Виктор Славкин - Взрослая дочь молодого человека: Пьесы
Имитатор (заглядывает ему в рот). Понял. До свидания. (Уходит.)
Скрипка (кричит за кулисы). Не забудьте — кукуруза!
Оркестрант (Дирижеру). Вы видели, я хотел вам помочь. Конечно, он меня не понял. Я ему слишком натурально объяснил. Мех, серебряные струны, ложечка. Я забыл, что он имитатор.
Дирижер. Вы много чего забыли, коллега. Вы забыли вовремя прийти на работу, вы где-то забыли ключ от футляра, вы забыли долг перед своей женой…
Оркестрант. Это уж вы зря…
Мандолина. А как ты думаешь, храпеть по ночам — это не долг настоящего мужчины?
Дирижер. Но самое главное — вы забыли свой инструмент, вы не можете объяснить нам сейчас, на чем играли всю жизнь.
Скрипка. Позор! Трудно себе представить, чтобы я, например, забыл свой… этот… ну… (Мечется без инструмента.)
Оркестрант. Ну!
Скрипка перебирает движения, связанные с игрой на различных инструментах. Мандолина бежит за скрипкой и передает инструмент в руки музыканту. Скрипка, как слепой, ощупывает инструмент, приникает к нему подбородком, самозабвенно играет.
Мандолина. Я говорил, что все зависит от осязания. Пощупал руками — человеком стал. Сразу место свое нашел. Вон как заливается. Что тебе Рихтер!..
Геликон. А я, чтобы впросак не попасть, чтобы всегда свое положение чувствовать, инструмент мой никогда с плеч не снимаю. Сплю с ним, ем, в гости хожу или в театр. Вообще я с детства трубу ношу. Сначала она, конечно, маленькая была и я маленький. А потом я немного подрасту, и знакомый медник мне трубу натачает. Еще подрасту — еще натачает. Так мы с ней и выросли. И до того я с трубой своей сжился, что теперь мы одно целое. К примеру, я заболею ангиной, а в трубе нарыв появляется. Мы с ней к простуде восприимчивые. Фу ты!.. Совсем забыл! Лекарство пора принять. (Кидает в раструб несколько таблеток. Присоединяется к играющей скрипке.)
Мандолина (Оркестранту). Вот поучился бы у человека цельности, органичности. (Играет вместе с ними.)
Исполняется сначала тихая пастораль. Но в какой-то момент Мандолина, Геликон, Ударник, а за ними Скрипка и Дирижер подкрадываются сзади к Оркестранту. Начинается игра — не то кошки — мышки, не то пятый угол. При этом оркестранты поют.
Ах ты, милка, моя подружка,
На чем играешь, не понимаю!
— Я играю, все понимаю,
На барабане я играю.
Тр-р-р-р, барабан мой!
— Ах ты, милка, моя подружка,
На чем играешь, не понимаю.
— Я играю, все понимаю,
Я на скрипочке играю.
Пики — пики, моя скрипка,
Тр-р-р, барабан мой.
— Ах ты, милка, моя подружка,
На чем играешь, не понимаю.
— Я играю, все понимаю.
На геликоне я играю.
Ду-ду-ду-ду, геликон мой,
Пики — пики, моя скрипка,
Тр-р-р-р-р, барабан мой.
— Ах ты, милка, моя подружка,
На чем играешь, не понимаю.
— Я играю, все понимаю,
На мандолине я играю.
Трынды-брынды, мандолина,
Ду-ду-ду-ду, геликон мой,
Пики-пики, моя скрипка,
Тр-р-р, барабан мой!
Ду-ду-ду-ду,
Пики — пики,
Трынды — брынды,
Тр-р-р-р-р — барабан мой!
Как только песня кончается, Геликон, Ударник, Скрипка, Мандолина и Дирижер занимают свои места и как ни в чем не бывало доигрывают пастораль до конца. К финалу пьесы в музыкальную ткань вторгается какой-то неприятный звук — не то скрежет, не то хруст. Оркестранты по одному прекращают играть. Прислушиваются, ходят по сцене, пытаясь определить, откуда идет этот звук. Наконец все сталкиваются у футляра Оркестранта.
Оркестрант. Не может быть… Боже мой…
Скрипка. Что такое?
Геликон. Оказывается, это у тебя.
Мандолина. Снова здорово!
Ударник. Опять не слава богу. Я же на подводное плавание опаздываю. Ну и рубка сегодня будет!
Оркестрант. Боже мой… Это они…
Дирижер. Кто?
Скрипка. Отвечайте же!
Мандолина. Ну?!
Оркестрант. Мыши. Это мыши.
Геликон. Как мыши? Откуда в футляре мыши?
