конечно — танцуй. Во втором отделении, когда все пьяные, можно танцевать — никто уже не врубается. (Смеётся). И я с тобой пойду, а чё?
ЭЛЬВИРА. Да, да, я буду сама танцевать. Сама!
ИРИНА. Да кто тебе не даёт — танцуй. Я говорю, он опять, Витторио наш, опять сядет и всё сожрёт.