Оркестрант. Я же знал… Я знал… Мыши… мыши… Я знаю почему… (В отчаянии бегает по сцене.)
Мандолина останавливает его.
Дирижер (подходя). Так почему?
Оркестрант. Я вчера там кусочек сыра оставил. В обеденный перерыв не доел, решил сохранить, в футляр спрятал. Вот мыши и завелись. Я же знал! Я знал!
Мандолина. Вот к чему приводит недоедание. Я никогда ничего не кладу в футляр. Во-первых, потому что всегда все доедаю, а во-вторых, потому что футляра у меня нет. Я человек без футляра.
Геликон. Это потому что не спит с инструментом. Если б спал, мыши бы никогда не завелись. В постели они не заводятся.
Ударник. А чтоб у меня в барабане мышей не было, я их пугаю. (Бьет в барабан.)
Оркестрант. Мыши… Какой ужас! Какой ужас!
Геликон. Ишь скряга! Сыра жалко. Да мышки много не съедят.
Оркестрант. Съедят. Сыр съедят, за инструмент примутся.
Мандолина. Нужен им твой инструмент!
Оркестрант. Нужен. Он сейчас у них в зубах. Я думаю, если бы вы были в футляре, вы бы тоже съели его. Правда?
Мандолина. Конечно. С хлебушком бы схрупал.
Оркестрант. Вы страшный человек, но они страшнее. Вы едите снаружи, а они изнутри, понимаете. Вас еще можно остановить. С ними я ничего не могу сделать. Мыши — их не видно. Они внутри. Тихо! Тихо!..
Тон скрежетания становится выше.
Слышите! Слышите! Теперь мыши грызут инструмент!
Геликон. Ну и морока!
Оркестрант. А дальше они догрызут до последней щепочки, и у меня не останется ничего. Я никогда не смогу узнать, чему посвятил всю свою жизнь, и никогда не смогу делать то, что умел. Ведь второго такого инструмента нет на всей земле. Завтра мне придется начинать жизнь с нуля, со старта. Хлопнет выстрел за спиной, и мне придется бежать, бежать, бежать. В ногах уже нет упругости, да и одышка мешает… И когда мои ровесники будут рвать финишные ленточки, я буду только — только набирать скорость. И какое блестящее время я бы ни показал, все равно я приду последним. Если не упаду на полпути.
Дирижер. Я думаю, что не стоит так убиваться, коллега. Мы вас пристроим к делу. Все-таки вы член нашего коллектива. Столько лет безупречной службы… Местечко для вас найдется. Ноты будете переписывать, пюпитры расставлять…
Геликон. Мою медь асидольчиком чистить.
Скрипка. Струны канифолью тереть.
Мандолина. Может быть, сбегать куда придется.
Ударник. Слушай, узнай, кто выиграл. Ну и рубка была сегодня!..
Оркестрант. Нет, это не мои занятия… Впрочем, может быть, именно мои. Ведь я никогда не был уверен, что делаю то, что должен делать. И вообще меня никогда не покидало ощущение, что я постоянно нахожусь не в том месте, где мне надо находиться. Бывало, сидишь в компании, люди кругом интересные и вино на столе. Сидишь и думаешь — а зря я здесь время провожу, что-то важное я сейчас упускаю, что-то происходит без меня. И кажется, что у меня дома сейчас зазвонит телефон и от этого звонка круто изменится вся моя жизнь. Я бросаю друзей, бегу домой и целый вечер сижу у телефона. А телефон, конечно, не звонит.
Скрипка. Так я не понял, согласны вы или нет на наши предложения?
Дирижер. Остаетесь?
Геликон. Вот асидол!..
Скрипка. Вот канифоль!..
Ударник. Давай, старик, скорей! Я еще на спортивное ориентирование успею. Ну и рубка сегодня будет!..
Оркестрант. Сейчас… сейчас… (Прижимает руки к груди. Внезапно лицо его меняется.) Ключ. Ключ!.. Клю-у-уч! За подкладку завалился. Мой ключ… (Достает из-за подкладки пиджака ключ от футляра.) Вот он! Ага-а-а-а! Испугались? Прочь асидол!.. Прочь канифоль!.. Прочь все! Я снова на дистанции! Я бегу впереди всех. Мне ничего не придется начинать сначала! Мне не нужна ваша помощь! У меня снова есть свой инструмент, и такого нет ни у кого! Вы еще будете мне завидовать. Завидовать! Все, все будут завидовать мне!.. (Бросается к футляру, щелкает замком, распахивает футляр.)
Из пустого бархатного нутра на сцену бегут белые мыши.
Занавес
Плохая квартира
Действующие лица:
